Розенкранц и Гильденстерн мертвы (1990)

Нужно быть тем еще смельчаком чтобы осмелиться переиначить классическую пьесу Шекспира. Но начинающий драматург Том Стоппард плевать хотел на потенциальную критику и в 1967 году выкатил свою дебютную пьесу, которая в том же году обрела свое воплощение на сцене. И в экранизации, режиссером в которой Том Стоппард так же выступал, видна вся эта «театральщина».

Рецензировать эту киноленту как обычный фильм крайне сложно. Ощущения после просмотра совершенно не похожи на те, что я испытывал при просмотре любой другой картины. Чем это можно объяснить?

Ну во-первых, конечно же, тем что изначально «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» это пьеса и такой формат делает действие гораздо более коридорным, каким-то тесным и искусственным. Но в этом фильме все эти факты играют только на руку режиссеру. У меня, как у зрителя, это вызывало неподдельное напряжение, хотя с другой стороны диалоги между главными героями располагали к весьма спокойной и более менее размеренной обстановке.

В этом смысле, фильм собрал в себе кучу контрастов. Каким-то образом тут совмещается психодел Девида Линча и мультяшный юмор Монти Пайтона, бешеный темп диалогов из комедий сороковых и колкости диалогов Квентина Тарантина, неподдельное уважение к оригиналу и его откровенное высмеивание. Возможно от этого, а так же от того что главные персонажи порой выступают в роли наблюдателей и приходит это странное ощущение присутствия.

Главные герои, Розенкранц и Гильденстерн, сами не понимают, что происходит. Парни, будто просто по умолчанию друзья, хотя они оба не знают, кто из них Розенкранц, а кто Гильденстерн, но что им остается делать? Поэтому они просто следуют событиям пьесы, где-то ходят, размышляют на различные темы и просто тусуются в ожидании события. Мы так же становимся зрителями этой театральной постановки, так же пытаемся понять что происходит и рассуждаем вместе с героями и будто становимся их третьим компаньоном. В следствии, восприятие действа на экране становится каким-то аттракционом противоречивых чувств, в конце которого тебя выгоняют с карусельки, оставляя с множеством вопросов и размышлений, которые еще некоторое время могут тревожить неподготовленного зрителя.

Но оно того стоит. Хотя, лучше конечно все-таки немного приготовиться и хотя бы Гамлета почитать.

С Гэри Олдманом случилось неприятное еще при рождении: маограмотная сотрудница мэрии не сумела написать Harry (Гарри-Харри), и из под ее куриной лапы вышло чукотское Gary, избретя тем самым новое имя. Впрочем, если американца назовут «Автобус», никто не удивится. У них это в пределах нормы. Равно как и низкая (ниже чем у нас средняя грамотность).

Имея такое имя Гэри просто обязан был сыграть в пародии Шекспира [сознательно пишу без предлога «на», и попробуй только исправить!]. Впрочем, у Вилли все его драм-опусы — пародия на хороший тон и тяжкое испытание для нервов зрителя (а как бедных актеров пытают этим бездарным графоманом!) Но теперь публика хотя бы немного отомщена.

Прискорбно то, что это едва ли не единственная справедливая постановка унылого плагиатора. Есть, впрочем, Ромео и Жюльета в Лео ди Каприо. Тоже очень смешная, несмотря на то, что там полностью сохранен убогий слог шекспира.

Многогранная и талантливая постановка, облаченная в вид фильма, но по структуре и сути своей оставшаяся спектаклем.

Для начала немного о сюжете. Два остолопа едут прогулочным шагом, болтают о том, о сем, и внезапно обнаруживают себя в роли второстепенных героев легендарной трагедии. Как и все второстепенные герои, они весьма условны: у них нет прошлого, нет будущего, нет даже особенно интересных мыслей — только набор действий, которые они должны совершить, чтобы двинуть сюжет вперед. Но, в отличие от большинства героев второго плана, Розенкранц и Гильденстерн (или Гильденстерн и Розенкранц?) не собираются с этим мириться: они ищут — смысл своих поступков, судьбу, предназначение. И находят — в театре то, что ты на сцене — это уже смысл.

Плюсы.

1) Великолепная постановка в лучших театральных традициях.

2) Шекспир, которого, кстати говоря, в фильме довольно-таки много, и, надо отдать должное, даже вырванные из контекста и очень отрывочные сцены с Гамлетом, Офелией и Лаэртом полны и чувств, и трагизма.

Гамлета тут отыгрывают четырежды. Первый — очевидный слой — это та самая история, в которой принимают непосредственное участие несчастные недотепы Розенкранц и Гильденстерн. Остальные три — на совести бродячей труппы. Сначала историю принца датского показывают нам в виде немой пантомимы перед кухонной челядью. Действие происходит без единого звука, но движения отточены настолько, что слова и не требуются. Трагический финал трагичен даже несмотря на то, что вместо крови даже не кетчуп, а бутафорская ткань.

Потом — время греческой трагедии, время печальных масок и пронзительного плача свирели (это ведь свирель, да?). Собственно, в «Гамлете» эта постановка тоже присутствует.

И — последний слой матрешки, который лично меня привел в восторг — это кукольное представление, которое снова повторяет знаменитый сюжет. То есть, король и королева смотрят на актеров, изображающих короля и королеву, которые смотрят на кукольных актеров, изображающих короля и королеву… Это такой театральный фрактал, символизирующий, как мне кажется, множественность прочтения любой великой пьесы, когда каждая следующая постановка открывает ее по-новому и в то же время является отражением всех предыдущих постановок.

3) Ирония и абсурд. «Я хочу домой», — говорит Розен… Гильденстерн, и нельзя отказать ему в проницательности. Герои сознают абсурдность происходящего с ними, но в то же время вынуждены подчиняться великой руке Сюжета, и это очень забавно. Полные смысла диалоги из «Гамлета» со стороны Розенкранца и Гильденстерна оказывают детской игрой в «вопрос-ответ», попытки разобраться, что же происходит при дворе датского короля, по большей части обречены на провал. Остальные персонажи путают Розенкранца с Гильденстерном (ведь и в Гамлете, откровенно говоря, разницы между ними нет), потому бедолаги так до конца и не могут сообразить, кто из них кто.

4) Актеры. Молодые Олдман и Рот хороши так, что это почти незаконно. Гамлет-Глен просто фантастический, он здесь как бы второстепенный, но выкладывается на полную, и оригинальную пьесу с ним в главной роли я бы посмотрела.

Минусы.

1) Шекспир. Весьма условный минус, но все же. Без знакомства с первоисточником за фильм лучше даже не приниматься — пропадут и смысл, и очарование.

Итог.

Прекрасный фильм и прекрасная постановка. Ода любви театру, Шекспиру, драматургии. И второстепенным героям, храни их Юпитер — они порой совсем не хуже главных.

9 из 10

потому что фильм все-таки камерный.

Почитав рецензии на эту постановку, вижу удивительную (хотя и закономерную) вещь: каждый зритель заметил в фильме что-то совершенно своё и понял его по-своему. Некоторые даже так и не смогли окончательно уйти от «шекспировского» восприятия и продолжают объединять двух главных персонажей, несмотря на всю их радикальнейшую несхожесть. Кое-кто вообще не разглядел за внешним абсурдом никакого смысла… Каюсь, у меня было такое же ощущение, когда я пыталась пьесу Стоппарда ЧИТАТЬ.

Но вот я смотрю фильм… и не нахожу в диалогах и действиях персонажей ничего абсурдного! Если подумать, все они вполне осмысленны и ведут к определённой цели (восстановить память о произошедшем), хотя подчас и немного дзен-буддистским способом. Для меня лично нет сомнений, что речь здесь идёт именно о двух ПРИЗРАКАХ, а все «путешествия во времени» есть посмертное испытание, которое должно решить их дальнейшую судьбу. И вот что важно: у меня сложилось твёрдое убеждение, что дальше Розенкранц (Олдман!!!) и Гильденстерн (Рот!!!) будут двигаться уже не вместе.

В самом деле, на первый взгляд, персонажи — два «маленьких человека», в равной степени виновных и невиновных в забытом ими самими предательстве. Что им можно инкриминировать, кроме страха перед власть имущими и нежелания вникать в суть собственных действий («меньше знаешь — лучше спишь», «плыви по течению» и т. п.)?

Однако!

Герой Олдмана — наивный простак с проблесками на гениальность. Его можно назвать романтиком, но в нём есть много и от учёного: в новой реальности его интересуют прежде всего физические законы, особенности окружающего мира. У него нет и никогда не было особых амбиций, его не так сильно волнует собственная роль в пьесе жизни. При несомненной яркой индивидуальности, он слабый и ведомый человек в этой паре — в своё время он наверняка жалел Гамлета (даже теперь содержание письма его смущает), но поддался влиянию товарища.

А вот Гильденстерн — птица СОВСЕМ другого полёта!

Многие отметили прагматичность персонажа, однако, к моему удивлению, упустили из виду его чрезвычайную амбициозность. В фильме есть, на первый взгляд, малозначительные эпизоды, где это качество отлично раскрывается: например, казалось бы, пустяковый диалог — очередная попытка восстановить события — в котором Гильденстерн готов выступать только в роли Гамлета. И так царственно возлежит на скамье… Простая условность? Едва ли!

Именно Гильденстерна бесит, что он не видит Себя в многочисленных постановках загробного театра. Розенкранц («романтик») вообще спектакли смотрит невнимательно, часто отвлекается. Напротив, персонажу Тима Рота очень важно, восемь трупов или шесть, и не только в плане понимания своей жизни/смерти. Он не хочет быть эпизодическим и тем более внесценическим героем! Возможно, я слишком далеко захожу в своих предположениях, но мне кажется, что при жизни Гильденстерн завидовал Гамлету и в своё время был РАД собственной исторической миссии. Разумеется, на первый взгляд, от его реплик по поводу содержания вскрытого письма разит просто чёрствостью и равнодушием… кто-то может сказать, что герой всего лишь научился философски относиться к смерти — но где его стоическое равнодушие, когда речь идёт о нём самом?! Тут Гильденстерн сразу начинает возмущаться: мол, нельзя играть с человеческими жизнями! И совершает поступок Дьявольски дерзкий и смелый (если я, конечно, правильно понимаю, кто такой Глава Труппы, и если персонаж придерживается того же мнения). Вот это амбиции! Это заявка уже не на главного героя, а на…

Конечно, это всего лишь теория. Но для меня глубинный смысл произведения — в нежелании «маленького человека» принять себя как простую пешку, как статиста на сцене жизни. И при этом трагической неспособности реально на что-либо повлиять, даже совершить большое Зло… Тем не менее, ИМХО, в моральном плане напарники не схожи абсолютно, и последний диалог ясно намекает на то, что я сказала выше: несмотря на видимую цикличность происходящего, дальнейшее будет различным для Гильденстерна и Розенкранца.

