Все работы Вермеера в Нью-Йорке (1990)

Этот фильм Джоста проще всего воспринять как романтическую историю Анны и Марка, которых однажды в нью-йоркском музее свела любовь к живописи и конкретно Вермееру. Анна начинающая актриса, живущая в Нью-Йорке вместе с подругой и ещё одной девушкой, у которой они снимают арендуют комнаты, а Марк биржевой делец, само воплощение капитализма. Единственное человеческое, что в нём есть — любовь к искусству, оттого ему и понравилась Анна, напомнившая женщин Вермеера. Однако между ними пропасть не только социальная, но и культурная. Анна воплощает духовность, высокое начало жизни, а Марк скромный делец капитализма. Он служит денежному молоху, постепенно пожирающему его изнутри. Оттого его смерть в финале воспринимается как само собой разумеющийся исход — он отдал все силы обогащению, а затем был выброшен за ненадобностью.

Джон Джост тонко, без всякого навязывания, подводит зрителя к мысли, что погоня за успехом не главное в жизни. Деньги тлен, а искусство, небо над головой — вот это вечно. Америка уже давно превратилась в денежный конвейер, в символ потребления, оттого неудивительно, что француженка Анна чувствует себя неуютно. Для неё общение с Вермеером потребность, как бы пуповина с европейской культурой, в то время как Марк неспроста умирает в музее — непростительная для капиталиста любовь к красоте погубила его, ведь он был вынужден внутренне разрываться — на бирже изображать делового коммерсанта, а за пределами — предаваться разговорам об искусстве с Анной. Его предсмертное признание в любви не стоит воспринимать так доверчиво — знал ли он, что это такое. Или любовь для него тоже одна из сделок. Капиталист берёт то, что хочет. Оттого Марк сразу пригласил Анну на свидание и очень удивился, что она пришла с подругой и вообще прикинулась, что не знает английский язык. С этих пор Марк стал настойчиво добиваться с ней встречи, всячески намекать переехать к нему, ведь у него можно жить бесплатно. Подобно Бунюэлю, Джост проникает вглубь капитализма, показывая холодный расчёт во всём, что ни возьми. Сцены на бирже, вскольз изображённые Джостом, далеко превосходят многие эпизоды «Уолл-Стрит» и сопоставимы по обнажению бессмысленной суеты с гениальными кадрами «Затмения» Микеланджело Антониони. Джост, впервые, возможно, имея на руках 250 тысяч, снимает так же, как он привык, отвечая один за многие элементы фильма. Немалая массовка, заполученная Джостом, позволила ему создать впечатляющий портрет большого города, где все бегут по своим делам, вместо того, чтобы остановиться и подумать о том, что они делают. Люди поневоле воспринимаются как муравьи, ведомые инстинктом, стремящиеся как можно больше заработать и как можно меньше потратить.

Фильм Джона Джоста в американском прокате лишь наполовину окупил себя (кстати, вышел в прокат 11 сентября, и это символично, учитывая одну из ключевых сцен фильма на крыше несуществующего ныне небоскрёба) и получил премию на Берлинском кинофестивале в Программе молодого кино. Хотя Джоста при всём желании уже сложно было назвать молодым (родился в 1943). Но именно в начале 1990-х кинематограф Джоста получил признание в профессиональной среде и широкую известность в узких кругах киноэстетов.

8,5 из 10

Две девушки-студентки, француженка Анна и американка Фелисити, снимают в Нью-Йорке одну квартиру на двоих. Марк, биржевой брокер средних лет, во время посещения музея в зале Яна Вермеера видит Анну, во внешности которой находит немало общего с одним из портретов художника. Под впечатлением от обнаруженного сходства он хочет познакомиться с девушкой, но в силу своей застенчивости не находит ничего лучшего, как всунуть ей в руку бумажку с приглашением прийти на свидание.

Марк предлагает Анне жить вместе в его апартаментах, а когда узнаёт, что её гнетёт денежная проблема, даёт ей 3000 долларов для оплаты квартиры. Вручив Анне необходимую сумму, он уже не может вновь что-то ей предлагать, поскольку теперь любая инициатива с его стороны уже не будет выглядеть бескорыстной. Вскоре одна из неудачных сделок превращает Марка в банкрота. Во время очередного посещения зала Вермеера у него начинает идти кровь из ушей и последнее, что он успевает сделать — по телефону признаться Анне в любви…

Джон Джост снимает вроде бы сухое концептуальное кино свободных ассоциаций, из которого как бы изъяты психологические мотивировки. Он исповедует стиль размеренно-монотонных сцен-планов, никак не акцентированный ни монтажом, ни музыкой, ни актёрской игрой. Такое кино позволяет достаточно вольно трактовать историю, которая, возможно, не особо нуждается в каких-либо истолкованиях. Под «Вермееров» можно подложить идею о необходимости совмещать высокие духовные устремления и прагматичный расчёт, без которого сложно существовать в современно мире.

А можно подвести этический базис о поклонении хоть и великим, но всё же «мёртвым полотнам», при одновременной неспособности слышать голос живого человека, нуждающегося во взаимопонимании и принятии. Сцена свидания Анны и Марка на крыше одного из нью-йоркских небоскребов, приспособленных под смотровую площадку, после событий сентября 2001-го года производит дополнительный трагический эффект…