Астенический синдром (1989)

Астенический синдром - диагноз, обозначающий, если упрощать, хроническую усталость. Он сопровождается разного рода симптомами от нарколепсии и мигреней до неконтролируемых навязчивых мыслей. Муратова использовала медицинский термин, чтобы поставить диагноз обществу, стране, государству.

'Астенический синдром' был снят на излёте гласности, благодаря которой фильм появился на свет, подведя своеобразный неутешительный итог Перестройке, предвестием конца эпохи. Это - Апокалипсис.

Здесь скорбь, явленная неоправданной, но понятной ненавистью ко всему миру ('вы и ногтя его не стоите'. 'он умер, а вы живёте'.) по-постмодернистски оказывается никому не интересным фильмом. Невежественный зритель - обычный человек, которому бы отдохнуть после работы, а тут 'ходют, ноют, разговаривают'... Общество пребывает в истерическом состоянии, не умея спокойно даже рыбы купить, не говоря уже о философских беседах и выяснениях отношений, которые в бесконечных повторах ни к чему толковому не приводят. Повторы - постоянный для 'Синдрома' приём - выражают симптом другого болезненного состояния - депрессии. Страх перед грядущим, нежелание встретиться со своей жизнью, погружает общество в перманентный сон о прошлом.

Нарколепсия Учителя - формальный повод именования фильма - словно благо для разрозненного и потерянного народа.

'«Синдром» мог быть снят в Америке, - рассуждает Муратова, - я думаю, или в Европе. Это не про страну и не про время, это про жизнь. В какой-то момент человек не может больше выносить жизнь — не жизнь как таковую, а те вещи, с которыми ничего нельзя сделать. Которые неизменны, страшны. Есть небольшая лазейка — религия. Но я не религиозна. И тогда герой начинает засыпать. У него ощущение, что он проваливается в чрево мира, вот так бы я определила…'

В центре Кириного внимания больные, сумасшедшие, мещане, юродивые, интеллигенты... и можно было бы углядеть контрасты в этих честных и бесчестных, умных и глупых, благородных и подлых, но каждый в личности своей что могут противопоставить друг другу, кроме слов? Им в безжалостной документальности противостоят несчастные и обречённые на скорую и вряд ли спокойную смерть собаки.

'Думала: сниму кино про живодёрню - люди добрее станут. Зло вплетено в узор ковра, и для того чтобы выдернуть эту нить, надо разрушить всю ткань. Да, искусство может повлиять на человека, но мимолетно. Вышел ты из кинозала, походил день-другой под настроением от фильма, а потом все равно вернулся к прежней жизни'.

Не случайно, что именно «Астенический синдром» стал апофеозом признания Муратовой мировой кинообщественностью: уже отгремел на фестивалях триумф «полочных» «Комиссара» и «Темы», уже состоялись премьеры «Покаяния», «Дней затмения» и германовского «Лапшина», но именно ленте Муратовой суждено было стать наиболее бескомпромиссным и прямым высказыванием о закате СССР. Остро, полемично, критически постановщица высказывается о реалиях «перестройки», ставя под сомнение не ее саму, но саму перспективу дальнейшего существования советской системы. «Астенический синдром» — это диагноз, но не позднему СССР в целом, а прежде всего интеллигенции, которая истощена физически и духовно и не может противостоять волне торжествующего хамства и беспринципности.

Уже в третий раз снимаясь в картине Муратовой, Сергей Попов на этот раз был и соавтором сценария: его персонаж с солоницынскими интонациями, учитель английского, из-за болезни засыпающий в самых неожиданных местах (в метро, на уроке, на педсовете, в кинотеатре), становится развернутой метафорой экзистенциальной и социальной неприспособленности интеллектуалов-гуманистов к реалиям рушащегося «совка» (схожие образы, но уже применительно к рыночному контексту, воплотит в поздних картинах Муратовой уже Маковецкий). Постановщица обманывает зрителя, создавая фильм в фильме: первый, снятый в грязно-серых тонах пародирует стилистику «перестроечной чернухи» и в то же время задает координаты понимания основной истории, его обрамляющей.

Насмешливо, с черным юмором Муратова изображает людскую толпу: в очереди за рыбой, в метро, в кинозале, толкаясь в автобусе, непрофессиональные исполнители, выбранные режиссером, дерутся, ругаются, яростно атакуют друг друга, стремясь заполучить место под солнцем, обнажая тем ненадежность и картонность советского нравственного идеализма, воспитывающего людей громкими фразами, а на деле, исподволь травящего лучших из них. Несмотря на мозаичность своей структуры, выстроенной вокруг множества вроде бы не связанных между собой эпизодов, «Астенический синдром» — удивительно цельное концептуальное высказывание, направление которому задает уже начальная фраза о произведениях Льва Толстого, как известно «зеркала русской революции» и одной из опор советской педагогики (вернее ее фасада).

Почему люди не стали лучше, прочтя Толстого в школе, Муратова и пытается разобраться: как оказывается из картины, лучше стали лишь интеллигенты, но они столь изнурены и обескровлены борьбой за существование во внешне гуманистической, но сущностно людоедской системе, что давно уже превратились из ее флагманов в жертв. Остальным же декларируемых гуманизм «совка» не нужен, они давно поняли, что он стал оружием пропаганды и не более, потому нравственное падение, озлобленность людей, хамство и взаимная ненависть в годы «перестройки» уже не были прикрыты идеологической ложью, а предстали во всей своей обнаженности. Особенно из непрофессиональных исполнителей «лютует» открытая Муратовой Александра Свенская, снявшаяся у нее впоследствии в «Увлечениях» и «Трех историях», — апофеоз хабалистого поведения.

Всегда тяготея к структуре альманаха, постановщица нанизывает сюжетно не связанные истории по принципу «жизни врасплох», случайно заснятой камерой. В «Астеническом синдроме» мозаика социально-бытовой жизни приобретает характер панорамы, даже эпоса (поэтому фильм и длится свыше двух часов — первый раз в карьере Муратовой). Исходя из этой ленты, в которой, как и у Германа-отца (особенно позднего), кинематографическое прописывание деталей, маниакальное внимание в эпизодическому, уподобляет эту ленту картинам Брейгеля и Босха, становится неумолимо ясно, что стране осталось жить недолго.

В отличие, скажем, от «Дней затмения», где Арабов и Сокуров помещают основную, апокалиптическую тему «перестроечного кино» в формат зашифрованной притчи, фильм Муратовой предельно понятен даже несинефилу: работая с радиоактивным материалом людской озлобленности, постановщица сгущает и концентрирует бытовые реалии жизни в России, становясь анатомом и диагностом самой нашей ментальности. Пессимизм и мизантропия выводов Муратовой несколько смягчается смеховой стихией, которая здесь предстает во всем своем многоцветии — от мягкого юмора до уничтожающего сарказма.

Однако, нестандартно поданное комическое — не главное в этой ленте (как скажем во «Второстепенных людях» или «Вечном возвращении»), ибо «Астенический синдром» для Муратовой — это еще и весьма болезненный переход с колеи модерна на рельсы постмодерна. Это пульсация ломающегося стиля, который постепенно усваивает правила игры эпохи «конца истории и больших утопий», добавляет данной ленте какой-то запредельной взвинченности. Можно сказать, что в «Астеническом синдроме» Муратова вплотную приблизилась к невозможности говорить языком модерна об апокалиптических реалиях шпенглеровского «конца цивилизации». Для того, чтобы не сойти с ума, как художник, в этой карнавальной карусели, режиссеру нужно совершить акт самоотрицания и самопреодоления, что Муратова и сделала в своих лентах 90-х годов.

Мой любимый фильм.

При первом просмотре он произвёл на меня сильнейшее впечатление. Я был шокирован, в первую очередь, своей реакцией на него: несмотря на всю мрачность и депрессивность картины, после её просмотра у меня было ощущение, близкое к счастью. Позже я разгадал этот парадокс: я впервые увидел фильм, настолько точно отражающий моё внутреннее восприятие мира, и настолько идеально «в точку» задающий о нём те же вопросы, которые не дают покоя и мне. Безумно воодушевило осознание того, что 30 лет назад другой человек, которого уже даже нет в живых, чувствовал и думал в том же направлении, в котором чувствую и думаю я сейчас. И Кира не просто думала и чувствовала, но и облекла всё это в великолепную, невероятно выразительную художественную форму.