Жаль, что нам не удастся на это посмотреть…

9 из 10

Что будет, если второстепенных героев вывести на передний план? Рассмотреть повнимательнее их жизнь, которую они незаметно живут, оттеняемые главными персонажами. Послушать разговоры, которые они ведут, когда от них отводят прожектор внимания, когда перестают снимать камеры, когда закрывается занавес. Что они говорят друг другу, когда их никто не видит?

Розенкранц и Гильденстерн, лучшие друзья Гамлета, передвигаются по странному миру, который кажется театральной постановкой, состоящей из полутеней и полунамеков. Иногда они будто бы пытаются уловить какую-то суть, но чаще становится ясно, что никакой сути и нет. Они представляют собой симбиоз двух сознаний, которые так тесно друг с другом связаны, что как будто являют собой уже одно целое. У них свои игры, свои разговоры, свои ссоры и свои радости. Они уже целую вечность бродят по этому миру, обсуждая все, что придет в голову, и пристально всматриваясь, надеясь усмотреть все-таки, к чему это все. Сначала кажется, что Гильденстерн (или Розенкранц? Никогда нельзя быть уверенным) слегка уступает по уму и способностям рассудительному Розенкранцу. Тем комичнее смотрятся ситуации, когда Гильденстерн своей наивностью и любопытством в самый неподходящий момент открывает то закон притяжения, то паровой двигатель, то произносит глубоко философскую речь. И все это и смешно и нелепо, а нелепость пронизывает весь фильм. Она и в том, как драматично страдает Гамлет, она и в том, как глупо смотрятся Розенкранц и Гильденстерн вдвоем, и в том, как высоко мнит о себе труппа непутевых актеров, хотя и занимает большое место в сюжете.

Действительно, театр и реальность здесь постоянно перетекают друг в друга, то, что было сыграно, становится реальностью и даже то, что играется на сцене уже и есть сама реальность. «Это место — это сумасшедший дом!» — не выдерживает даже Гильденстерн. И он прав, нормального в этом фильме нет ничего. Всё до единого: и персонажи, и замок, и диалоги, все отбрасывает на зрителя тень безумия.

«Зачем мы здесь?» — вопрос, который без конца задают себе герои. Спасти сумасшедшего Гамлета? Предотвратить неминуемые смерти? Быть единственными зрителями бродячего театра? На деле оказывается, что для того, чтобы умереть самой нелепой смертью.

Я же, как зритель, смотрю на двух забавных детей, которые оказались, почему-то там, где им совсем не место — во взрослом и непонятном мире. Нельзя не испытывать к ним симпатию, нельзя не сожалеть о том, что они не способны понять ни коварных заговоров, ни построить простые логические связи, ни вспомнить свое прошлое. И они действительно не понимают, почему все за ними наблюдают и что им нужно делать, почему столько внимания их персонам. Они обречены. Фильм иногда откровенно переходит в комедию, иногда комедией и не пахнет. Это, безусловно, любопытное и интересное постмодернистское кино, которое может заставить и посмеяться, и подумать, и просто побыть в этом состоянии недоумения вместе с главными героями.

Фильм снят по мотивам пьесы Тома Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», которая была опубликована в 1966 г. Фильм был снят позже — в 1990 году. Более подробно поговорим о фильме. Данная картина является ярким примером постмодернистского искусства. Том Стоппард дебютировал с ней как режиссер. И результат — великолепный фильм. Интересный и волнующий сюжет, тонкая игра актеров, качественная музыка. Фильм начинается с песни Pink Floyd «Seamus» и с первых аккордов мы понимаем, что фильм будет нестандартен.

Стоппард оригинально изложил «Гамлета» У. Шекспира. И на все события великой трагедии мы смотрим глазами не датского принца, а глазами второстепенных героев — Розенкранца и Гильденстерна. И это характерная черта постмодерна. Попытка перевернуть или довести до абсурда уже известное. Оба героя, которым в шекспировской трагедии не довелось стать ключевыми, получили свою историю у Стоппарда. Режиссер иронично переосмыслил «Гамлета», отвергнул прошлое и создал новое постмодернистское кино. Это кино абсурдное, игровое, со множеством концепций и еще большим множеством их трактовок.

Фильм получился эклектичным, в нем смешались реальность и вымысел, обыденность и неповторимость, курьезные ситуации и глубокомысленные размышления. И само произведение искусства балансирует между кино — и театральной постановкой. Фильм наполнен цитатами, что также указывает на его постмодернистский характер.

Игра легендарных Гари Олдмана и Тима Рота не лишена некоего абсурдного шика. Фильм получился ярким и запоминающимся, требующим осмысления. А ведь таким и является постмодернистское искусство.

Датский принц Гамлет, вернувшись на родину, узнаёт о том, что отец его умер, а его дядя Клавдий, «нарушив нормы как моральные, так и юридические», завладел троном своего брата и даже пробрался в его постель, сочетавшись браком с матерью Гамлета. Отец является Гамлету с того света и говорит ему, что был отравлен Клавдием. Гамлет потрясён коварством дяди, но ещё больше его ранит, что все те, кто ему дорог, предают его или становятся орудием в руках врагов — мать, его возлюбленная Офелия и его старые друзья Розенкранц и Гильденстерн.

Да-да, Розенкранц и Гильденстерн. Даже человек, хорошо знакомый с пьесой Шекспира, не сразу вспомнит эти имена. Второстепенные персонажи, совершенно взаимозаменяемые, которые нигде не появляются отдельно друг от друга, так что даже Шекспиру по большему счёту неважно, кто из них Розенкранц, а кто — Гильденстерн. Пока Гамлет притворяется сумасшедшим и ищет способ вывести Клавдия на чистую воду, тот поручает Розенкранцу и Гильденстерну развлечь принца и выведать у него, почему он так странно себя ведёт и что, собственно, задумал.

Почти полвека назад британскому драматургу Тому Стоппарду пришла в голову блестящая идея — изложить историю Гамлета с точки зрения этих двух второстепенных персонажей или, точнее говоря, рассказать историю их самих — мелких придворных, волею случая втянутых в водоворот событий, о которых они не имеют ни малейшего представления. Пьеса Стоппарда под названием «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» имела огромный успех и принесла автору мировую известность, а в 1990 году он самолично снял по ней одноимённый фильм, ибо, по его словам, никто другой «не сумел бы отнестись к ней с подобающим неуважением».

Посмотреть на всем знакомый сюжет с другой точки зрения, вывести на первый план малозначительных персонажей — идея сама по себе интересная, однако замысел Стоппарда этим не исчерпывается. На самом деле, просмотр этого фильма может заменить собой десяток лекций по современному искусству — столько идей и концепций вложено в него автором. Все эти умные слова с трудноуловимым значением — «экзистенциализм», «постмодернизм», «деконструкция» и т. д. и т. п. — внезапно обретают простой и понятный смысл, едва заговариваешь о них в контексте пьесы Стоппарда. И количество здесь ничуть не мешает качеству — каждая концепция получает полное и достойное воплощение.

Итак, прежде всего, это деконструкция пьесы Шекспира и одновременно замыкание её на саму себя. Это как будто голограмма — «Гамлет» здесь существует на всех уровнях, отражается в самом себе и повторяется в бесконечном цикле, а любая попытка Розенкранца и Гильденстерна выйти за очерченные Шекспиром рамки обречена на провал. Если, например, в пьесе Шекспира бродячие актёры разыгрывают перед королём пьесу «Убийство Гонзаго», лишь отдалённо напоминающую «Гамлета», то здесь они ставят «Гамлета». А внутри того «Гамлета» снова ставят «Гамлета» (что блестяще продемонстрировано в фильме) — и так до бесконечности.

Одновременно текст Стоппарда — это тонкая пародия (тоже очень важное явление в современной культуре), причём высмеивается не сколько Шекспир с его «Гамлетом», столько жанр трагедии как таковой. Особенно достаётся трагедийным концовкам, в которых смерть без разбору настигает и положительных, и отрицательных героев. «Сущая бойня, восемь трупов», — так характеризует пьесу предводитель труппы бродячих актёров, и слова эти в применении к главному шедевру мировой драматургии звучат действительно смешно.

Но наиболее важна здесь, пожалуй, экзистенциальная составляющая — размышления Розенкранца и Гильденстерна о своём существовании при невозможности понять его смысл. Они не помнят о том, что было с ними до того, как началось действие пьесы Шекспира, не понимают смысла происходящего вокруг и, уж конечно, не понимают, за что их приговаривают к смерти. Им кажется, что весь мир вертится вокруг них, а между тем они случайные жертвы в войне Гамлета и Клавдия, малозначительные персонажи давно написанной пьесы, судьба которых не волнует ни автора, ни читателей.

Все эти рассуждения могут показаться всего лишь забавной интеллектуальной игрой, но, если задуматься, они оказываются более чем применимы к нашей жизни. А не являемся ли мы актёрами в чужом спектакле? Мы точно так же не знаем, зачем появились на свет, не знаем, что было с нами до нашего рождения и было ли что-нибудь вообще, жизнь как будто проходит мимо нас и мы лишь наблюдаем за ней через зарешечённые окна (или экран телевизора), а смерть остаётся для нас непостижимой загадкой. Как бы мы ни пыжились, как бы ни прикрывались наукой, религией и чёрт знает чем ещё, мы знаем о жизни, рождении и смерти не больше, чем эти двое бедолаг, запертых в шекспировской пьесе.

И здесь можно углубиться в совсем уж философские материи, поговорить ещё о детерминизме, свободе воли, но я, пожалуй, остановлюсь на этом и скажу немного о художественной стороне фильма.

