Инсценировка (1993)

Один из ключевых фильмов Джона Джоста, снятый в один год с другим шедевром «Постель, в которой спишь». Он может напомнить по стилю «Криминальное чтиво» или же «Прирождённые убийцы», только все эти фильмы были сняты позже. Скорее «Инсценировка» дальнейшее развитие темы бунтарей-маргиналов, начатое Джостом ещё в «Последних песнях для медленного танца».

Джон Джост эстетически всегда тяготел к Европе, оттого его стиль проще описать в контексте европейского кино. Можно сказать, что Джост вобрал в себя киноманский формализм Жан-Люка Годара, социальную критику Райнера Вернера Фассбиндера и экзисцентициализм Вима Вендерса. Хотя порой проглядывает влияние Ингмара Бергмана, для кинематографа которого тоже характерна исповедальность героев, концентрация на человеческой душе. В то же время в ряду американских гуру независимого кино, таких как Тарантино, Родригес, Джармуш Джост выглядит белой вороной и не только потому что старше каждого из них и повидал в жизни не меньше, чем Максим Горький, но и потому, что для кинематографа Джоста совсем не характерен постмодернизм. Даже когда он откровенно потешается над Дэвидом Линчем, перенося действие своего шедевра «Постель, в которой спишь» как бы на задворки Твин Пикса, где лесопилке досаждают защитники сов, а главный герой откровенно назван Рэем Уайзом, в этом не видится постмодернистский эпатаж. Скорее постановщик напоминает, что главное всегда человек, а потому в «Инсценировке» многочисленные формальные изыски, как то полиэкран, эксперименты с цветом, обычные для Джоста многократные экспозиции, не заслоняют драму очередных неприкаянных героев, напрасно прожигающих свои жизни где-то на задворках Америки. Если в «Последних песнях для медленного танца» Джост снимал романтический флёр с героев-бунтарей, которых довольно прославили такие авторы, как Артур Пенн и Деннис Хоппер, то уже в иную эпоху те же самые персонажи, ставшие позднее объектами забав гениального ребёнка Тарантино, а до того украшавшие деконструктивные фильмы Джармуша и братьев Коэн, достойны, по мнению Джоста, человеческого изображения, и если, к примеру, Рикки Ли знал, на что шёл, то Бетт-Энн кажется невольной жертвой, заложницей любви к плохому мальчишке. «Ещё любить меня за то, что я умру», писала когда-то Марина Цветаева. Вот и Джост делает очередных прирождённых убийц героями трагедии, где слово fine впервые наделяется онтологическим смыслом, означающим конец бытия конкретных людей. И миллиарды песчинок уже готовы скрыть человеческое лицо, а голос Бетт-Энн, доносящийся как бы извне, скоро навсегда замолкнет, ведь не зря Лючио Фульчи назвал порог смерти вратами безмолвия. И верно выбранный жанр — road movie — лишь подчёркивает конечный путь всех людей — ничто. И это ничто пугает намного больше, чем тяжесть совершённых героями преступлений.

10 из 10

Один из ключевых фильмов Джона Джоста, снятый в один год с другим шедевром «Постель, в которой спишь». Он может напомнить по стилю «Криминальное чтиво» или же «Прирождённые убийцы», только все эти фильмы были сняты позже. Скорее «Инсценировка» дальнейшее развитие темы бунтарей-маргиналов, начатое Джостом ещё в «Последних песнях для медленного танца».

Джон Джост эстетически всегда тяготел к Европе, оттого его стиль проще описать в контексте европейского кино. Можно сказать, что Джост вобрал в себя киноманский формализм Жан-Люка Годара, социальную критику Райнера Вернера Фассбиндера и экзисцентициализм Вима Вендерса. Хотя порой проглядывает влияние Ингмара Бергмана, для кинематографа которого тоже характерна исповедальность героев, концентрация на человеческой душе. В то же время в ряду американских гуру независимого кино, таких как Тарантино, Родригес, Джармуш Джост выглядит белой вороной и не только потому что старше каждого из них и повидал в жизни не меньше, чем Максим Горький, но и потому, что для кинематографа Джоста совсем не характерен постмодернизм. Даже когда он откровенно потешается над Дэвидом Линчем, перенося действие своего шедевра «Постель, в которой спишь» как бы на задворки Твин Пикса, где лесопилке досаждают защитники сов, а главный герой откровенно назван Рэем Уайзом, в этом не видится постмодернистский эпатаж. Скорее постановщик напоминает, что главное всегда человек, а потому в «Инсценировке» многочисленные формальные изыски, как то полиэкран, эксперименты с цветом, обычные для Джоста многократные экспозиции, не заслоняют драму очередных неприкаянных героев, напрасно прожигающих свои жизни где-то на задворках Америки. Если в «Последних песнях для медленного танца» Джост снимал романтический флёр с героев-бунтарей, которых довольно прославили такие авторы, как Артур Пенн и Деннис Хоппер, то уже в иную эпоху те же самые персонажи, ставшие позднее объектами забав гениального ребёнка Тарантино, а до того украшавшие деконструктивные фильмы Джармуша и братьев Коэн, достойны, по мнению Джоста, человеческого изображения, и если, к примеру, Рикки Ли знал, на что шёл, то Бетт-Энн кажется невольной жертвой, заложницей любви к плохому мальчишке. «Ещё любить меня за то, что я умру», писала когда-то Марина Цветаева. Вот и Джост делает очередных прирождённых убийц героями трагедии, где слово fine впервые наделяется онтологическим смыслом, означающим конец бытия конкретных людей. И миллиарды песчинок уже готовы скрыть человеческое лицо, а голос Бетт-Энн, доносящийся как бы извне, скоро навсегда замолкнет, ведь не зря Лючио Фульчи назвал порог смерти вратами безмолвия. И верно выбранный жанр — road movie — лишь подчёркивает конечный путь всех людей — ничто. И это ничто пугает намного больше, чем тяжесть совершённых героями преступлений.