Мне обидно видеть в большинстве рецензий преподносящееся, словно аксиома, утверждение о том, что этот фильм про Перестройку. Сама Кира в своих интервью неоднократно опровергала такую трактовку, говоря, что конкретная эпоха в этом фильме служит лишь фоном, а суть заключается в другом. Для меня это очевидно: в «Астеническом синдроме» затрагиваются слишком фундаментальные темы, чтобы он был просто «фильмом о времени».

Этот фильм главным образом о неприкаянности человека, вызванной неудачностью самой его природы. Дмитрий Быков очень точно, на мой взгляд, метафорически назвал это «трещиной», которая находятся внутри каждого человека, и которая не даёт ему покоя, но с которой ничего нельзя сделать. Люди всю жизнь занимаются в сущности только тем, что забалтывают свои «трещины», но ничего глобально исправить не могут.

Герои «Астенического синдрома» (как и большинства фильмов Муратовой) — это люди с воспалёнными «трещинами», те, кого это довело уже до тотального (или близкого к тому) безумия. Но то, как подан мир фильма, наводит на мысль о том, что на самом деле «трещина» есть внутри каждого человека, и показанная фильме трагедия — это трагедия не отдельных персонажей, а в сущности людей как таковых.

Неслучайно Кира говорила, что не любит использование слова «проблематика» относительно своих фильмов, ведь оно словно подразумевает, что у проблемы должно быть решение, а Муратова как раз снимала в первую очередь о том, что никакого решения, к сожалению, не имеет.

Это неутешительный вывод, но для меня, как для зрителя, великая радость осознавать, что есть люди, которые хотя бы настолько отважно и художественно точно решаются об этом сказать.

10 из 10

Астенический синдром — это самый настоящий цирк уродов, в котором не замечаешь, как реальность перетекает в абсурд, бытовой реализм доводится до крайности и становится дичайшей галлюцинацией. Мир после зомби апокалипсиса, где подземка наполнена массами спящих людей, совершающих пересадки, поднимающихся по эскалаторам в состоянии анабиоза, не замечающих друг друга, переступающих друг через друга. Истеричная манера каждого из героев, крик вместо нормальной речи, ломание и глаза на выкате, звериная жестокость в очереди за рыбой, в абсолютно бытовых ситуациях.. И во всем этом повальном сумасшествии узнается такая обычная человеческая жизнь, в данном контексте — советская, но не обязательно.

Картина поделена на две новеллы. Первая — история женщины, потерявшей мужа. Эпизод начинается похоронами, даже несколько архаичными — с плакальщицами, выполняющими свою работу формально, как и все приглашенные. Кто-то из гостей смеётся и беседует, пока опускают гроб, могильщики, — совсем не шекспировские, подгоняют родных быстрее закончить церемонию. Безутешная вдова бежит из этого вертепа, от этой фальши и пошлости. Всю дальнейшую половину фильма она слоняется по городу привидением, врезается в людей, бьется в истерике, пытается забыться с первым встречным забулдыгой, увольняется с работы, выплевывает в лицо знакомым и незнакомым всю накопившуюся неприязнь.

Эта история остается незаконченной, да и как можно закончить сказ о бесконечной скорби. Все увиденное оказывается фильмом в фильме, с премьеры которого недовольные зрители разбредаются, не обращая внимания на уговоры ведущего остаться обсудить картину.

Далее мы видим историю школьного учителя, такого же лишнего в своем мире, наблюдателя, случайного прохожего, подсматривающего чужие жизненные драмы и коллизии, развернувшиеся прямо на улицах города, в антураже перестроечного (вневременного) упадка, говорящего стихами, не надеясь быть услышанным, с интонацией шута жалующегося прохожему на непонимание.. юродство, как самозащита. Учитель страдает астеническим синдромом, хотя страдание это сомнительно. Скорее провалы в сон — отличное средство уйти от реальности, не быть, не видеть, не воспринимать. Ученики глупы, пусты и безобразны, отличницы, механически выдающие заученные параграфы, не намного приятнее маральных разложенцев неучей. Кругом жестокость, нелюбовь, необоснованная агрессия. Сам главный герой говорит, естественно классическим текстом, о ненависти ко всему и к себе в том числе. Сюжетная линия не важна, станции пересадки с одной на другую существуют независимо друг от друга, но служат общей идее. Хаос структурирован, и в общем проницательному зрителю не сложно считать посылаемые автором символы и намеки. Интереснее сама атмосфера созданного Муратовой мира, в котором такие же люди, с такими же лицами, голосами, телами, говорящими на том же языке, но почему-то так страшно, и буквально чувствуешь этот спертый безжизненный воздух, ощущение гнетущее и безнадежное. Люди-монстры, люди-мертвецы, инферналы, запертые в отвратительного вида квартирах-гробах, набитых ненужным барахлом, которое хочется забрать с собой на тот свет.

Все происходящее отдает больницей еще задолго до того, как туда попадает главный герой. Фразы повторяются по несколько раз, как в каком-то дурном сне больного лихорадкой, параллельное «говорение» в пустоту, не замечая и не нуждаясь в собеседнике. Банальные слова и разговоры, слышанные нами каждый день, раскрываются во всем своем идиотизме и нелепости. Как докричаться до этих манекенов? Буквальный крик не помогает, убежать? Невозможно, как в том же сне, когда ноги вязнут в цементе и не можешь бежать, везде будет одно. Только «уснуть и видеть сны».

Картина представляет собой коллаж, склеенный из художественных и полудокументальных сцен, фрагментов записи в психбольнице, живодёрне, на рынке, в коммуналках. Но швов между вымыслом и правдой почти не видно, да и вымысел вполне реален и осязаем. Перед зрителем ставят зеркало, в которое ему по понятной причине неприятно смотреть. Такая отстраненность, приправленная сюрреалистичной картинкой, пугает обывателя, пришедшего в кино/театр за весельем, чтобы не видеть разрухи вокруг себя. Здесь все тоже, что нас окружает, но на контрастах, подчеркнуто. Раздирание жаренной рыбы — обычный вроде бы процесс, — под лиричную классическую композицию кажется уже чем-то отталкивающим, непроизвольно отводишь взгляд. Вообще самые «несозерцательные» сцены идут под классическую музыку, опять же как сочетание в человеке животного, земного, с чем-то высшим, нездешним. Голое тело человека — как венец творения природы, квинтессенция божьего промысла, в интерьерах разрухи и полного распада — обшарпанные «убитые» комнаты загаженных коммуналок.. что может быть ужаснее и прекраснее? Да что угодно может быть прекраснее этих отнюдь не привлекательных и не возбуждающих желание людях. Но необъятных размеров мужиковатая завуч школы, нахамившись за день, придя домой и довольно своеобразно «приласкав» инфантильного придурковатого сынка, неожиданно берет в руки трубу, открывает ноты и начинает играть.. наивная надежда, что возможно где-то в нас насекомых еще тлеет божественная искра.

Астенический синдром — это состояние всего нашего мира, наша форма жизни. По-научному мы в состоянии анабиоза, окуклившиеся зародыши, которым, кажется, только предстоит открыть глаза и начать жить. И ночной вагон метро увозит спящего героя в темноту.. видимо, не время еще.

Падение нравов в современном обществе имеет место быть очень остро и очень болезненно переносится духовно сильными людьми, нравственными, интеллигенцией. Хотя и так называемое быдло неполноценно получает удовольствие от своего морального разложения, а просто плывет по течению и не задумывается о своем духовном росте, о котором говорить не приходится, так как эти слои населения и составляют большую часть общества. А ведь эти процессы проистекают непреодолимо и скоро приведут к тому, что испражняться, уж простите, вступать в интимную связь друг с другом, меняя партнеров и не различая пола и возраста, избивать более слабых до смерти, как в общественных местах, так и вскорости, не приведи Господь в учреждениях, станет делом нормальным и обыденным. Это говорит об отсутствии норм морали у современного общества и бороться с этим практически невозможно. Эта черта человечества и была тонко подмечена Кирой Муратовой в фильме «Астенический синдром». Грозит ли это нашему обществу или нет вопрос спорный. Но пути решения Кира Муратова в своём фильме попыталась предложить, а ведь это уже немало.