С художественной точки зрения он безупречен. Всё снято, смонтировано и сыграно на высшем уровне, и это тем более удивительно, что это первый и последний фильм Стоппарда. Он больше никогда не выступал в роли режиссёра, только писал сценарии (среди его работ — сценарии к «Империи солнца», «Влюблённому Шекспиру» и гиллиамовскому шедевру «Бразилия»).

Гэри Олдмэн великолепен в роли простоватого Розенкранца, который смотрит на мир широко раскрытыми глазами и пытается понять, почему он устроен так, а не иначе. И это ведь тот же актёр, который играл графа Дракулу, Ли Харви Освальда и эксцентричных негодяев в «Леоне» и «Пятом элементе»! — вот пусть только кто-нибудь скажет, что актёры могут играть только самих себя. Не уступает Олдмэну и Тим Рот в роли более практичного, но столь же беспомощного перед лицом судьбы Гильденстерна. Ну а самый интересный, хотя и безымянный персонаж Главного Актёра достался Ричарду Дрейфусу. Его персонаж — единственный, кто существует как бы над шекспировским текстом, и весь фильм можно воспринимать, как спектакль, разыгранный на подмостках его театра (ещё один уровень вложенности!). Именно в его уста вложены остроумные подколки в адрес Шекспира и ироничные рассуждения о жанре трагедии вообще, которые мне стоит больших усилий не процитировать в полном объёме прямо здесь. Дрейфус просто шикарен в этой роли, и вообще лично мне в этой тройке Олдмэн — Рот — Дрейфус очень сложно выделить лучшего.

На мой взгляд, «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» — один из немногих по-настоящему умных и глубоких фильмов. Это замечательная тренировка для ума и в то же время выдающееся произведение искусства. К сожалению, совсем не факт, что он понравится вам так же, как понравился мне, но посмотреть его нужно обязательно. Очень желательно перед этим освежить память, перечитав «Гамлета» или посмотрев какую-нибудь из его многочисленных экранизаций.

10 из 10

В 1990 году английский драматург Том Стоппард формально дебютирует в кино в качестве режиссера, но фактически это выглядит как завершение ранее начатого дела: экранизировав собственную пьесу, с тех пор в амплуа постановщика он не появляется. Осветив сначала произведение Шекспира с иной точки зрения, Стоппард затем представляет уже свой текст в новой ипостаси, спроецировав написанное на экран. Два второстепенных, даже почти тождественных персонажа «Гамлета» — Розенкранц и Гильденстерн — становятся главными действующими лицами и совсем не похожи друг на друга. Собственно, они теперь не шекспировские декоративные герои, а полностью выстроенные характеры, которых ранее не было совсем. Фильм пропитан юмором, превращая трагедию в комедию, но ценность его состоит в том, что плавая в оболочке знаменитого оригинала, он обретает новый смысл вместо механичесого повтора старой истории на на новый лад.

Встретив на своем пути передвижной театр и пожелав стать участниками действа, Розенкранц и Гильденстерн тотчас переносятся во дворец датского короля. Всё происходящее далее ставится иллюстрацией к известной цитате Шекспира, утверждающей, что весь мир — театр. Если рассматривать экранизацию более масштабно, с привязкой именно к тому, что это пересказанная история, то можно убедиться — точка входа в этот театр начинается с первых кадров, еще задолго до появления лицедеев в костюмах. Отыграв свои «роли» у Шекспира, два неразлучных спутника выходят вновь на подмостки, на этот раз долго и обстоятельно беседуя. Театральность происходящего постоянно подчеркивается условностью и времени, и пространства: подкидываемая вновь и вновь Розенкранцем монета застревает где-то между будущим и прошлым и падает всегда «орлом», сами герои неожиданно перемещаются то в королевский дворец, то оказываются вместе с датским принцем на корабле, плывущем в Англию, а глава труппы актеров следует за ними по пятам. Среди всех тем, которые обсуждаются в диалогах, выделяется тема смерти (являясь в прямом смысле заглавной). Герои, кажется, помнят, чем закончился предыдущий «спектакль» и пытаются если не разобраться в причинах печального для них финала, то хотя бы утешить себя тем, что такой конец всё равно неотвратим. «Наверное, был момент, тогда, в самом начале, когда мы могли сказать — нет. Но мы как-то его упустили», — произносит Гильденстерн с петлёй на шее. Но от судьбы не уйдешь, финал пьесы неизменен, и стоппардовский юмор смешивается с горьким фатализмом. Сколько бы незадачливый Розенкранц и рассудительный Гильденстерн не начинали спор, только первый Актёр, предстающий здесь в образе Господа Бога, знает, «откуда дует ветер»: «И это вы называете концом? Когда практически все еще на ногах?.. Те, кому предназначено умереть — умирают». Воистину, всё — театр, в котором каждый может играть и одну, и несколько ролей, но эта игра не сделает иллюзию выбора реальностью. Представление окончено — Розенкранц и Гильденстерн мертвы.

8 из 10

Розенкранц и Гильденстерн, два университетских однокашника принца датского и два второстепенных персонажа шекспировского «Гамлета», здесь не только выходят на авансцену, но и становятся главными героями повествования, написанного как бы между строк хрестоматийной трагедии. Прибыв в Эльсинор, они безуспешно пытаются разобраться в череде сложных дворцовых интриг и не видят целой серии недвусмысленных предупреждений о собственной смерти.

Знаменитый английский драматург Том Стоппард лишь через 25 лет после написания решился самостоятельно перенести на экран свою дебютную пьесу (у нас впервые опубликованную только в 1989-м году). Во второй половине 60-х она с успехом вписалась в модернистское направление, сразу же сделав автора одним из лидеров театрального авангарда. Именно взаимопроникновение двух стихий — театральной и кинематографической — как раз и предопределяет стилистику этого фильма, в котором предпринята смелая и неожиданная попытка внедрения в шекспировскую «пьесу пьес».

Сюжет, взирающий на события в датском королевстве глазами двух периферийных героев, балансирует на грани между комедией абсурда и экзистенциальной притчей, провозвестником которой вполне можно считать самого Шекспира. Пьеса Стоппарда — это любопытнейший прецедент не литературоведческих, а именно драматургических комментариев к классической истории. Вместо скупых единичных реплик, отданных Розенкранцу и Гильденстерну в оригинале, здесь в уста обоих вкладывается немало мудреных умозаключений, делающих их похожими на приколистов-недоучек, которых куда логичнее было бы встретить в какой-нибудь лондонской пивной.

Стёбная саморефлексия и жонглирование общепринятыми понятиями представляют собой парадоксальные и псевдонаучные рассуждения по поводу различных теорий и законов, определяя родство ленты с театром абсурда. Так, например, в фильме неоднократно, и неизменно в ироничном ключе, интерпретируются знаменитые физические открытия (начиная с пресловутого яблока Ньютона, падающего на голову, и кончая архимедовой теоремой о вытеснении телом воды), которые каждый раз не без удивления примечает наблюдательный естествоиспытатель Розенкранц…

Интеллектуальная эксцентрика становится определяющей: разбросанные по всему фильму аттракционы порой мало сопрягается с текстом, но всякий раз подчеркивают свою связь со сценическим искусством. Больше того, это кино можно расценивать как признание в любви театру и его древним традициям, поскольку наряду с двумя главными героями столь же важную роль здесь играет труппа странствующих актёров. Через восемь лет Стоппард напишет сценарий «Влюбленного Шекспира» и ещё раз признается в этой, главной своей, страсти.

Здесь же не покидает ощущение, что драматург, предрасположенный к мистификациям и розыгрышам, всё же припозднился с экранизацией — на ту самую четверть века, что отделяет фильм от пьесы. В 1966-м драматургия абсурда, влияние которой очевидно, была на пике популярности, и тогда же её вполне мог бы экранизировать Ричард Лестер, разведя главные роли на тех же битлов, например, Джона Леннона и Ринго Старра. Стоппард, видимо, уже отчаявшийся когда-либо увидеть свою главную пьесу на экране, рискнул взяться за неё сам. Но случилось это в то время, когда слова обесценились в кино едва ли не больше всего.

Может быть, поэтому лучшие моменты в фильме те, в которых речь вообще отсутствует. Собственно, там-то как раз и начинается режиссура в чистом виде. Стоппарду удаётся пара совершенно роскошных сцен, когда физика превращается в метафизику (например, в банной комнате или на судне во время сражения), но на весь фильм его потенциала, как постановщика, не хватает. А большое кино, равно как и большого режиссёра, отличает то, что каждый кадр работает на сверхзадачу.

И всё же Стоппарду нужно быть благодарным за то хотя бы, что он задействовал в главных ролях Гари Олдмана и Тима Рота — двух самых неординарных британских актёров нового поколения. На них интересно смотреть вне зависимости оттого, что они делают перед камерой и кого играют.

А мы все ставим каверзный ответ

И не находим нужного вопроса.

Гертруда по-прежнему пьёт вино, хотя пьянство дам и не красит, проклятый сок белены всё так же льётся в ухо, а бедный Йорик привычно ухмыляется, таращась на наследника престола чёрными провалами глазниц. Этот череп удивительно крепок для своего четырёхсотлетнего возраста, и сколько бы яда не капало с клыков критиков, его смело можно использовать для смазывания клинков, которые зазвенят в очередной дуэли жаждущего мщения принца с безжалостным роком в новой интерпретации одной из самых известных трагедий британского классика. Шекспир, возможно, удивился бы такой популярности собственного детища, но интерес постановщиков к пьесе век от века не утихает, рождая довольно смелые режиссёрские решения и позволяя найти на такой, казалось бы, вдоль и поперёк исхоженной тропе, не замеченный ранее поворот.

Англичанин не по рождению, но по духу Том Стоппард преуспел в этом поиске больше других, превратив драму об экзистенциальном одиночестве в абсурдистскую комедию, сумев при этом сохранить первоначальную идею произведения. Сместив фокус с Гамлета на персонажей второго плана, сценарист изменил и угол зрения зрителей, сосредоточив их внимание на кусочках пазла, на первый взгляд не имеющих никакого принципиального значения, однако складывающихся в финале в единое целое. Остроумные диалоги вкупе с оригинальной драматургией обеспечили пьесе «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» долгую жизнь на сценах театров, а кинематографическое воплощение этой своеобразной версии шекспировской трагедии подарило Стоппарду признание не только в качестве сценариста, но и в качестве режиссёра.