10 из 10

Двое неприкаянных молодых людей, Рикки-Ли и Бет-Энн, путешествуют по Америке, надеясь добраться до солнечной Калифорнии, своего рода «земли обетованной». Езда на машине, секс, на редкость натуралистичный, — вот два самых доступных удовольствия, которые они могут себе позволить. Для того чтобы получить более дорогие, они идут на преступление — грабят магазин, но по неопытности убивают трёх человек. После чего их казнят, вводя в кровь смертельную дозу инъекции…

Подробная демонстрация этой процедуры делает картину одной из самых труднопереносимых в кино. «12 сцен с единственно возможным исходом» — такой ремаркой предварил свой фильм Джон Джост, пожалуй, самый нонконформистский режиссёр среди всех независимых. Коллажная структура, напоминающая аппликации, репортажность, статика сверхдлинных планов, отстраненность и кажущаяся безэмоциональность заставляют вспомнить наиболее радикальные эксперименты Жана-Люка Годара.

Что касается идейного замысла, то здесь картина встаёт в контекст, определяемый такими картинами как «Короткий фильм об убийстве», «Поцелуй бабочки» и «Мертвец идёт», так или иначе посвящёнными проблеме смертной казни. Лишенная комического посыла сатира, обнажающая нравы общества, оберегающего своё благополучие узаконенным правом судить и наказывать, тем не менее, не мешает воспринимать это кино, прежде всего, как экзистенциальное, а потом уже как социальное явление.

Единственный фильм Джоста, который я посмотрел, и, скорее всего, он таковым останется еще долгое время, хотя о просмотре я не жалею. С одной стороны, это типичный американский авторский фильм из категории провинциального сюрреализма, к которой можно причислить раннего Джима Джармуша и Майкла Ди Джакомо. С другой, Джост довольно самобытен и на упомянутх режиссеров одновременно похож и не похож. Фильм практически полностью статичен, картинка иногда не меняется минут по десять, движений камеры, как таковых, я вообще не заметил и вообще фильм чем-то даже похож на параджановский «Цвет граната», только снятый в бескрайней американской глубинке. Что именно хотел выразить Джост этой картиной, с ходу сказать очень трудно, хотя по канве она крайне проста, чтобы не сказать примитивна. Героиня говорит монотонным невыразительным голосом, не меняя выражения лица, — возможно, так было задумано и в этом есть какой-то символизм. Очень много разговоров о сексе и самого секса, что отвлекает от созерцательного настроения и частично разрушает поэтику, ведь секс, который мы здесь видим, это всего лишь физиология. Если этот фильм направлен против истэблишмента и мейнстрима, то зачем такая зацикленность на сексе, ведь в истэблишменте и мейстриме все тоже самое, только подано по-другому: достаточно вспомнить рекламу или музыкальные клипы, в которых сплошь красивые девушки в купальниках, а иногда и без них. Еще много правильных мыслей о разрушительной силе денег, богатстве, известных личностях и т. д. Есть один практически порнушный символический кадр. Понравились слова героини о том, что если заниматься сексом это так прекрасно и приятно, то почему слово fuck, которое описывает этот процесс, такое грубое и используется в ругательствах? Тот же вопрос можно адресовать и русскому эквиваленту слова fuck, который мы все знаем. Действительно очень интересный вопрос.

В конце фильма лицо говорящей героини медленно исчезает на странном темноватом фоне экрана — очень интересный и загадочный прием, символизирующий ее уход в небытие.

Фильм для любителей нестандартного кино. Картина крайне медленная и статичная, но очень провинциально-необычная по картинке. Кажется, Джост настолько не заинтересован в зрителе, что даже ранние фильмы Джармуша по сравнению с «Инсценировкой» можно назвать коммерческими. Понравится далеко не всем, но картина любопытная.

P.S. «Инсценировка» — неправильный перевод, здесь речь идет, скорее, о «подставе».