«Астенический синдром» — это первый и единственный фильм Киры Муратовой, который я посмотрела, и хочу сказать, что это то ещё испытание для зрителя. Кинокритики, которые включают подобные фильмы в различные списки лучших из лучших, считают, что хорошее кино должно и долго не отпускать после просмотра.

В этом смысле «Астенический синдром» эту задачу перевыполнил. Нужно быть безусловно талантливым режиссёром, чтобы с помощью самых неожиданных, странных, необычных кинематографических приёмов показать абсурдность и безысходность жизни на сломе эпох. (Фильм вышел в 1989 году).

Всё начинается со сцены похорон. Женщина, потерявшая нестарого еще мужа, не может смириться с этим и крайне агрессивно настроена по отношению ко всему миру. Фильм чёрно-белый, тяжёлый, еле сдерживаешься, чтобы не выключить, и вдруг через 40 минут он кончается. Мы видим зрителей в зале, уже в цвете. Оказывается, этот фильм показывали в кинотеатре. На сцену выходят его создатели, но зрителям на них наплевать, они возмущаются, что жизнь и так дерьмовая, на фига такую жуть снимать, и расходятся. Остаётся один мужчина. Он не киноман, он просто заснул. Дальше разворачивается история его жизни. Он школьный учитель, и у него другая форма астенического синдрома. Защитной реакцией героини, потерявшей мужа, была агрессия, а у него — сон, в любое время, в любом месте.

И вот тут начинается настоящий абсурд. Появляются новые герои, их много, кто-то просто для того, чтобы сняться в крошечном эпизоде. Сюжета как такового нет. Сначала возникает ощущение, что оператор просто шёл по городу и снимал всех подряд, и эпизоды идут друг за другом без монтажа. Но вдруг фильм превращается в некое подобие спектакля, где все эти случайные персонажи громко проговаривают свои реплики, но никто друг друга не слышит.

Вокруг агрессия, жуткая бедность, серость, бездомные животные на живодёрне, некрасивые, плохо одетые люди…

Если бы я не жила в 90-е в нашей стране, я бы решила, что Муратова всё это выдумала.

Есть и юмор, жаль, что мало. Шедевральна сцена, где школьный завуч, больше похожая на торговку с рынка, поев дома супа, берёт трубу и вдохновенно играет «Strangers in the Night».

Не хочу писать об очевидном: что диагноз Муратова ставит обществу, что похожие мрачные предчувствия отражал Чехов в «Палате N6», и что кроме КМ на той же ниве повседневного хоррора работал Балабанов, и т. д. и т. п.

Интересной мне показалась похожесть худ. приёмов фильма на творчество мексиканца Карлоса Рейгадаса и датчанина Триера. Длинные планы, подчёркивание бездушности архитектуры большого города, мотив помутнения рассудка, поиски диалога — Рейгадас. Амбивалентность добра и зла, иронический атеизм, попытки сделать реальность более реальной с помощью логики сновидений — Триер.

Не могу не отметить, как КМ препарирует речь. Монологи и диалоги её персонажей запоминаются навсегда — не текстом, а интонацией. Так работают авторы-абсурдисты. Берут живую необлагороженную речь и доводят её несовершенство до музыки. Или, наоборот, материалом служит правильная, поставленная речь, вынужденная запинаться и искать точку опоры в мире, где она не нужна.

О сюжете: две напрямую не связанные новеллы о людях, переживающих личностный кризис в эпоху перестройки. Бог умер (наверное от стыда). Люди предоставлены сами себе, они как дети, оставшиеся без взрослых. У обоих центральных персонажей нет родителей.

Любопытно, как в одной из сцен КМ с юмором (!) даёт объяснение своему мрачному детищу. (Люди выходят из кинозала, диалог супругов). Вспоминается Звягинцев, у которого чувство юмора отсутствует базово.

Смотреть не рекомендую, но зацепить может. КМ гений, и даже одна-две сцены вне контекста могут стать поводом для размышлений.

Лично меня когда-то поразила сцена «свидание с бомжом», а в этот раз — нарколептический сон и монолог о родителях учителя английского.

8 из 10

Кира Муратова хотя и драматургически утрированно, но тем не менее вполне правдоподобно показывает нам в своем фильме последние годы существования Советского Союза времен «перестройки», периода всеобщего непонимания людей друг друга, хаоса и всеобщей нервной рефлексии, которую мы наблюдаем следя за актерами в разных пространствах на улицах, в очередях магазинов, школах, в жилых квартирах и др.

С помощью приема «фильм в фильме» через человека, выходящего с женой из кинотеатра уже предсказана реакция реального массового зрителя-обывателя на весь фильм в целом — что он тяжелый и очень мрачный, а людям хочется посмотреть после работы что-то веселое и легкое. Кстати с тех пор (1989 г.), мало что поменялось (2017 г.) и сегодня собрать друзей-конструкторов с работы пойти в кинотеатр проще на комиксный блокбастер про супергероев со спецэффектами, чем на серьезный фильм, к примеру Алексея Германа, или Сокурова.

Муратова ставит диагноз астенического синдрома не только двум своим главным героям — временно помешанной женщине-врачу схоронившей мужа и внезапно засыпающему мужчине-учителю, она ставит диагноз, как мне кажется, всему окружающему обществу. Это чувствуется по юмористически-безумной атмосфере некоторых сцен, да и видно, например, в эпизоде, когда рядом с уснувшим посреди станции метро учителем стоят и зевают подоспевшие к нему врач и милиционер, а по эскалатору спускаются в какой-то полудреме пассажиры. То есть в стране тогда была такая обстановка, от которой одни люди становились агрессивными, а другие впадали в сонное состояние.

По поводу последнего вспоминается замечательный рассказ Пелевина «Спи», где тоже очень забавно описывается идея «спящего бодрствования». А также реальный случай, который я прочитал как-то в газете о новой волне внезапного массового сна в небольшом селе в Казахстане.

Только большой мастер, каким уже была в 1989 году вполне зрелый режиссер Кира Муратова могла почувствовать и ухватить подлинную реальность того времени и с таким виртуозным изяществом, играя иронией и одновременно беспощадной откровенностью показать нам всю изнанку и несовершенство нашего общества, с надеждой хоть что-то изменить к лучшему.

8 из 10

В своем фильме Кира Муратова представляет нам великолепную картину — жизни мужчины и женщины, страдающих астеническим синдромом.

Что же такое астения? «Может быть, это просто хроническая усталость?» — спросите вы. Но нет, все намного глубже. Поэтому, мы бы хотели развеять все сомнения и указать на симптомы и генезис астенического синдрома.

Итак, если посмотреть на астению с клинической точки зрения, то мы увидим, что это то болезненное состояние человека, сопровождающееся всевозможной утомляемостью, свето- и звукочувствительностью, резкой сменой настроения (от возбудимости до резкого эмоционального и физического упадка). Люди с этим синдромом не способны к длительным физическим или умственным нагрузкам, они капризны и истощены.

Причин возникновения астенического синдрома очень много: от обычного умственного или физического перенапряжения до серьезных психических заболеваний (например, начальная стадия шизофрении) или нарушений в ЦНС или структурах головного мозга. Также, данное состояние встречается у лиц, перенесших интоксикации или страдающих хроническими заболеваниями.

В целом, картина астенического синдрома ясна. Она представляется нам как чрезмерная эмоциональная подавленность, чаще всего воспринимающаяся как депрессия, и имеющая очень интересный генезис.