Мир фильма гармоничным образом сочетает в себе нарочитую театральность действий с акцентированной детализированностью декораций, обеспечивая погружение в сюрреалистичную иллюзорность происходящего и заставляя фиксировать каждую мелочь, ведь банки из-под варенья никогда не бывают пустыми и ключом к пониманию замысла автора может послужить всё что угодно. Встреча главных героев с труппой бродячих артистов является одновременно и аллюзией к известной цитате, и намёком на альтернативную реальность, создаваемую режиссёром, а стук в дверь как единственное общее воспоминание персонажей видится не невоспитанностью сиволапого слуги, а ничем иным, как приглашением фатума выйти и поговорить по-мужски. И даже упрямо падающая одной и той же стороной монетка представляется не забавной случайностью, а способом получать ответы, не задавая вопросов.

Легкомысленный любитель поиграть в орлянку с судьбой Розенкранц (Гильденстерн?) и прагматичный искатель смыслов Гильденстерн (Розенкранц?). У одного в руках всё горит, а у другого — всё работает, они различны своими взглядами, целями, принципами, однако неразлучны, как две половинки одного яблока, случайно ли сорвавшегося с ветки прямо на голову усталому мечтателю, который, однако, не смог бы выявить нужную закономерность, руководствуясь лишь пустыми домыслами. Наивный ребёнок и уже успевший отрезать свой кусок от пирога опыта взрослый, правое и левое полушарие одного живого пульсирующего мозга, принадлежащего тому, чьё имя необязательно искать между строк, достаточно вспомнить, кто же является наследником престола в доме, который построил король прогнившего королевства.

«Если только можно, Авва Отче…» — вот мысль, поглотившая сознание единого в трёх лицах героя. Месть — это только возможный способ времяпрепровождения, а между тем на самом деле его занимает лишь поиск точки невозврата, единственной ошибки, повлёкшей за собой лавину последствий, справиться с которыми, как говорят предчувствия, уже не получится. Но распорядок действий продуман автором-демиургом, и пусть его роль играет потрёпанный директор бродячего театра, привыкший управлять своими марионетками, так похожими на живых людей, пронести чашу мимо уже не удастся. Розенстерн и Гильденкранц, конечно, попытаются спасти того, чьей тенью сами являются, но корабль всё равно приплывёт в пункт назначения и даже битва с пиратами и бегство принца не изменит раз предначертанный исход, а кому какое дело, погибнет герой от яда или от петли.

Том Стоппард хитёр и где-то даже коварен. Его пьеса за годы жизни успела обрасти разнообразными трактовками и смыслами, но снятый по ней фильм являет собой не только похожий на бред гениальный всплеск. Он не просто погружает зрителя в шизофренический мир, где на давно знакомого персонажа можно поглядеть и со стороны и изнутри, в прямом смысле прочесть мысли, но обеспечивает иронический ответ на тысячу раз задаваемый вопрос. Воодушевленный тем, что пусть не смог, но хотя бы попытался, кто-то спросит у пустоты, быть или не быть. А эхо донесёт ему долгожданный ответ: сорок два.

Я посмотрела этот фильм в далеком 1995-ом, лишь потому, что была без ума от Гэри Олдмана и ничего не поняла, кроме того, что автор (Том Стоппард) без ума от английского театра, Шекспира и игры Гэри с Тимом. Фильм, конечно, и о театре, и о Шекспире и т. д. Но главное не это. Главное — даже не убийственный английский юмор, не сплав драмы с фарсом и не ловкий сценаристский ход автора, который якобы выворачивает Шекспира наизнанку.

Да никого Стоппард не выворачивал.

«Философия представляет собой скорее мировоззрение, общий критический подход к познанию всего сущего, который применим к любому объекту или концепции. В этом смысле каждый человек хотя бы изредка занимается философией».

Так вот в этом фильме и наблюдается вклад Стоппарда именно в философию, в область религиозно — нравственных вопросов.

«А есть ли выбор»? «А есть ли Бог»? Два молодых человека, получивших образование в каком-ни будь датском «Оксфорде», озвучивая эти вопросы, вспоминают риторику. Они учились вместе с Гамлетом, да только научились разному.

Сопоставление великого и ничтожного, осознанного бытия и поверхностного существования — главная идея фильма. В темные комнаты, в которых Гильденстерн и Розенкранц с легкостью играют базовыми вопросами человеческого бытия (а заодно и своими жизнями — это неизбежный результат), солнечным лучом Шекспировских цитат врывается образ Гамлета — мыслителя, пострадавшего от чужого зла; человека, свободно решающего исход своей личной трагедии. Так здесь есть личность, значит — есть сознание своей свободы, ценности своих решений. Есть ум, глубокие чувства, отвращение к злу — религиозного подтекста у Шекспира никто не отменял, не то это было время — совсем его отменять.

Сколько раз за фильм герои Гэри и Тима получали указания на то, что присутствуют при разворачивающейся трагедии, что это дело опасное и серьезное, что на кон поставлена жизнь Гамлета? Но им и свои жизни — игрушка, какое им дело до других? Авось кривая вывезет. Подсознательно они чувствуют потребность раскинуть умом, оценить ситуацию и свою нравственную роль в ней (в конце концов — увидеть трагедию человека, почувствовать сострадание), но — увы — они оказываются на это просто неспособны. Удобнее выполнить приказ короля, но не размышлять о готовящемся убийстве. Сознание их, приученное к легкости бытия, уворачивается любыми способами от решения нравственных вопросов.

Отсюда — любовь к играм, бессмысленной риторике, наблюдения за чем угодно, только не за собственной душой. И то, что их смерть предопределена, значит одно — дураками не рождаются, дураками становятся.

В конце драмы погибает и Гамлет, но совсем не потому, что не хотел нести ответственности за свою душу. Почему — можно узнать у ведущих шекспироведов. Но это уже совсем другая история.

P.S. Я люблю этот фильм еще за то, что в нем Гэри Олдман и Тим Рот молоды, красивы и гениальны, и при этом не затмевают друг друга. Наверное, только гений сможет сыграть безнадежно глупого человека.

Давно ли вы перечитывали Гамлета? Серьезное, надо сказать, произведение, с годами настолько глубоко погрязшее в самом себе, что разобраться в нем, несмотря на многочисленные исследования и сотни источников, становится все сложнее. Порой кажется, что принц Датский — фигура скорее мифическая, нежели литературная, скрывающая в себе больше вопросов, чем ответов. Однако Тому Стоппарду сам принц, которого рассмотрели со всех сторон и так до сих пор и не поняли, вдруг оказался менее интересен, чем персонажи даже не второстепенные, а, скорее, третьесортные — Розенкранц и Гильдерштерн, наблюдатели пьесы. Правильные вопросы гарантируют правильные ответы — так считает Стоппард, и задавать эти вопросы он решил не главному герою, а его теням, оппонентам, друзьям — тут уж как угодно зрителю. На деле, из одной-единственной фразы «Розенкранц и Гильденштерн мертвы» получилось великолепное кино, которое можно смело причислять к лучшим осмыслениям объемного «Гамлета».

Это как две стороны одной монеты или как одна сторона двух монет (с)

Что мы знаем о Розенкранце и Гильденштерне? На ум мне почему-то сразу приходят сравнения вроде Лелика и Болика или Бобчинского и Добчинского («Ревизор» Н. В. Гоголь), то есть парочки, связанной друг с другом крепкими узами взаимного узнавания. Герои эти постоянно состоят в какой-то оппозиции по отношению друг к другу, однако отдельно существовать не могут, и потому режиссер для нас обыгрывает тот факт, что даже сами Розенкранц и Гильденштерн не знают, кто из них, собственно Розенкранц, а кого величать Гильденштерном. Из этого и исходит их первый конфликт с окружающим миром. А конфликтов этих на протяжение всей картины будет много. Все, что знают наши герои (их можно называть нашими, потому что Стоппард не оставил в них той шекспировской безликости, у них есть свои характеры), так это то, что они вызваны. Но кем и куда? Они друзья Гамлета. Но почему и за какие заслуги? Сплошные вопросы, и не зря игра в ответы подобна в мире этого фильма теннису — настолько же она стремительна и захватывающа.

Жизнь, которой мы живем, близка к правде, как бельмо на глазу, и когда вдруг кто-то изменяет ее — начинается гротеск

Что же предлагается зрителю? Мы будем следить за их поисками, попутно рассматривая причудливую историю, которую вроде бы знаем. Гротеск, выбранный Стоппардом в качестве модели повествования, вовсе не бьет по глазам, не заставляет морщиться от бесконечного «чересчур». Все в меру, тонко и даже изысканно, но при этом вполне в духе избранного изначально произведения. «Гамлет» как комедия? Это вполне возможно.

Раздолбай Розенкранц (Гэри Олдман) и серьезный Гильденштерн (Тим Рот) не дают зрителям скучать. Смеяться можно долго, а думать над их поступками — еще дольше. Глубинная философия вопросов жизни и смерти перемежается с поистине мастерски выполненными вставками «открытий» Гильденштерна, доказывающими один из главных посылов всей картины — выбор всегда лежит на плечах человека, а не рока или судьбы. И пусть не настало еще время гамбургеров или теории всемирного тяготения — попытка все равно засчитана. Интересная интерпретация изначального «быть или не быть», рассказанная через персонажей, рожденных Шекспиром исключительно для того, чтобы умереть, во многом представляет иначе и саму пьесу.

Особым достоинством картины стал актерский состав, радующий обилием ярких имен. Выделять стоит либо всех, либо никого, но все же звездами этого авторского кино по праву считаются Тим Рот и Гэри Олдман. Бывает так, что между определенными актерами возникает своеобразная химия, которая соединяет их в дуэт: у Рота и Олдмана этот процесс достиг своего апогея. Они и впрямь не представляются один без другого, они постоянно в конфликте, своеобразном диалоге — и это смотрится притягательно.

Мы актеры! Противоположность людей (с)

Театральное построение фильма тоже вносит свою изюминку в общий концепт. Труппа бродячих актеров, которые в пьесе упоминались лишь как достижение целей Гамлета, здесь предстают целым организмом, который играет в жизни героев весьма важную роль. Ответов они не дают, но вот вопросы помогают задавать чуть более правильные, чем изначально.

