Тринадцатый апостол (1988)

В перестройку некоторые советские киноделы решили обратиться к западным фантастам, ставить которых до этого было трудно. И самым востребованным стал Брэдбери. Одной из самых заметных советских экранизаций великого автора оказался «Тринадцатый апостол» Сурена Бабаяна — интерпретация «Марсианских хроник», к которым приплели «Солярис» и религиозную тематику. Интересный коктейль, верно? Ага, сейчас. У Бабаяна и компании было понимание того, что они хотят снять, а вот понимания того, как это снимать, не было ни малейшего. В итоге получился артхаус в самом отвратительном своем проявлении: он вроде бы жонглирует интересными идеями, но никак их толком не подает. В первые минут пятнадцать вообще непонятно, причем тут Брэдбери — собственно сама экранизация сразу двух рассказов помещена в середину фильма в виде флэшбэка, занимающего где-то половину хронометража, и нужна для для объяснения истории главного героя, нагло плагиатящей «Солярис» Тарковского (именно Тарковского, а не Лема). Только вот в «Солярисе» были великолепная режиссура и прекрасные актеры, передававшие психологизм через диалоги, в которые зритель верил и верит до сих пор. А здесь нудные диалоги о серьезных материях, временами отдаленно напоминающие творчество Брэдбери, проговариваются загробным тоном, вызывающим не страх, горечь или желание задуматься о высоком, а тоску и раздражение. Так и хочется временами заорать в экран: ну что ты там бормочешь, больше артистизма! Кто тебя играть учил? Даже Банионис (единственный, кто хотя бы запоминается) и Джигарханян не вытягивают малоизвестных коллег. Режиссура под стать — серый мир, серые события, никакого эмоционального отклика. А проблематика, поднятая Брэдбери, — право человека вторгаться в другую цивилизацию — вроде как есть, но только потому, что была в оригинале. Что же до религии, которую нам навязчиво показывают, ее в сюжет вставили чисто для экзотики: время было еще советское, и она только выходила на поверхность. А практической пользы от нее в фильме ноль. Молитвы под аккордеон, статуя Богоматери, долгий кадр с ангелом над кроватью, а зачем это все, непонятно. Сами додумаете, товарищи зрители. Это же артхаус, здесь так принято!

Об остальном говорить особо нечего: костюмы космонавтов — что-то белое (еще одна религиозная аллюзия?) плюс очки для сварки — в качестве фантастического элемента. Перенос действия из Америки в Армению (снимали, во всяком случае, там) оправдан — все лучше, чем очередные наши, играющие в американскую жизнь. Размытые красные звезды (аллюзия на СССР? Может, весь фильм — аллегория пути Союза, который был уверен в своей коммунистической правде, пока реальность не показала иное? Да какая разница — рассуждать фильм не мотивирует) не манят и не пугают. Все серо, скучно и затемнено (свою роль тут сыграла и плохая пленка). Ничто не цепляет и не запоминается.

В вольных интерпретациях как таковых ничего плохого нет, особенно если в результате первоисточник играет новыми красками. Но в нашем случае все краски, смыслы и секреты поданы так, что на них просто наплевать. Фильм, который мог бы быть неплохим прочтением культовой книги, пал жертвой непрофессионализма своих создателей. Что ж, в то время отечественная культура искала себя, и ошибки были неизбежны. Это уродливое не пойми что — просто очередная проба пера.

1 из 10

Совершенно дичайший армянский арт-хаус по мотивам «Марсианских хроник» Рэя Брэдбери. Впрочем, возможно, что его произведения и нужно экранизировать только лишь в виде таких вот крышесносящих вольных интерпретаций. Ведь все книги Брэдбери это по сути философские притчи, наполненные аллегориями и неподдающиеся рациональному анализу.

На протяжении всего фильма вас не будет покидать ощущение, что диагноз «неизлечимая шизофрения» можно отнести не только к героям картины, но и к режиссеру со сценаристом. Особенно дико выглядят жирные бородатые армянские актеры в нелепых белых одеждах, изображающие американских астронавтов. Они бормочут какую-то ахинею, лишь отдаленно напоминающую авторский текст и катаются по Марсу на велосипедах в смешных блестящих касках и черных сварочных очках.

В общем, это будут не самые скучные полтора часа вашей жизни. Одно несомненное достоинство у этого фильма все-таки есть: вам непременно захочется перечитать «Марсианские хроники».

Интерпретация литературного материала в этом фильме напоминает ту качественную перестановку акцентов, что сделал Тарковский в своем «Солярисе». Проблема столкновения с неведомым, принципиально чужеродным и потому непознаваемым была заменена более архетипической идеей возвращения к дому, к себе. Человек как блудный сын, скитаясь по необозримому Космосу, все равно обязан заново обрести свою колыбель, прародину. Тем самым человек делает Космос антропоморфным, тот поддается его импульсам.

Режиссер Бабаян совершает нечто подобное с материалом Бредбери. Фактически, «Марсианские хроники» (в своей основе) — это развернутая метафора колонизации Америки. Понятно, что книга сложнее и неоднозначнее данной трактовки, но ее надо учитывать. В итоге, становится совершенно ясно, почему марсиан по книге погубили не оружие или геноцид, но самые обыкновенные земные бактерии. Влияние одной цивилизации на другую может быть незаметным, но необратимым.

В трактовке армянского режиссера вся эта проблематика напрочь исчезла. Он, подобно многим режиссерам конца 1980-х годов, создает длинную и маловразумительную кинематографически притчу, об ошибках и вине человека. Это, конечно же, интерпретация исторического пути Советского Союза и эволюции сознания советского человека. Марс — это не иное с его спецификой. Марс — это прошлое человека и цивилизации, к которой он принадлежит. Пытаясь колонизировать «красную планету», человек сталкивается со своим прошлым и терпит духовную катастрофу. Но режиссер идет дальше: он отправляет марсианина на Землю (поворот, что у Бредбери абсолютно отсутствует), где тот в итоге признан своим и даже родным. В этом моменте фильм окончательно перестает быть мало-мальски вразумительным. Оказывается, что чувство исторической вины легко подменяется конформистским принятием эрзаца, замены и подмены как своего.

И ладно, если бы еще это было талантливо снято. Нет, фильм представляет собой типичную эпигонскую версию языка киномодерна: напыщенные диалоги и монологи (всегда еще что-то значащие помимо своего значения), абсолютно условное и малобюджетное пространство-время, отрывочное появление на экране хороших актеров, которым почти нечего играть. Нас все время хотят убедить, что перед нами какое-то значительное высказывание «о времени и о себе», но это не так. Попытка приспособить яркое литературное произведение под запросы конца 1980-х оборачивается совершенно невразумительным творческим результатом.