Если мы рассмотрим условия возникновения астении на примере Муратовской героини, ты мы увидим, что его причиной послужило сильное эмоциональное потрясение — смерть мужа. Симптоматика на лицо: агрессия, ностальгия, страдания, слезы, тоска, горечь одиночества. Ее поведение не нормально, оно не может быть принято обществом в связи с чрезмерно пограничной ситуацией ее рассудка. Поэтому, женщина одинока во всех смыслах — даже социум не хочет ее принять, усмехаясь и призирая. Любое действие по отношении к ней, якобы помощь, является ничем иным как «надо», иначе и их осудят. Женщина опустошена и бессильна эмоционально, психически. И, собственно говоря, мы видим психосоматическое проявление астении: физическое и умственное недомогание, всеобъемлющая апатия вперемешку с депрессией. Зациклившись на своем горе и не желая его «отпустить», женщина собственноручно подводит себя к границе безумия и полной потери связи с окружающим ее миром.

Вторым примером проявления астении выступает мужчина — школьный учитель иностранного языка. Его проблема заключается в нарушении сна — нарколепсии. Здесь мы видим, что возникновение астенического синдрома связано с нарушениями в ЦНС. Мы видим, что мужчина страдает дневными приступами сонливости. Он никак не может это контролировать и попросту засыпает на ходу. Мужчина также жалуется на непонимание со стороны окружающих. Когда он засыпает на выходе из метро, его просто оттаскивают в сторону, а врач проявляет безразличие, отвечая, что тот спит. Мужчина оказывается в психбольнице и видит там точно таких же, непонятых никем, людей. Только вот никто не хочет понять, что нарушения нервной системы в психбольнице не вылечить. То есть, лечение оказалось безрезультатным для Муратовского героя.

На обоих примерах мы просмотрели явное наличие непониманий со стороны окружающих людей. Перед нами предстало все безразличие социума к «пограничникам» и друг к другу. Как бы скептически это не выглядело, но на самом деле так оно и есть.

Подводя итоги по всему вышесказанному, мы можем сказать, что генезис астении многогранен. Ее симптоматика зависит от характера основного заболевания, ставшего основой формирования астенического синдрома. Но, при этом, нельзя быть столь категоричными в установлении клинического диагноза, так как, рассматривая основным симптомом усталость, мы можем принять за астению обыкновенную хроническое недомогание. Поэтому всегда важно составить анамнез жизни подопечного и выявить генезис данного заболевания.

Фильм-хаос.

На первый взгляд, все совершенно непонятно. Странные похороны, где никого ничего не волнует. Наташа, которая похоронила себя вместе с мужем, идет по улице, как мертвец. И вроде бы банальная шизофрения, но кто в этом мире больной, а кто здоровый?

Никому не до кого нет дела, люди — шизофреники, зацикленные на себе, никто никого не слушает, не понимает, но пытаются имитировать коммуникабельность.

И вообще в чем смысл? Она толкает пустые бокалы один за другим, затем она толкает наполненный бокал, но они одинаково разбиваются..

Герой засыпает, герой просыпается, одно и тоже… фильм, жизнь.. все уходят.

Герой (Николай) продолжает свою жизнь, но ничего не меняется, никто по-прежнему никого не понимает..

Череда хаоса рождает цепь бессмысленных событий. Жестокость порождает жестокость. Парень защищает больного от девушек, которые над ним издеваются, забывает про него, увлекаясь наказанием обидчиков, завязывается драка, в спор влезает мужчина из окна, в это самое окно летит мусорка, разбивает и оставляет женщину с плачущим ребенком у разбитого стекла.

Все это наблюдает мужчина с фруктами, который приходит домой, где играет музыка и танцует его дочь, запирается в комнате с канарейками, где кошка попадается ему под горячую руку, где дочь пытается ее защитить, но завязывается драка, дочь уходит танцевать, а отец остается разбитым.

Николай приходит домой, встречает свою обывательную тещу и начинает монолог, который, по моему мнению, раскрывает суть фильма.

' Вижу все насквозь, вижу себя и свои узости, вижу, где кончается моя доброта, и где я делаюсь зверем, и где я ничего не хочу понимать, где я закрываю глаза, чтобы не видеть, где я делаюсь зверем, где я ничего не хочу понимать, где я закрываю глаза, чтобы ничего не видеть… и деньги, и злоба, и нетерпимость — все имеет надо мной такую же власть, как над низейшим из подонков… Они сидели по обе стороны длинного стола. Они сидели по обе стороны длинного стола. Они устали от мерцания телевизора. Она жевала, вернее так передвигала нижнею челюстью влево, вправо, как жернова, не замечая унизительности этого движения. Это как человек со стекающей изо рта слюной, как человек, ковыряющий грязь между пальцами ног.

Он сидел по правую сторону стола, небритый, тяжелый, как студень — моя мать и мой отец.

Я видел их яснее ясного, их старость так осязаема, она имеет запах, ее можно услышать, она материальнее всего остального в этой комнате..

Я ненавидел старость, я ненавидел старость, я ничего кроме их старости не замечал.. я ненавидел их за то, что они мои родители, я ненавидел свою ненависть.. я с отвращением узнавал в повадках отца повадки, свойственные мне. Я ненавидел за эту схожесть, за то, что он мой отец, за то, что я буду таким же старым, за то, что я стыжусь этих чувств, этих мыслей.. Все это многократно усиливалось, как отраженные в двух зеркалах, глядящих друг на друга.

Это был бесконечный коридор ненависти. И стены в нем из ненависти, и пол из ненависти, и весь он из одной только ненависти. Из ненависти, смешанной с отвращением, смешанной со стыдом, смешанной с бессилием.

И из этого коридора только один выход — в жестокость.. И еще один выход — сдержанность, только сдержанность, эти опускаемые веки, потому что невозможно изменить выражение собственных глаз. Это молчание, похожее на отрубленные пальцы людей, которые тонут и хватаются за борта твоей лодки…»

Далее идут цепи событий, раскрывающие еще большее непонимание людей.

Женщина, не имеющая претензий к жизни, кроме куска хлеба… Школы, выпускающие скопцов… голые несчастные люди..

И все что остается — это закрыть глаза, поддаться течению, уносящему тебя в пустоту.

Фильм Киры Муратовой «Астенический синдром»

Фильм о жизни, /после смерти близкого человека/, и о смерти духовной. Фильм о стране, в которой нам посчастливилось жить и о нас живущих в этой стране, о распаде личности и о поисках этого самого духовного начала.

Фильм состоит из двух частей. В первой, /чёрно-белой, или точнее грязно-коричневой/ история о женщине похоронившей любимого человека, во второй, /цветной, или точнее бледно-цветной/, история об учителе, который после глубокого нервного потрясения засыпает на ходу.

На первый взгляд между героями ничего общего. На первый взгляд между всеми нами ничего общего, но если копнуть глубже, общего гораздо больше чем различий. А уж тем более на уровне души, на уровне понимания жизни, на уровне чувств, мыслей, страхов и прочего и прочего.

История первая.

Кладбище. Женщина провожает с последний путь любимого человека. А во время ритуала погребения, кто-то из присутствующих рассказывает анекдоты, рядом стоящие непринуждённо смеются. Подобное зрелище провоцирует у женщины жесточайшую депрессию. Никто из окружающих не может, /и не испытывают ни малейшего желания понять состояние/ человека попавшего в беду. Ситуация переходит в неразрешимую проблему.

Впрочем, и окружающие героиню люди не в лучшем положении.

История вторая.

Кинотеатр. На экране идёт фильм о женщине, потерявшей любимого человека. Зрители уходят, не дождавшись пресс конференции с создателями фильма. В зале остаётся один человек. Спящий.

Это учитель, недавно освободившийся из заключения. Он так же, как и предыдущая героиня поставлен один на один с бессмысленностью и жестокостью мира, общества, человеческой природы. Он пытается сражаться за свой смысл жизни, пытается учить учеников, пытается писать книгу, пытается слушать, но постоянно засыпает в самый неподходящий момент. А окружающие живут своими мелкими интересами, собирают сплетни, /смерть человека, не вызывает у них жалости, только интерес/, пытаются перекричать один другого.

Попытка вылечится в психиатрической лечебнице ни к чему не приводит. От себя не убежишь, разве, что покопавшись в себе, поймёшь, что мир вокруг, тот же сумасшедший дом. И жизнь бессмысленна во всех её проявлениях. И то, что это твоя жизнь никак и ничто не оправдывает и не вносит никакой ясности.