Вывод этого удачнейшего из этюдов на тему Шекспира довольно неожиданный и заставляющий серьезно задуматься. Для Гамлета весь мир представляет собой тюрьму, со своими правилами, законами, ограничениями, в которых ему душно. Розенкранц и Гильденштерн дают несколько другую трактовку — они бы желали себе тюрьму в качестве мира, потому как таким образом не нужно ничего решать и каким-то образом принимать на себя ответственность. За ними позвали — они явились для получения дальнейших приказаний. Их, в отличие от оригинальной пьесы, дальше не последовало, и как результат — растерянность, необходимость принимать собственные решения. Стоппард попытался порассуждать, что будет, если мелкий человек озадачится проблемами Гамлета, и как результат этих рассуждений — Розенкранц и Гильденштерн пришли к тому же, к чему и в оригинальной пьесе, к своей глуповатой смерти. Однако фраза, брошенная Гильденштерном о том, что « наверно был какой-то момент где-то в начале, когда мы могли сказать нет!, но мы его явно упустили» уже дает понять, что даже мелкий человек, несмотря на то, что постоянно оступается, может все же найти правильный выход. Немного сумасшедшее, ироничное и, что в нынешнем кинематографе встречается не так уж часто, умное кино о свободе выбора, пусть даже выбор этот делается с петлей на шее. А относительно самой задумки автора снять такой фильм можно ответить словами его же героя: «Половина сказанного им имела скрытый смысл, а другая вообще не имела смысла». Приятного просмотра.

9 из 10

Грядут новые битвы, в которых сторонние наблюдатели пострадают больше, чем участники. О. Уайльд

Когда очень печальный и очень бледный принц потерял веру в этот цветник мироздания под названием земля, и в этот необъятный шатер воздуха с неприступно вознесшейся твердью под названием небо и в это чудо природы, в красу Вселенной, в венец всего живущего под названием человек, «безутешные» родители пригласили послушных друзей развеять его царственную тоску… да и вообще — держать в курсе.

А в результате к шести покойникам, схлопотавшим кто мучительную, кто благородную и возвышенную, кто занятную, но в общем-то справедливую и понятную смерть, прибавилась еще парочка тех, кто и жил и умер будучи словно и «ни при чем», как бы «по ошибке», без пространных монологов, истерик, красивых поз, разбитых иллюзий и обманутых надежд, без слез и сострадания, без знания «зачем» и «почему». Их убил Гамлет (кого он только ни убил!), а также воля автора и сила Искусства, которое, как известно, пешек не щадит и не ценит. Потешный Розенкранц, серьезный Гильденстерн. Вэлком в Эльсинор, бедняги! Кудах-тах-тах! Принц Гамлет уже приготовил вам сюрпризы.

Но вы не бойтесь. Том Стоппард, шкодливый наследник Вильяма Шекспира, остановит вековую несправедливость — прерывать ваши молодые жизни как бы на полуслове, между прочим, незаметно для зрителя. Теперь вы умрете, как положено героям, трагически, на вершине искусства, на пиковом острие самой мрачной в мире английской драматургии, в самом сердце постмодернизма (ну или мировой бессмыслицы, если хотит). Вы не возражаете? Пощекотать нервы? Переиграть самого Гамлета? Отнять у него зрительские сердца?

Теперь что бы он ни делал, к каким бы уловкам ни прибегал: «загадки, каламбуры, отговорки; потеря памяти, паранойя, близорукость; миражи, галлюцинации; наскакивание с ножом на стариков, оскорбление родителей, презрение к возлюбленной; появление на людях без шляпы, дрожащие колени, спущенные чулки, вздохи, как у мучимого любовной лихорадкой школьника…» и проч., — все внимание зрителей будет приковано к вам. И только к вам! Гэри и Тим! Гэри!

За Вами посылали! Кто? А какая разница? Вы же все равно уже здесь. И все так интересно и непонятно, что даже хочется пожить еще. Но нельзя. Постмодернизм — это не шутки)) Он играет без бисов, в нем воскрешение никого не ждет и — как жизнь и смерть — всех обманывает. …Раньше мне казалось, что Розенкранц и Гильденстерн вообще одно имя (ну все равно как Бобчинский и Добчинский у Гоголя, помню, как учительница в школе мучила просьбой выявить их индивидуальность… Да кому она … в результате сошлись на разнице темпераментов). С тех пор я думаю, что пешек всегда должны звать одинаково. И посылать тоже…

…За нами посылали? Кто? Куда? Зачем? Почему? С какой целью? Где карта маршрута? Где инструкция (по выживанию)? Где метки на полях? Хм… Ребята, зачем играть в вопросы?

Вы не читали Шекспира? Или забыли свою роль — мимоидущих? Так вот — он думал, что вы должны оттенять игру принца, короля и королевы, придавая действу интриги и занимательности. Вы забыли, что пешке не запомниться, не остаться, не совершить поступка (самостоятельного судьбоносного хода), не «возглавить» партию, не кончить игру… Все так… Но только не в стоппардовской постмодернистской ситуации, которая звучит и выглядит как ситуация экзистенциальная. Не хуже Кафки, честное слово. Один Шекспир только и может спорить. Да вот зачем?

Ведь Стоппард гениален (даже в своей безнадежности и неспешной театральности). И, как его великий предшественник, он тоже показал время. Не шекспировское, естественно, — свое. Показал и героя своего времени. Который, в отличие от Гамлета, наблюдатель, а не участник — мимоидущий. Он прежде чем понять, что является «квинтэссенцией праха», никогда бы не вспомнил, что был «чудом природы» и «красой Вселенной»… Героя, который заблудился между сценой и жизнью и в упор не видит душный «железный занавес» искусства, потерял ориентиры (где фальшь? где настоящее?), сбился с пути, перепутал письма (т. е. жизненные Задания) и вляпался в притаившийся гротеск.

В этом фильме есть все — от Шекспира и Кафки до дзэн-буддизма, практики шаманов и прочих мифов народов мира. От странно ведущих себя предметов (как вам горшки?) до компьютерной вариативности (сюжета, героев, характеров, сцен).

В этой пьесе играют все. И герои и автор. И не только в великую литературу. Но в то, что стало приметой эпохи заката постмодернизма (правда, далеко не все еще верят в этот закат), а именно: в пустоту, фикцию, симуляцию (игра в симуляцию — как звучит)), а?!), в абсурд, в хаос (без этого никуда), в изнанку, в пародию, в оксюморон, в виртуальность, наконец.

Стоппард умен и трезв, несмотря на все свои безумства и милые шалости. Он остается таким, даже непрерывно жонглируя цитатами, смыслами, словами и предметами, даже непрерывно роняя их, роняя не случайно, как Розенкранц, а намеренно. Он не дискредитирует Шекспира, вовсе нет. С его помощью он дискредитирует жизнь (которая в искусстве давно приелась и устарела, да так, что от нее скучает даже бумага), пользуясь тем, что с охотой дарит постмодернизм всем своим «сообщникам», — вседозволенностью. Не до такой степени, конечно, чтоб превратить Офелию в мальчика или проститутку, а Гамлета в собственную мать (у него, слава Большой Литературе, есть вкус).

Стоппард — умелый игрок, мастер иронического выворачивания мира наизнанку (карнавализации то бишь, когда шут — в одеждах короля, а жизнь — в одеждах смерти…). Его «виртуальный мир» пьянит без всяких мухоморов (привет певцу пустоты Пелевину) и прочих стимуляторов. Он ласкает интеллект прежде всего виртуальной (воображаемой) литературой — пьесой, жанр которой «страшный сон Шекспира вряд ли в летнюю ночь» или «бред разумный».

Вот такая вот смерть автора, товарищи. Хорошо хоть Слово вечно, да же? И хорошо, что между нами нормальных нет.

Описывать фильм, на мой взгляд, бесполезно. В двух словах не описать. Но если невозможно сказать о сюжете, то стоит ли смотреть этот фильм?

Во-первых, тонкий, английски юмор. Остроумные фразы которые расходятся на цитаты.

«Мы больше придерживаемся школы, соединяющей кровь, любовь и риторику. Мы можем показать вам кровь и любовь без риторики, а можем кровь с риторикой, без любви. Единственное, что невозможно — это объединить любовь с риторикой без всякой крови. Без крови нельзя — на ней всё замешано.»

Во-вторых, сюжет, хоть и по началу и кажется не понятным, особенно человеку который не читал «Гамлета», но в конце ты понимаешь весь юмор и остроумие с которым этот фильм снят. Потрясающая трактовка классики.

Особенно понравилось это — отсылки к физике. Причем они не навязчивы, и не обязательно разбираться хорошо в этом предмете. Но они украшаю этот фильм.

Хочется подчеркнуть игру Олдмана и Рота. Их дует — самое лучшее, что я видела в жизни. Настолько люди подходят друг к другу. И начинаешь понимать почему в фильме постоянно путают их имена.

Это как две стороны одной монеты или как одна сторона двух монет.

10 из 10

Место действия: провинциальный театр в небольшом городке. Пол заплеван шелухой от семечек, в буфете разливают паленый коньяк по 50 рублей за аналогичное количество граммов, публика доброжелательна и по большей части совершенно невзыскательна. Открывается изрядно побитый молью занавес.