Можно написать хорошую книгу, можно даже неплохо заработать на этом, /если конечно повезёт/, но написанное тобой не будет правдой, мир не изменится в лучшую сторону. Ты, можешь измениться сам, но это не имеет никакого смысла, потому, что ты должен жить по законам этого мира. А мир наш, как мы уже говорили сумасшедший дом.

Вот такой абсурд, в котором тебе предстоит найти своё человеческое счастье.

Абсурд, ещё потому что на агрессию мира герои фильма отвечают собственной агрессией. Мы понимаем, эта агрессия всего лишь защита, но это ничего не меняет. Оправдана, или не оправдана агрессия не важно, важно, что она рождает ещё большую агрессию и на определённом этапе круг замыкается. И получается нравственный тупик.

Этот фильм Муратовой, это не только приговор обществу, это жесточайший приговор каждому отдельно взятому человеку. Но вместе с тем, это ещё и робкая попытка покаяния и очищения.

А ещё это разговор о высших духовных ценностях. О человеколюбии, о милосердии, о любви, о вере. Всё то, о чём мы в суматохе жизненной забываем, всё то чего нам так отчаянно не хватает.

Это фильм о неустроенности, разброде, одиночестве и беспомощности человеческих особей в условиях переломного времени, когда один общественный уклад сменил другой. Это период получил странное название «перестройка». Именно в такое время и проверяется общество на прочность, спаянность, монолитность. Так вот, согласно интерпретации Муратовой, общество показало свою несостоятельность. Люди закрученные центробежным ветром перемен разлетелись в разные стороны, кто куда: по своим раковинам, норам, пещерам, закуткам.. Человек стал рассчитывать только на себя и выход искать в одиночку. Порвалась дней связующая нить, он перестал верить всем и вся, — отсюда его агрессивность и звериный оскал. Если же к общественным переменам добавляется личная драма, то вообще, атас, человек звереет на глазах и превращается в силу, всё сметающую на своём пути. Такое впечатление, что если бы у такого обиженного судьбой муратовского персонажа в момент аффекта была под рукой кнопка от ракеты с ядерной боеголовкой, то он ни на миг бы не задумываясь, воспользовался бы возможностью перевести свою индивидуальную драму в глобальную катастрофу, лишь бы только унять боль; фиг с ним, что вместе с его болью мир провалится в тартарары. Ну, да ладно, Бог с ними, обиженными, вот у другого персонажа обнаружился какой-то там синдром и ему приписали витамины в виде чёрной икры, так тот, ничтоже сумняшеся слопал столовой ложкой икорные запасы своей тёщи. Но, если бы представилась возможность, то он бы употребил рыбьи эмбрионы всей акватории Каспийского моря.- лишь бы решить свою личную проблему. В другой сюжетной линии девица-школьница возымела желание, несмотря ни на что, удовлетворить свой половой инстинкт: в этом случае. только смерть объекта её вожделения остановила её напор и натиск…

Это фильм о болезненной самовлюблённости, которая не только приводит к отстранённости от людей, общества, выпадению из реальности, но и ввергает индивидуумов, страдающих этим синдромом, к убийственной успокоенности, следующим этапом которой становится деградация личности.

В этом фильме неслышным эхом звучит вопрос: Что с нами происходит?

Но вопрос зависает в воздухе, как любой риторический. Он там болтается уже 25 лет, а всё равно, конца и краю не видать нашим глупостям, растерянности, одиночестве и безнадёги.

Мир, скорее всего, никогда не станет лучше до тех пор, пока люди останутся жить в своих панцирях, скорлупках, оболочках.

Муратова констатирует, издевается, стебается, где-то негодует, словом, не приемлет.

Она сняла своё видение мира, как чукча спел песню о том, что видел по дороге в свою ярангу, нисколько не заботясь о том, как это будут воспринято (белыми медведями в тундре, в случае с чукчей, или одиночными зрителями, покидающими зрительный зал, в случае с фильмом). Домыслю киноразъезд после представления:

Режиссёр: — Неча на зеркало пенять.

Зритель: — Зачем нам это? Ты покажи нам красивую грёзу или навей нам сон золотой.

- Так вы же итак всю дорогу спите.

— Так разве наша в том вина? Это во всём виноват синдром. Как его там? Точно, астенический.

9 из 10

Взору зрителя предстает картина режиссера Киры Муратовой о нравственном кризисе в обществе с названием «Астенический синдром».

Если начать анализ данного произведения с определения астенического синдрома или как ее еще называют астенией, то мы найдем, что это с древне-греческого «бессилие», а сама астения представляет собой болезненное состояние, проявляющееся повышенной утомляемостью и истощаемостью с крайней неустойчивостью настроения, ослаблением самообладания и нарушением сна. Именно с такими «симптомами» живут герои «Синдрома», они бессильны против общества равнодушия и безразличия.

Не зря потом зрителю демонстрируются конфликты в семьях, режиссер хотел показать, что общество состоящее из таких семей (семья, как мы знаем, ячейка общества) другим быть не может.

А школа есть ничем не лучшее место, где все занимаются чем хотят и на собрании задаются вопросом, а могут ли те которых «оскопили» не «оскопить» своих детей?

«Скопцы и дети! Вот в чем проблема!»

Первая часть фильма повествует нам о женщине у которой умер муж. Мы видим ее переживание, бессмысленные поступки, ностальгию, тоску, страдания. Показано, что она одна. И мы видим далее некое противостояние Она и окружающий мир, полный насмешек, оскорблений в ее сторону из-за ее поведения.

В диалоге с глав-врачем мы видим как ей становиться безразлично на других людей, и, отказываясь от его помощи, она идет и толкает людей, бросается на них. Но это не случайно и то что люди в ней воспринимают как ненормальное, есть то самое бессилие, а именно бессилие от равнодушия окружающих ко всему и вся. Ее отвергают все, и люди которые ей стараются помочь делают это не искренно и делают из-за этого что это является неким ритуалом и вести себя иным образом нельзя, и героиня это понимает, именно от этого она и не хочет слушать сожаления глав-врача по поводу смерти мужа. Она от отчаяния соглашается заняться сексом с неким молодым человеком изрядно выпившем, даже после грубо обращенного предложения она все-таки зовет его к себе домой. Но все равно она понимает, что все это бессмысленно.

Позднее происходит эффект, который можно назвать «фильм в фильме», и здесь нельзя не обратить внимание на то, что фильм, привлекающий внимание к проблеме равнодушия друг другу в обществе, не нужен людям. Они отвергают его, аргументируя тем, что и в жизни и на работе хватает проблем и невзгод, зачем это смотреть еще и на экране, если они пришли развлекаться и отвлечься от повседневности. И тут мы тоже видим непонимание, причем с обеих сторон, зрители не поняли фильма, а режиссер не понял, что этим людям реально надо, по крайней мере, они так думают.

И потом мы видим другую сюжетную линию в которой фигурирует учитель английского языка в школе, некий Николай Алексеевич, страдающий нарушением сна, а если точнее нарколепсией, из-за которой на выходе из вагона метро он падает, затрудняя движение людей, но и это никого не волнует, его оттаскивают ради того, чтобы он не мешал. На вопрос милиционера, что с ним медработник рядом отвечает, что он спит и уходит.

Фраза Николая, что его не понимают относиться не только к нему, но и ко всем героям картины. В фильме практически во всех диалогах прослеживается отсутствие понимания собеседника.

Николай не менее интересный персонаж в этом фильме, чем девушка в первой новелле. В фильме присутствует сцена, которая раскрывает внутренний мир Николая, он уединяется в некую комнату в которой ведет рассуждения об истине, молодости и прочем, но потом появляются люди, которые ему мешают уединиться и заполняют пространство своими бессмысленными повседневными проблемами.

Беда Николая в фильме даже несколько не в непонимании его окружающими, сколько в нежелании понимать его. Хотя кто захотел бы понимать человека, который презирая равнодушие, говоря о мещанстве на своем уроке, сам проявляет безразличие к тому, что происходит на его занятиях.

Также Николай пытается писать роман или рассказ, но это у него не очень получается, учитывая отношения с тещей, которая можно даже так сказать своеобразно принижает Николая к земле, говоря лучше бы он старался бы деньги зарабатывать, а не стараться написать качественное произведение. Кстати здесь как и в эпизоде в кинотеатре прослеживается тема отношения зрителя(читателя) как потребителя, которому не нужно что-то серьёзное, а нужно развлечение или если создавать то, только то что будет приносить прибыль. Отношение к искусству, как к индустрии развлечения как с одной стороны (потребителя), так и с другой (производитель в угоду таким потребителям).

На протяжении того времени как Николай далее взаимодействует с другими персонажами, нам демонстрируется как они живут, вплоть до человека который ответил «Я не пью.» на вопрос «Меня не понимают. Что мне делать?».

После всего, что делает Николай вдруг мы видим его вместе с «другими страдающими от общества людьми» в психбольнице. Безрезультатно пролечившись в психушке, где больные ничуть не более безумные, чем живущие на воле, он засыпает в метро, и пустой вагон увозит его в темный тоннель. Последние кадры показывают, как Николай лежит посреди вагона и тени и свет бегают по его телу, в атмосфере витает вопрос «а что дальше?». Открытый финал сам по себе интересен, но здесь он интересен тем, что мы, например, в других фильмах в открытых финалах можем порассуждать, что будет дальше с героем(ями), но тут мы даже не можем предположить, потому что за весь фильм понимаешь, их жизни (героев) непредсказуемы.

В целом, фильм мне понравился, среди плюсов можно отметить эффект «фильм в фильме», также то что, идея фильма прослеживается во всем и нисколько не искажает истины вне фильма, одновременные монологи нескольких людей, как художественная особенность, показывающая, что люди говорят не слыша друг друга, создавая шум в котором каждый говорит о своем.

Для фильм еще интересен тем, что в нем прослеживается эпоха тех лет. Видение людей о будущем, о «новом будущем», о «новом мышлении»,о свободе, о каких-то новых подходах к обучению, которые с холодом встречаются учителями, особенно это видно когда директор выступает на собрании. И спустя 25 лет, мы можем посмотреть не сколько размышления тех лет, сколько то, что из них конечным счетом получилось и развивалось, увидеть заблуждение людей, стремление к новому, но находясь все равно в очень закоренелом старом.

Таким образом, фильм Киры Муратовой я считаю достойным просмотра и анализа. Конечно не всем, но кто захочет, тот посмотрит. Этот фильм все-таки серьёзный и о серьёзной проблеме, потому что она охватывает все общество. Каждый зритель смотрящий данный фильм может для себя найти тему, которая ему ближе, потому что в фильме много интересных и глубоких моментов, которые мы встречаем каждый день.

Как хорошо, что дело, как и положено, не в сюжете. Я беру и вляпываюсь в сложную картину, чтобы увести разговор от драматургии и поговорить о чем угодно еще. Потому что я не знаю, какой конкретный смысл несет в себе, например. деление «Астенического синдрома» на две новеллы. И тайно надеюсь, что вообще никакого конкретного.

Повторящиеся диалоги, сцены, фразы, символика деталей, ступенчатое композиционное движение, характерная театральность: все это нагромождение абсурда рождает (что абсурдно) ощущение конечной правдивости, а не желание разгадывать символические ребусы. Муратова играет с реальностью как хочет, выжимает ее, взрезает, препарирует, перекидывает из стороны в сторону и в итоге оказывается к ней ближе всех. И у меня нет этого ощущения бреда, которым делились многие, мне наоборот как будто выдали на руки кусок правды.

И (опять таки, мне кажется) кинематограф примерно так и должен себя вести.

Точнее, это конкретно то, что ценю конкретно я.

Можно и, наверное, нужно было бы поговорить о привязке Аситенического миндрома к определенной эпохе, к этому временному разлому. Потому что указателей в картине достаточно. Но я, если честно, не хочу. Для меня это совсем не главное, я это не так хорошо понимаю и не так хорошо чувствую. Попробую говорить о том, что ближе.

Открываю первую рецензию на кинопоиске. Первый абзац:

«.. подарка для души не ждите, потому что в фильме прет такая мизантропия, что даже Шопенгауэр на этом фоне выглядит бодрячком.»

А в моем случае это и правда был «подарок для души», хотя такое словосочетание я бы употреблять, конечно, не стала. Для меня этот фильм не то что лишен мизантропии, он ей противопоставлен. В моем, лично моем понимании, картина имеет почти христианскую основу. Основу всепринятия.

Мне показали кусок правды и ее приняли. Ее не осудили, над ней не смеялись, не отстранялись от нее даже, ее приняли как таковую и приняли в ней себя.

Не помню, на кого ссылался в своей лекции профессор духовной академии А. Осипов, по-моему, на Игумена Никона, но суть мысли была в том, что к грехам окружающих (читай недостаткам/проступкам, читай как знаешь, чтобы тебе ухо не резало) нужно относиться как к болезням людей, лежащих с тобой в одной больнице. Вот ты лежишь, у тебя нога сломана. А на соседней койке — рука. На следующей человек вообще шевелиться не может.

Тебе же не придет в голову его за это осуждать? Он, может, и дурак, и сам нарвался, но ему стоит посочувствовать. Ты сам здесь. Просто болезнь другая.

Именно таким взглядом, мне кажется, мы смотрим на человечество через фильмы Киры Муратовой. И это может прозвучать забавно но я несколько раз включала «Астенический синдром», когда мне было конкретно плохо, чтобы успокоиться, и успокаивалась. Потому что в вижу нем не жестокость, но акт принятия. И мне кажется, что принимают и меня.

Наташа, женщина средних лет, хоронит любимого мужа, после чего долго не может прийти в себя, утрачивая почву под ногами и связь с миром. Она агрессивно кидается на людей, а затем в отчаянии пытается уложить к себе в постель случайного подвернувшегося мужичка… Этот чёрно-белый пролог здесь не только фильм в фильме, но и концептуальный зачин, и одновременно мостик к прошлым работам режиссёра. Но вот чёрно-белое кино заканчивается, звучит команда: «Встать!», — и зрителя переносят в обычную жизнь. Так Муратова прощается со своим прошлым и начинает новый отсчёт. Этот символичный водораздел обозначен рамками именно этого фильма, что уже само по себе любопытно.

Героем следующей, основной — цветной — части, будет Николай Петрович — замордованный жизнью учитель английского языка средней школы, перманентно впадающий в состояние близкое летаргическому сну. Учитель здесь — персонифицированное воплощение краха интеллигентской утопии, утверждавшей неизбежное торжество интеллекта и моральных ценностей. Всё, на что способен Николай Петрович, это никчёмные, мнимые поиски себя, да жадное пожирание чёрной икры ложками в инфантильных попытках самоутвердиться, хотя бы в глазах жены и тёщи.

Снимая, вроде бы, чернушное кино, в диапазоне — от живодерни до похорон, от издевательств над дебилом до сюрреалистической очереди за рыбой, Муратова не спекулирует на вскрывшихся язвах социума, а диагностирует предынфарктное состояние миропорядка. Изысканное совершенство ранних работ сменилось композиционной неряшливостью и несбалансированностью формы, принципиально другой интонацией и иным отношением к героям. Вместо любви пришла нелюбовь, вместо светлой печали — пессимизм и распад. А прозвучавший из уст дородной бабёнки забористый мат, прямо в объектив кинокамеры, вызвал почти тотальный шок у зрителей.

В то время как одна политическая эпоха активно сменяла другую, Кира Муратова отразила этот катаклизм через асоциальное кино: мистерию сна как смерти, в котором перестройка обрела значение психологического и физиологического климакса. По сути, она сняла неправильное кино — в пику общественным настроениям и ожиданиям. Поставила ноль впавшему в сон обществу, а если и симпатизировала тут кому-то, то исключительно животным. Так самый витальный фильм второй оттепели зафиксировал крушение незыблемых основ и гармоничной картины мира, которую Муратова прежде сама создавала своими картинами.