Пролог

На сцену выходит Розенкранц, представляется Гильденстерном и кланяется. Все хлопают. Затем появляется Гильденстерн и говорит, что он Розенкранц. Снова аплодисменты. Гильденстерн подбрасывает монетку, ловит ее и говорит: «Орел». Потом делает так еще раз, и снова выпадает орел. И еще раз. И так сто пятьдесят раз подряд. Зал начинает скучать. Алексей Буйнов, второй ряд, справа, уже трижды приложился к термосу с самогоном и рвется на сцену проверить, не врет ли Гильденстерн. Даже он понимает, что с точки зрения теории вероятности орлов слишком много. Продвинутый зритель Рябцев, от корки до корки зазубривший 50 томов доставшейся в наследство от бабушки Большой Советской Энциклопедии, подумал: «Метафора». Критик Латышский украдкой взглянул на часы и зевнул. Внезапно… АНТРАКТ

Основное действие

На сцене творится нечто невообразимое. Два явно проходных героя шляются по сцене и перебрасываются бессмысленными вопросами, упражняясь в риторике. Периодически появляющийся Гамлет со своими извечными «быть или не быть?», «что он Гекубе? что ему Гекуба?» кажется таким же праздным паяцем, трагедия неумолимо скатывается в фарс. Все события известны наперед и случаются между делом, а Розенкранц и Гильденстерн, как привязанные, бродят перед зрителем, не в силах ни уйти, ни повлиять на сюжет, в котором их роль еще менее значительна, чем «кушать подано!». Когда первое недоумение проходит, большинство зрителей мирно засыпают. Алексей Буйнов, второй ряд, справа, опустошив термос, кидает на сцену яблоко и попадает в голову Розенкранцу, в результате чего тот заново открывает закон всемирного тяготения. Продвинутый зритель Рябцев думает: «Постмодернизм». Критик Латышский уже с полчаса сидит в буфете, заказав коньяк на 250 рублей, и пишет рецензию. Внезапно… АНТРАКТ

Эпилог

На сцену выходит глашатай и объявляет: «Розенкранц и Гильденштерн мертвы». Труппа кланяется. Раздаются редкие, но чрезвычайно возбужденные хлопки. Алексей Буйнов выбирается из своего второго ряда и идет в ближайшую рюмочную, так как там дешевле, чем в буфете. Продвинутый зритель Рябцев думает: «Трагикомедия». Критик Латышский спит лицом в прокисшем винегрете. Зрители расходятся. Занавес.

Шалость удалась.

Фильм хорош. Никак не ожидал встретить подобное. Шикарно многое. Замес сюра, философии, отсылки к некоторым физически наглядным опытам, непривычные словесные игры. Шикарнейший «Гамлет».

Центральными персонажами являются «безликие пехотинцы» Шекспировского оригинала.

Дикая помесь спектакля в спектакле в фильме. Вычурная и изящная матрешка.

Огромная благодарность создателям.

Для меня — жемчужина.

Талантливейший драматург и сценарист режиссером стал лишь однажды, экранизировав свою же, одноименную фильму пьесу. Очевидно, написанное было для него так важно, что доверить экранное воплощение автор никому не мог. Осмелюсь предположить, что Том Стоппард посредством детища излагает свою философию, квинтэссенцию жизненного опыта и размышлений.

А форму для донесения своих мыслей он выбрал весьма оригинальную: не много, не мало «подкорректировал» шекспировского Гамлета, взглянув на известные события не глазами принца датского, а двух не заметных в первоисточнике персонажей- Розенкранца и Гильденстерна. Не изменив букве и духу великого Уильяма, ни на йоту не поменяв основные события трагедии, режиссер, наделив своих героев яркими индивидуальными чертами и собственной судьбой, расширил повествование. Разбавив самую известную английскую трагедию не менее известным истинно английским юмором, он, как ни странно, сделал историю не проще, а сложнее и многограннее.

Так кто же такие Розенкранц и Гильденстерн? По сюжету фильма мужчины сами плохо представляют это. Они просто есть, просто живут, однажды призванные чьей-то волей. Как мне представляется, эти два человека олицетворяют два способа познания мира. Розенкранц в исполнении Гэри Олдмана, получает новые знания опытным путем, доверяя своим зрению, слуху, вкусу. Творения его рук: гигантский гамбургер, усовершенствованный бумажный самолетик, детская вертушка, шары Ньютона, иллюстрирующие закон сохранения энергии, появляясь в викторианском мире, здорово веселят и разряжают обстановку. И между тем много говорят об открытиях человеческих, ведь многие изобретения вот так и рождаются: попробовал — и Нечто получилось полезное, но объяснить это изначально первооткрыватель не может. И Розенкранц совершенно нормально относится к тому, что монета 80 раз падает орлом вверх, ведь таков факт. А вот его друг Гильденстерн, которого блистательно играет Тим Рот, исследует все, что его окружает эмпирическим путем. Логику происходящего вокруг он хочет понять и доказать умом, даже единожды он не готов довериться своим глазам или ушам. Он должен найти внятный ответ, почему же монета падает именно так, а не иначе. Друзья неразлучны, и частенько изъясняются одними и теми же словами, лишь меняя их порядок в предложении. Ты бы сказал что- то оригинальное,- говорит Гильденстерн. Я не могу придумать ничего оригинального, я гожусь лишь для повторения,- отвечает Розенкранц. На самом деле лишь вместе они способны узнать больше, рождая идею, а потом либо подтверждая, либо опровергая ее фактами.

А замахнулись два чудака на разрешении дилеммы, занимающей столетиями умы людей: фатум или свобода воли движет человеком. Учитывать ли вероятности?- еще в самом начале фильме задается вопросом герой Рота. «В конце концов, если подбросить вверх шесть обезьян, то они с равной вероятностью могут приземлиться как на хвост, так и на голову..» Искать ответы на свои вопросы им придется быстро, дабы не подводить Шекспира, Розенкрац и Гильденстерн Стоппарда так же должны умереть, предварительно попытавшись ответить на вопрос- что же такое смерть? Не познав ее природу, но признав неизбежность ее, мужчины все ж приходят к «студенческому выводу»: лучше плохо ехать, чем хорошо идти, т. е. даже в гробу предпочтительнее лежать живым, а вдруг кто-то да постучит с предложением вылезти, и доказали таким образом безусловную ценность жизни.

Но мир не состоит из двух индивидов. Абсолют рождает для них новую загадку. На кону жизнь другого человека. У наших героев есть реальная возможность проявить свободу воли- спасти Гамлета. Но их самости хватило лишь на то, чтоб письмо прочесть и узнать об ожидающей друга участи, но не на решительные действия. И мы слышим уже совсем иные рассуждения. «Что такое смерть? Она может оказаться чем-то приятным»,-рассуждает Гильденстерн. «Мы маленькие людишки и всего не знаем»,-вторит ему Розенкранц. Прикинув последствия в уме и пощупав письмо в кармане, ребята решили наказ короля датского выполнить и племянником его пожертвовать. Да вот беда, они не учли столь много. На краткий миг нити их судеб переплелись с нитями жизней не замешанных в этой истории пиратов, спутав людей и события, и подарив право принять решение другому человеку. И вот уже Гильденстерн и Розенкранц на эшафоте. Им остается лишь сожалеть: «Вначале был момент, когда мы могли сказать нет. Но мы упустили его. Ничего, в следующий раз будем умнее..»

Вот она правда. Человек -творец своей судьбы в рамках тех вероятностей, которые способен просчитать. И когда выпадает шанс что-то изменить, нужно им пользоваться, а то ведь возможность долго в одних руках не находится. А коль уже не смог, то нечего на судьбу пенять. Жизнь- лишь дерево вероятностей. Стоппард акцентирует внимание на этой мысли, отдав одну из главных ролей Театру, который олицетворяет неподражаемый Дрейфус. Театр в фильме- это и есть сама Жизнь, предлагающая героям разные варианты развития событий, а уж как действовать в соответствии с обстоятельствами решать человеку. В финале конечно всегда смерть. Но ведь она единственное, во что действительно верят люди.

Если бы меня попросили охарактеризовать эту картину одним словом, я бы выбрала эпитет -безупречная. В режиме скоростной остроумной пикировки Гэри и Тима, слушать которую уже само по себе наслаждение, рассматриваются все самые главные вопросы человеческого бытия. И при этом почтенный Шекспир не забыт. Скажу по секрету, свой сакраментальный вопрос Гамлет таки тоже получит шанс задать.

Многие утверждают, что для полноценного восприятия этого фильма нужно знать первоисточник, то есть самого шекспировского Гамлета. С этим трудно не согласиться. Но обращает на себя внимание сам факт настойчивого подчёркивания такого малозначительного момента. Ведь если бы у нас была нормальная система образования, то сам вопрос: «знаешь или не знаешь Гамлета Шекспира?», просто не возникал бы, был бы несущественным. И вот в этом выходе на первый план малозначительного и несущественного уже проступает основная идея «Розенкранца и Гильденстерна» Стоппарда. Стоппард гениально почувствовал направление духа времени: не просто внимание к маленькому человеку, как это было ещё в 19 веке, и не борьба за права маленьких людей, как это было в первой половине века 20, а становление маленького человека как нового центра вселенной, как самому себе и бога, и чёрта. Ничтожество не становится великим: оно просто становится всем, что есть. Кроме ничтожества, нет ничего, поскольку всё на свете оно воспринимает через свою собственную призму. Но, в конечном счёте, и самого ничтожества нет, и всякому предстоит убедиться в этом точно так же, как Розенкранцу с Гильденстерном ощутить на своём горле затягивающуюся верёвочную петлю…

Стоппард не случайно выбрал Гамлета Шекспира — общепризнанную вершину не только мировой драматургии, но и эталонный образец так называемой «жизненной философии», глубоких духовных исканий, вызванных конкретной жизненной необходимостью. Самая возвышенная и глубокая трагедия классики гуманистического реализма фантазией Стоппарда превращается в низменный балаганный фарс постмодернизма, в котором всё, что было прежде трагичным, становится смешным и нелепым, и чем трагичнее, тем смешнее и нелепее. Не могу согласиться с рецензентом «Tesaurus-REX», который пишет: «Я был поражен, насколько Стоппарду удалось «подружить» антиматерию абсурда и комичности с материей величественно-возвышающей Трагедии всех времен». От трагедии здесь не остаётся и следа, и этим мы обязаны не Стоппарду, а самой жизни, в которой для трагического просто не осталось места, поскольку не вмещается оно в узкий просвет нашей измельчавшей ничтожной души. Нынешние герои — это не трагический Гамлет и даже не его дядя-злодей, а именно никчёмные Розенкранц и Гильденстерн, которые живут просто потому, что родились — как будто проснулись в одно прекрасное утро без планов на будущее, без памяти о прошедшем, и наблюдают жизнь как умеют — с изрядной долей любопытства, но без усилий и не извлекая никаких уроков, и играют словами потому, что «у них нет ничего, кроме слов». Они смешны и нелепы в своей никчёмности, но зато бесконечно реальны…