Разделенная на две серии, лента «Астенический синдром» Киры Муратовой повествует о страдающих нервным истощением мужчине и женщине. Однако потерявшая мужа Наталья и сломленный жизненными перипетиями Николай не единственные, кто сходит с ума в буквальном и переносном смысле, — весь мир погружен в атмосферу безумия.

Люди глухи друг к другу, говорят на различных языках, причем в прямом смысле, кричат, пытаются быть слышанными, но не слушают сами. Достаточно вспомнить урок, который ведет Николай, где ученики произносят одни и те же фразы, как будто заученные, вновь и вновь. Слова, повторяющие сотни раз, набивают оскомину и теряют всякий смысл. «Никто меня не понимает!» — кричит Николай и это действительно так, каждый забился в раковину и не видит ничего кроме ее стенок. Родственные узы как будто носят лишь номинативный характер, но не несут душевной близости. Так, Муратова показывает нам отца и дочь, которые дерутся и оскорбляют друг друга по ничтожному поводу, хотя оба мечтают о понимании. Ненависть, накопившаяся внутри, ищет выход, и каждый готов ударить побольнее. Так, теща Николая, мечтающего писать, «душит» его устремления мещанскими вопросами о деньгах.

Погруженная в горе Наталья будто просыпается ото сна, пытается отвергнуть все и вся, желает освободиться от ненужных пут работы, правил поведения. Смерть близкого человека показывает ей истинное и ложное. И по отношению к ней становится справедливым высказывание Акуагавы: «У меня нет совести, только нервы».

Астенический мир Муратовой перекликается с вселенной некоммуникабельности Антониони. Тотальное разобщение людей и невозможность пойти на контакт ведут только к одному либо в темный тоннель, либо к затмению.

Агония эпохи, в своей предсмертной судороге жалящей людей, виновных только в том, что они жили в своем времени. Усталость общества, вконец сварившегося в собственном соку, давящая тяжелым камнем на свои мыслящие винтики, не способные, подобно герою «Бразилии», к побегу за грани сознания. Они то безропотно плывут по течению, то взрываются яростью на все сразу и ни на что конкретно. Как и одноименную человеческую болезнь, астению социума не заглушишь таблетками и не оставишь на самотек. Авось, пройдет.

Не каждый художник рискнет преподнести зрителю жизнеописания подобного толку. Сложно при таком выборе тематики не скатиться в банальное позерство по отношению к кино общепризнанному. Но последнего украинского классика, Муратову всегда сложно было упрекнуть в жалости к своему зрителю или, в другой полярности, «чернушной» гиперболизации действительности. Реальность у нее передана без украшений, едва ли не документально, но преподнесена она во всех гранях своей абсурдности, населена персонажами, чья колоритность, переходящая едва ли не в причудливость, противостоит тяге социума к усредненности. Анормальность персонажей картин Киры Муратовой в «Астеническом синдроме» весьма далека от эксцентрики героев лент перестроечного времени. Это своеобразный сумасшедший дом (не зря «дом скорби» внутри фильма ничем особо не отличается от потерявшего ориентацию, анемического мира за его стенами), способный очень некомфортно чувствовать неподготовленного посетителя.

Структурно фильм поделен надвое, хоть это и не обычное пересечение двух новелл, концептуально объединенных. Первая, меньшая часть фильма являет собой концентрацию женского страдания, тем не менее снятого без грамма нарочитой сентиментальности или попыток манипулирования зрительскими эмоциями. Не то время, не те люди вокруг, чтобы жалостливо заламывать руки. Потеря смысла жизни ведет за собой потерю принципов и откидывания норм, кои и так уже не особо важны в отравленной атмосфере общего декаданса. Героиня ржавыми ножницами просто отрезает от себя все те нити, что раньше связывало ее с миром. Он не нужен ей, как по большей мере и не нужна она сама миру, обществу, чье сострадание по большей мере лишь ритуал. Только агрессия, подчеркнутая нелогичностью поступков, как то секс с юродивым или нападки на случайных прохожих. Отчаяние героини всё быстрее идёт к апогею, но Муратова не позволяет ему наступить.

Неожиданным движением история внутреннего отчуждения человека растворяется в окружающем нервном клубке, переходя в состояние «фильма внутри фильма», отходя за кулисы вслед за жалобой зрителя, что в жизни и так достаточно проблем, что бы лицезреть их еще и на киноэкране. Ироничный укор автора людям, не желающим всматриваться в тени царящего снаружи удушья. Все же легче поменьше обращать на это внимания, так и дышать значительно проще. И все таки этому выбору Муратова оставляет право на жизнь, ведь звучит он не из уст классического Муратовского фрика, а от самого обыкновенного человека. Не заставишь же его вдруг стать «интеллектуально сознательным». Пользы от этого будет не больше, чем от оставшихся последними в зале солдат, без эмоций покидающих сеанс по приказу старшего. Но все таки ранит автора та безучастность, с которой зритель покидает сеанс, в котом отображены и авторские поиски режиссера, и личностная драма героини.

Если у Кшиштофа Кесьлевского в схожем по фабульной истории «Синем» печаль все же проиграла бой за душу женщины, то Муратова бросает героиню, оставив ее за пределами сознания забывшегося в астеническом сне второго персонажа, учителя Николая. Причину постепенного ухода Николая от реальности стоит искать в одурманивающей пожелтевшей атмосфере, в далеко не романтическом мире все не заканчивающейся осени и социальной хандры. Когда все вокруг теряют почву под ногами, хоть и продолжают создавать видимость благополучия. Но напряжение все равно выплескивается наружу: в виде мелких провокаций обывателей, в виде драки с учеником под восхищенные крики «Какой скандал!». Драки, ничего не значащей и уже через минуту забытой. И везде — равнодушие… Какое дело толпе до тела, распростертого у нее на пути. Вот и находит выход заблудший путник во сне, с каждый разом отбирающем у реальности минуты и складывая их в часы и дни своей власти.

Впрочем, упадок в «Астеническом синдроме» лишен патетики. Уходящий в неизвестность вагон, как скорбный реквием по уходящей стране, далек от гневных проповедей или апокалипсических пророчеств. Выцветший, помертвевший воздух «Синдрома» прекрасно проникает в зрительское сознание и без внешней мишуры. Зловещий этот взгляд художника, неудобный. Но от этого не менее талантливый.

Эта знаковая лента для российского кинематографа появилась на перепутье времен и выразила драму, пронзившую наше общество в тяжелый период перестройки и в государстве, и в сознании людей. Злободневное содержание картины, впрочем, отрицаемое самим режиссером, Кирой Муратовой, стало материалом, на основе которого на экране был воссоздан мир сегодняшний, но по принципам классиков советского кино. Монтажно-поэтический метод Эйзенштейна составляет каркас фильма, проявляется в законе стыковки кадров. Отзвуки «Потемкина» слышны и в композиции повествования, которое ведется двумя слитыми воедино планами: человеком и толпой — они отражаются друг в друге, как в зеркале, качества массы персонифицируются в герое, а его характер растворяется в народе. Стиль съемки обнаруживает стремление к художественной документальности, которая также была изобретена Эйзенштейном, поэтому к фильму Киры Георгиевны вполне применима формулировка, высказанная в отношении «Броненосца «Потемкина»: «существует как хроника, но действует как драма» (С. И. Фрейлих).

С другой стороны, в плавном перетекании крупных панорам жизни страны в быт конкретного человека видится манера режиссера иной формации — Марлена Хуциева. Не похожа ли смена масштаба рассказа в работе Муратовой на подобный же прием в фильмах «Застава Ильича» и «Июльский дождь»? Однако «Астенический синдром» вовсе не исчерпывается механикой съемки, обращением к аллюзиям хрестоматийных или современных лент (в эпизоде педсовета можно усмотреть сходство с картиной Э. Рязанова «Гараж»), ибо его материал и художественная энергия находятся на совершенно другом поле, поэтому и реализация фильма в полной мере самобытна.

Вобрав в себя традиции прошлого, фильм оказался глашатаем «современного стиля», который так органично перекачивал и в нашу реальность, найдя плодотворную почву в работах Балабанова и Гай Германики. Однако обличение изнанки жизни у многих нынешних деятелей стало самоцелью, в то время как Муратова видела в этом лишь форму, которая вмещает в себя содержание общее и важное. И «чернуха», за которую режиссера обругал не один реакционный критик, в действительности сама собой перетекает на экран с улиц грязных городов, из заблеванных подъездов, обшарпанных квартир и ужасных питомников для собак, но через все это проглядывает человеческое лицо. Мир внешний представляется зеркалом души. Отсюда и претензия режиссера на общность. Исторический перелом для нас стал серым и бессмысленных, для любого другого народа он был бы окрашен в иные тона, но и они бы возникали из прошлого этого народа, показывая его менталитет. Что ж, мы такие — невежественные, жестокие, равнодушные и всегда одинокие, потерянные в толпе и отчужденные внутри себя.

И через весь этот нелинейный сюжет, усыпанный драматическими отступлениями, каждое из которых, кажется, говорит о своем, проходит тема русской души. Усталой, измотанной светлым будущим и нищенским настоящим, высокими лозунгами и низким враньем, зажатой в застенках времени, между бюстом Ленина и спиной следующего в очереди за рыбой. В масштабе истории люди, по-видимому, сами того не осознавая, жадно цепляются за все новые возможности, которые дает нарождающийся либерализм. И если в фильме «Москва слезам не верит», тоже коснувшемся портрета эпохи, запрещали обниматься на улицах, то теперь целующиеся парочки идут рядами. Единая идеология приказала долго жить, оставив человека наедине с собой, оттого он и мается в праздном безделье.

Камертоном общего настроения выступает учитель английского языка и по совместительству писатель — замшелый интеллигент, задыхающийся в атмосфере абсурда, повисшего над миром бесконечным грозовым облаком. Он представляет собой тип булгаковского Мастера: возможно, талантливый, но задавленный реальностью, достойный счастья, но слишком слабый, чтобы стремиться к нему. Вот только Маргарит в действительности Муратовой не водится. Женщина изображается режиссером безвольной, вся внутренняя энергия ее уходит на истерию, поэтому в фильме нет героини, хотя галерея женских портретов пестра. И оттого пространство заполняет безысходность, и люди засыпают и погружаются в кому, растворяющуюся в темноте.

Заголовок — это ответ на вопрос» на что похож этот фильм?». Фильм, беспощадно вскрывающий негативные стороны общества, заглядывающий туда, куда заглядывать не любят, показывающий то, на что смотреть не приятно. Фильм, безусловно, не для всех. Герои фильма порой ужасны, но это — те же люди из толпы, окружающей нас ежедневно. Люди, слабо рефлексирующие, сильно вытесняющие и с потрясающим упорством рационализирующие.

«Мне это кино не понравилось, в нём мало Муратовой», — так, вроде бы, говорят в Одессе.

Вот уже 20 лет в будущем году исполнится этому фильму. Будем отмечать юбилей нашей хронической усталости. Такие вот невесёлые, но чётные, годовщины.

В одном старом фильме Муратова играла ведьму. Такой штрих к её портрету даю на откуп специалистам в области кино, любящим рассуждать на тему мизантропии, присущей её творчеству. Будет способствовать правдоподобью клейма.

«Астенический синдром», конечно, в первую очередь — свидетельство о времени, когда умирала империя, а люди в этих условиях продолжали жить. Не претендуя на всесторонний анализ данного произведения, остановлюсь лишь на тех моментах, которые показались мне важными.

Интересно, что автор фактически отрицает возможность женской самости. Героиня первой истории теряет связь с окружающим миром в связи со смертью мужа, во второй же части женщины, проходящие по сюжету, в той или иной мере пытаются достичь собственной аутентичности через объект желания — мужчину, несмотря на то, что очень смутен этот объект.

Интересно, что герой второй главы, являющийся типическим представителем русской интеллигенции в муратовской интерпретации не вызывает и намёка на симпатию или, прости Господи, эмпатию. Хочется разобраться, почему так происходит. Скорее всего, в силу его нежизнеспособности — помещённый в безвременье провинциальный апологет культуры оказывается ни на что не годным. И если считать склонность к графомании (несомненный писательский талант героя никоим образом не собираюсь ставить под сомнение) его оправданием, то давайте будем так считать; но и обратим внимание на то, как интеллигентный человек, только что с великолепным пафосом рассуждающий о равнодушии, как неотъемлемом атрибуте мещанства, через 15 минут в реальной ситуации эту самую манерную индифферентность и являет. Нарочитость, скажете. Чертовски жизненная нарочитость, отвечу.

Интересно, как в пространстве картины персонажи пытаются максимально ритуализировать своё несимпатичное бытие, и это, по-моему, наиболее существенный ключ к пониманию фильма.

Общество, находящееся в состоянии устойчивого равновесия, вырабатывает единый поведенческий ритуал, но вместе с его (общества) гибелью в первую очередь утрачивается и алгоритм жизни. Второстепенный человек, оказавшийся на стыке времён, в мире, который рушится на глазах, создаёт собственный ритуал существования, который с окружающим миром не стыкуется. Бесчисленные повторы в речи всех без исключения персонажей есть не что иное, как голосовое доказательство права существования личного ритуала. Кино Муратовой, визуально минималистское, что не в последнюю очередь обусловлено элементарной нехваткой денег, перенасыщено вербально.

Это шумное кино, как бывает шумным ребёнок. Что касается меня, то я — за любой шум (кроме белого) просто потому, что шум есть неотъемлемый атрибут жизни. Другое дело, что такая словесная гиперболизация исключает контакт разумов, возможность диалога. Все одновременно говорят, никто никого не слышит. Интересно, что кризис вербальности, который формулирует в последней книге модный ныне писатель Алексей Иванов, 20 лет назад описан Муратовой посредством киноязыка. Неспособность современным человеком транслировать ценности посредством слов приводит к тотальной невозможности взаимопонимания индивидов. Людское общество устало от себя и Витрум в этой ситуации вряд ли поможет.

Интересно, что Муратова рисует фриков, и в глазах её нет ужаса. Она живопишет второстепенных, ненужных людей, и нет пренебрежения в её взоре. Но есть страсть, ярость, эмоциональная обнажённость и трепет. Набор качеств, совокупность которых в современном культурном пространстве обычно и квалифицируется как мизантропия.

Гуманизм автора не предполагает поиск достоинств в людях, их априори не имеющих, но лишь на что-то надеется. Быть может на некую мышцу, позволяющую человеку с маленькой буквы каждодневно преодолевать то самое пресловутое отчаяние и пытаться жить.

Вот лишь несколько аспектов, вычлененных из разноголосого цветного шума Киры Георгиевны Муратовой среднестатистическим представителем секты ненужных, который руководствовался заветом парализованного классика советской литературы. Жизнь даётся человеку один раз, и прожить её следует внимательно.

Ассоциативный ряд у печали, как мне кажется, намного богаче, чем у радости. Упадок, крах и кризис способны породить намного больше глубоких художественных образов, чем достаток и процветание. Это своего рода испытание на прочность, испытание на настоящесть.

Астенический синдром — синдром усталости. Великая Кира Муратова помещает своих героев в тяжелые, подчас невыносимые обстоятельства. И они понемногу сходят с ума.

Отсутствие строгой сюжетной линии, длинные монологи, смакование отвратительных сцен, безконтекстные эмоциональные всплески — все это связывает лишь одна нить: нить времени. Пространство как будто напоено глухой беспросветной тоской, где почти никто уже и не пытается быть адекватным, все плывут по течению.

Образы — гиперболизированы. Краски — сгущены. Выхода — нет. И все равно кое-кто пытается не только спастись, но и спасти, кое-кто пытается вывезти из грязи это уродливое время. На общем сумасшедшем фоне эти попытки выглядят такими же сумасшедшими, но они — есть.

Я не могу сказать, что посмотреть этот фильм стоит практически всем. Отнюдь. Это спорное кино. Но уж во всяком случае, решившись его смотреть, приготовьтесь не к отдыху, а к серьезной работе.