Отдельно стоит сказать о роли театра в пьесе и фильме Стоппарда. Здесь Театр — не Актёр, не его труппа, а именно сам Театр! — выступает в самостоятельной важной роли. Это не тот театр, который в пьесе Шекспира просто помогает Гамлету вывести короля-убийцу на чистую воду. Театр Стоппарда — это некий потусторонний арбитр, находящийся над повседневной реальностью, но и всегда рядом с ней, одновременно олицетворяющий Правду и Судьбу. Только в Театре ничего не понимающие Розенкранц и Гильденстерн могут увидеть реальное отражение происходящего (в том числе и свою судьбу) и получить шанс задуматься по-настоящему. Причём Театр даже показывает им, как это нужно делать: в эпизоде, когда актёры сидят и смотрят на кукольное представление своего собственного спектакля, который они сыграют завтра. Театр у Стоппарда — это волшебное зеркало и спасательный круг для беззаботных ничтожеств типа Розенкранца с Гильденстерном. И не его вина, что эти последние так ничего и не поняли…

Согласен с большинством рецензентов, что актёрские состав и игра в фильме на высоте. Особенно понравился Тим Рот, которого я, в принципе, не слишком люблю, но здесь он безусловно хорош. Понравились также актёры, играющие второстепенные роли (у Шекспира — наоборот) Гамлета и короля Клавдия. Вообще, по моему мнению, правильный выбор актёров — важнейший признак таланта и мастерства режиссёра. И уже здесь Тому Стоппарду хочется аплодировать! Вместе с тем жаль, что опущены некоторые сцены, имевшие важное значение в первоисточнике: например, сцена, когда Гамлет предлагает Гильденстерну флейту, прося сыграть на ней, а тот отказывается по причине неумения, в ответ на что Гамлет выдаёт свою знаменитую сентенцию. Впрочем, возможно, что Стоппард сознательно избегал любых драматических моментов. В любом случае —

9 из 10

Если это безумие, то в нём есть система!

Уильям Шекспир, наверное увидев это в гробу перевернулся. Фильм некое дополнение к «Гамлету», которое уже было развито Томом Стоппардом. Придворные и верные помощники принца датского, в лице Гэри Олдмана и Тима Рота отжигают по полной. Остроумно, и со смыслом.

Гамлет стало быть страдает за всё королевство. А Розенкранц и Гильдестерн стоят в сторонке и хихикают. Как будто так и надо. В фильме Стоппардом мало что изменено. Всё идёт по плану, ну или по пьесе. Вот только на главном фоне не Гамлет, впоследствии одержавший верх над своим коварным дядей, а два его приятеля, ну или взаимопомощника. В этом единственное отличие. Нам как бы показываются вырезанные сцены из великой пьесы.

Ну если смотреть трезвым взглядом, различия огромные. Наши герои прикалываются весь фильм, и в конце концов, это приводит в виселице. Какая же драма без смерти одного из героев. Ну а если будущих покойничков будет два, это в двойне приятно для зрителя. Правда, таких вольностей не потерпел бы сам Шекспир, будь он ещё жив. Высказал бы наверно всё, что он думает о режиссёре. Даже может быть в стихотворной форме.

Маразматический фильм, который можно просто глянуть в кругу друзей для поднятия настроения. Не более. Если уж что то говорить о Гамлете, то лучше я расскажу об оригинальной пьесе, в ней то больше смысла. Не правда ли? Без всяких сомнений, порадовал актёрский дуэт Олдмана и Рота. У них совместных фильмов к большому разочарованию мало. Ну, если подводить итоги, то к фильму надо относиться как к шутке. Шутке, которая до слёз доводит. И не оставит без впечатлений, своего зрителя.

P.S.-Жизнь, которой мы живем, близка к правде, как бельмо на глазу, и когда вдруг кто-то изменяет ее — начинается гротеск!

The sight is dismall,

And our affaires from England come too late,

The eares are senselesse that should giue vs hearing,

To tell him his command`ment is fulfill`d,

That Rosincrance and Guildensterne are dead

Том Стоппард-замечательный драматург, известный по пьесам «Травести» и «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Также он известен как автор сценариев таких фильмов, как Империя Солнца, Бразилия, Влюбленный Шекспир, Ватель. Однако режиссером он стал только один раз, экранизировав собственную пьесу.

Фильм представляет собой абсурдную и ироничную философскую комедию-притчу, отдаленно перекликивающуюся с вечным сюжетом Шекспира. Однако на первый план тут выведены второстепенные персонажи: Гильденстерн, Розенкранц и Актер. Пока Гамлет занят проблемами бытия и мести на заднем плане, его университетские товарищи мучаются от неопределенности, путаницы, занимаются экзистенциальными вопросами о Боге, времени, смерти и собственном значении.

Гильденстерн в исполнении Тима Рота-нервный и иногда резкий философ, страдающий от всей неразберихи. Его мало волнуют происходящие вокруг него события, но занимают разные идеи. Он раздражителен и вспыльчив, и срывается на Розенкранца. С его помощью и загадочными намеками Актера он пытается определить куда дует ветер и почему умерло время.

Розенкранц в исполнении Гэри Олдмана-обаятельный наивный простак, случайно совершающий физические открытия и перманентно раздражающий Гильденстерна. Его не очень волнует, кто из них кто, он легко отзывается как на Розенкранца, так и на Гильденстерна, что указывает на легкий сюр происходящего.

Безусловно, фильм стоит смотреть в оригинале, наслаждаясь словестными играми героев, диалогами с тонкими аллюзиями и многочисленными цитатами и намеками.

10 из 10

Вообще, в самом фильме мне понравился Актер. Помимо Розенкранца с Гильденстерном, конечно же. Кстати, кое-что из пьесы в нем упущено, по-моему. Ну да не суть.

Я понимаю, что акцент делался не на Гамлета. Но актер, подобранный на его роль… Он ужасен. В моем понимании Гамлет должен быть чуточку постарше, а не безусым юнцом, выглядящим младше Гильденстерна с Розенкранцем. Они же ровесники. Они же учились вместе. Так вот и должен он им соответствовать. Мальчишка же, сыгравший Гамлета меня вывернул с первого своего появления. Не Гамлет. И ладно бы сыграл хорошо, передал бы датского принца. Так тоже нет. Он вообще блеклый какой-то.

И Офелия… Я всегда и упорно представлял ее блондинкой. И совершенно не такой. Более воздушной и неземной.

А Гильденстерн и Розенкранц.. И Розенкранц и Гильденстерн — они прекрасны. В шекспировской пьесе они неразделимы, тут же они личности, каждый по отдельности, пускай и вместе. Путаница с именами приятственно обыграна, да. К слову, в пьесе Шекспира она тоже была, но не акцентирована. Там, на мой взгляд, это и делалось для того, чтобы показать их единым целым. И я всегда был поклонником, как персонажа, именно Гамлета. Теперь же… Благодаря Тому Стоппарду я четко и явно переключился на Розенкранца. Хотя, это понятно. Не стал бы юзать ник, если б не влюбился в персонажа.

Актер же фееричен. Вот правда. Такой же, как и в пьесе. Иным его и не представишь.

Люблю этот фильм. И готов пересматривать и пересматривать.

Попытки посмотреть этот фильм у меня было две. Первая попытка потерпела грандиозный провал минуте на 20. Вторая попытка была удачной. Такой удачной, что с 21 минуты я влюбилась в этот фильм. Заинтересовал.

Чем заинтересовал? Да тем, что ничего не понятно! Это же так прекрасно, когда ничего не понятно? Кто из них Розенкранц, а кто Гильденстерн?! Правда это или вымысел?! Это спектакль Бродячего театра, сон или, быть может, все это происходит в реальности? Но знаете… По моему все эти версии -правдивы. Почему? Оскар Уайльд как-то сказал, что в грехах Дориана Грея все видят свои грехи, так и тут: кому что было бы интереснее, у кого на что фантазия способна тот, так и понимает происходящее

Есть даже такое подозрения, что сами герои думают по разному, например герой Гэри Олдмана более метательный, романтичный, скорее всего он думает что это сон, поэтому он может зависать в воздухе, жонглировать, а мяч и перо падают у него одновременно, но стоит только ему позвать персонажа Тима Рота, как все куда-то исчезает и становится на свои места, потому что, тот думает, что все это реально, а значит так быть не может.

Очень понравилось еще и то, что большую часть герои фильма топчутся на месте и ведут философские разговоры, во время которых Розенкранц еще умудряется делать открытия. Но это не значит, что фильм лишен динамики. Очень даже не лишен.

Сейчас будет исповедь: На самом деле фильм я этот скачала исключительно из-за актерского дуэта Рот-Олдман и совсем не думала, что сам фильм до такой степени превосходный. Определенно один из лучших фильмов, которые я когда-либо видела.

10 из 10

«Вкус — это эстетическая совесть» (с).

А Том Стоппард — это исключительно «совестливый» драматург.

И создал он, воистину,… (О! как б не повториться?!).. шедевр.

А еще — это эксперимент, очень сильный, очень стильный, и в основе его — феноменальная, эстетически-утонченная, просто филигранная игра с антитезой. Никакая иная «подложка» этого просто не выдержала бы, а «Гамлета» вершина … (выше Джомолунгмы!)

А, собственно, я вот о чем…

От великого до смешного всего один… возглас ребенка из толпы в сторону проходящего мимо и не совсем одетого Его Величества. Это мы знаем. Это знали и до нас. Это так изящно раскрыл в «Приготовительной школе эстетики» «широко известный в определенных кругах» современник Бонапарта Жан-Поль: с комичным, смешным парадоксально уживается и сосуществует все что угодно, даже грусть-тоска (да-да! за что купил!), не сочетается только одно — возвышенно-величественное. На границе перехода возникает смысловая «аннигиляция».

Я был поражен, насколько Стоппарду удалость «подружить» антиматерию абсурда и комичности с материей величественно-возвышающей Трагедии всех времен.

Как можно было так поиграть с фарсом, что иной раз мурашки по.. корке головного мозга. Кощунственно, дерзко, необыкновенно эстетично. Просто, полагаю, у того, что сделал драматург, есть вкус и интеллект.

С первого слова (и кадра)… Какая очень тонкая ирония автора на диалектику «закономерного и случайного», на так знакомое нам в жизни суеверие, предопределяющее выбор. «Орел» зловещим предзнамением упрямо кажет свой лик, словно призывает (так и хочется (типа!) по-шекспировски): «Ваш изначальный путь — предательства предвестник!…»

Но нет. В оценке происходящего «Рози» и «Гильди» все как-то спокойно, почти индифферентно: что-то там про обезьян, но так ни к чему и не пришли.. Ну и продолжилась бы мистика необъяснимого. Так, нет же! «Работают» все законы физики, чисто без сбоев, наглядно… не работает почему-то только сущая мелочь — теория вероятностей. И ведь имеем дело с как бы «амнезирующими» оболтусами, но не дебилами же! Один из них так академично внимателен и наблюдателен, а оба просто логичны и блистательны в риторике. Но что-то в себе они, видимо, «отключили» — пусть не мешает… и вновь готовы подбрасывать монетку, ничуть не удивляясь «естеству» невозможного. Одно подтверждает реалистичность происходящего, другое сводит все это на нет…

Не вижу смысла (и оснований) повторяться. Поэтому ограничусь резюмирующим следующим..

Два обстоятельства предопределили очевидность моего «хай левел» — интеллект дерзкой идеи и пресловутая игра так многими ценимого актерского тандема.

И еще две реплики, как бы обращаясь к предыдущим рецензиям:

1). … «не так-то просто…» («…сделать из фильма шедевр при нединамичном сценарии») — не тождественно фатальному «невозможно» даже в пределах одного замка. Это я к тому, что именно как кинематографическому произведению я поставил «РиГ’у» все-таки «9».

2.) Я бы все-таки отдал предпочтение игре Гарри Олдмана. Тим Рот все-таки несколько раз красиво «подвисал», демонстрируя мимическую велеречивость (в таких паузах легкой апелляции актера к гипотетическому свидетелю немой сцены сейчас принято вставлять некогда удачно изобретенные склейки — «овация-смех»). А Гари!… Так и хочется по-шекспировски (типа!) закончить, восхищаясь тем, как он преподнес своего персонажа:

«…Да Винчи гения не ведал прежде он,

и Блез Паскаль ему — не друг и даже сэр Исаак Ньютон ему… «пацан сопливый»…

Постмодернизм — это когда переиначивают нечто известное, и, чтобы насладиться трансформацией, нужно обладать не только долей цинизма, но и знать первоисточник. Чтобы понять фильм, необходимо перечитать 2 пьесы, которые легли в основу: «Гамлет» Шекспира и «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Стоппарда. Том Стоппард и сценарист, и режиссёр фильма по своей книжке, что встречается, согласитесь, крайне редко. И в каждой своей ипостаси он мастер.

Вы наверняка смотрели фильмы с подзаголовком «часть 2/3/4…7», ждали новой экранизации любимой книги, подсчитывали дни до «сиквела/приквела/римейка»? тогда вы поймёте, зачем нужен постмодернизм: с некоторыми героями совсем не хочется расставаться. Хочется новых историй с прежними действующими лицами.

Что же нового сделал Стоппард? Кровавую трагедию мести (умерли все действующие лица «Гамлета», помните?) он превратил в трагикомедию, перенёс центр тяжести, сделав главными героями третьестепенных персонажей. Стоппард же — сценарист оскароносного «Влюблённого Шекспира», так что, поверьте на слово, своё дело он знает. Своевременная смена сцен, остроумные диалоги, уместность гэгов и метафор. Актёры великолепны: Тим Рот (доктор Лайтман из «Обмани меня», мистер Оранжевый из «Бешеных псов», Винсент Ван Гог из «Винсента») и Гэри Олдман (злые гении в его исполнении — ярчайшие в истории кино — вспомните наркобарона из «Леона», Зорга из «5-го Элемента»).

Но восприятие развращено блокбастерами и перестроиться на просмотр фильма без спецэффектов, взрывов и кровавых драк непросто. но стоит того. чтобы вместе с молоденькими Ротом и Олдманом (им там в пределах 29—32 лет) задумываться о том, жив ты ещё или уже мёртв, куда идёшь и зачем, можно ли доверять орлянке свою жизнь и что делать, когда вокруг театр абсурда.

Пролистала ворох критической литературы, чтобы понять, — зачем вообще в пьесе «Гамлет» нужны Розенкранц и Гильденстерн и можно ли было обойтись в этой камерной пьесе без третьестепенных персонажей. Но шестёрки умирают первыми, и они были введены в текст, чтобы умереть вместо Гамлета (помните историю с подменой писем по пути в Лондон?), весь смысл их существования был в том, чтобы умереть. Отсюда и заголовок — «Розенкранц и Гильденстерн мертвы».

10 из 10

«Плохие заканчивают несчастливо, хорошие заканчивают плохо»

Перед нами тот случай, когда абсурд в кадре уместен и даже больше этого. Да, «Розенкранц и Гильденштерн мертвы», это ничто иное, как театр абсурда. Но в этой картине он не приводит тебя в абсолютный шок, после которого у тебя начинает челюсть съезжать постепенно вниз. Ты не начинаешь после показанных ситуаций задавать ряд ненужных и неожиданных для себя вопросов с недоумением, как это происходит после или во время просмотра нынешних современных лент, я, конечно, не хочу называть конкретные имена и названия, вы сами можете догадаться о ком или о чем я речь веду. В этом фильме режиссера Тома Стоппарда удивительные и веселые одновременно моменты подсовываются на зрительский суд как бы невзначай и аккуратно, а не внезапно и не пойми откуда. Этот факт — безусловное преимущество картины, не иначе.

Знаете, если откинуть эти мои разговоры об абсурдности действа, то перед нами получится не что иное, как философская комедия. Причем здесь нужно говорить не просто о комедии в прямом смысле этого громкого слова, а о драматическом повествовании. В ленте этой можно увидеть нечто балансирующее между трагикомедией и рассуждениями о вечном, бытие. Фильм Стоппарда полностью напичкан философскими спорами, пронзительными речами, интересными моментами, которые зачастую окрашиваются в забавный слой, театральными постановками и комедией, все это можно назвать притчей.

«Поскольку мы не знаем, что такое смерть, совсем нелогично ее бояться. Может быть, она совсем даже ничего…'

А что мы знали об этих двух героях — Розенкранце и Гильденштерне? Да практически ничего. В шекспировском «Гамлете» этим двум закадычным товарищам уделяется ничтожно малое количество времени, что и не говори тут. Да и стоит сказать, что у Шекспира эти две личности особой роли не играют, а запоминаются только лишь фразой, которая, собственно говоря, и стала названием этой картины. Но теперь с помощью истории собственного сочинения, которую нам поведал своим режиссерским дебютом господин Том Стоппард, мы с вами отлично осведомились об этих двух товарищах, которые имеют весьма тяжело произносимые имена. Стоппард из второстепенных персонажей сделал двух индивидуальностей, крепких друзей, у которых есть собственное четкое мнение по поводу происходящих событий.

Когда я был подвластен интересу, который был следствием особой притягивающей атмосферы этого действа, мне на ум пришла занимательная мысль. Какая? Ну, эта мысль заключалась в сходстве юмора, предоставленного нашему обозрению Томом Стоппардом и тем юмором, который некогда обозначала группа комиков Монти Пайтон, а в частности Терри Гиллиам. Теперь-то после просмотра я понимаю, почему так случилось, откуда это взялось, ведь Стоппард тоже англичанин, а это повествование английское чистой воды, как говорят. Английский юмор всегда выходит на лидирующие позиции. Ведь если ставить в одну линию комедийные ленты Великобритании с какими-нибудь другими, то именно в английском, как ни в каком ином можно будет найти столько умных вещей, которые станут явным дополнением к твоей интеллектуальной сущности.

- Они нам чего-то не говорят…

- Чего?

- Чего-то, чего они нам не говорят!

Розенкранц и Гильденштерн на протяжении всего повествования чувствуют себя явно не на своем месте, не в своей тарелке. Что они делают здесь? Что они делали там? Как они окажутся в другом месте? — эта группа вопросов правильная, причем их можно задавать, как от нашего с вами лица, так и от лица основных героев. Наши основные герои совершенно точно страдают забывчивостью, и у них что-то происходит с памятью, когда они пытаются разобраться в тех или иных вещах. Единственное воспоминание — это акцентированный и настойчивый стук в дверь в самом начале. А, может быть, это было не начало? Вполне возможно, что их самих и вовсе не было. Так или иначе, герои пытаются во всем разобраться, играя в вопросы, применяя законы логики, ломая устоявшиеся стереотипы.

«Лучше быть живым в гробу, чем вообще не быть живым»

Я считаю, что эта картина одна из тех, которые надолго остаются в твоей голове. В ленте столько всего запоминающегося, это все еще долго будет всплывать внезапно в памяти. Конечно, основа всех основ в этом повествовании — отличные диалоги. Диалоги заставляют задуматься, самим пофилософствовать, и это не зависимо от того, что они несут и по какому поводу были сказаны. У Тома Стоппарда в этом плане есть чему поучиться, у него дар прописывать диалоги, это дар настоящего драматурга. Если говорить о Стоппарде, то я, наверное, буду не единственным человеком, который с грустью вздохнет и выразит свое сожаление по поводу того, что эта лента пока так и осталась единственным режиссерским творением Стоппарда. Том настолько оригинально вывернул всю историю о «Гамлете» наизнанку, что просто диву даешься, все остальные реально остались не у дел в этой ситуации. Тут даже многие оригинальные постановки «Гамлета» могут позавидовать.

Что касается актерской игры, то в этой ленте Тим Рот и Гари Олдман сыграли одни из своих лучших ролей. Я не буду говорить, что лучшие, так как видел далеко не все работы этих актеров. У Гари и Тима в картине настолько интересные персонажи с хорошо прописанными характерами, что фантазии Стоппарда можно только позавидовать, как он смог такое выдумать. Рот и Олдман отлично передали своим таланты через экран, выразив все, что им хотелось. Также, безусловно, запомнился персонаж, которого исполнил Ричард Дрейфусс. Дрейфусс блистал, надо признать.

Что не говори, а я рад, что мне, все-таки, удалось посмотреть эту ленту. Фильм «Розенкранц и Гильденштерн мертвы» заманчиво привлекал и ранее, но очередь до него дошла только сейчас и удовлетворенность потраченного не впустую (подчеркнуть) времени присутствует, а это самое главное. Знаете, эта лента Тома Стоппарда подогревает интерес к прочтению произведений Шекспира, а это что-то уже само по себе значит. Такие картины, как «Розенкранц и Гильденштерн мертвы» пропускать мимо себя никак нельзя.