Конец света с последующим симпозиумом (1986)

«У меня осталось самое большее два часа, чтобы отыскать ключ к тайне, которая до сих пор, кажется, не поддаётся разгадке. Если меня постигнет неудача, очень может быть, что и я и все мы погибнем раньше, чем мы думаем. Преувеличение? Конечно. Это мой метод. Я драматург.» Ночь, только уличный фонарь освещает лицо произносящего эти строки. Поведение и одежда выдает в нем неумелого шпиона. Слова звучат глухо и отдаются эхом внутри вас. Сцена напоминает вычурный детектив, но с каждой фразой она перерастает в насыщенный трагифарс. И вас приглашают принять в нем участие.

Трудно назвать последнюю работу Татьяны Лиозновой кинофильмом. Она больше похожа на профессионально записанный спектакль, будто остановивший время и возвращающий нас в 80-е годы. Настолько интимно срежиссирован личный диалог с каждым зрителем в пьесе драматурга-абсурдиста Артура Копита. Фильм, как застывшая картина, лишен действия в обычном понимании этого слова. Сцены мгновенно меняют декорации, а актеры почти замирают в пространстве. Акцент максимально смещен на размышления в рамках заведомо нереальной ситуации. Для большинства простых смертных.

Ядерный аспект темы конца света, выброшенный на всеобщее обозрение одновременно и американской, и российской стороной, был архиактуален для перестроечного времени России. Целая страна кардинально меняла мировоззрение, переживала тотальный крах социалистических убеждений. В умах людей вершился истинный конец всего. Проблематика пьесы находилась на острие ножа, она буквально кровоточила от легкого прикосновения. Но зрителю позволили увидеть картину лишь раз, 3 марта 1987 года. Работа мгновенно получила статус политически прокаженной и погрязла в архивах советского кинематографа.

Ну, доложу я вам, не припомню такого обеда со времён,

когда Чарли Чаплин перестал сниматься в кино.

Выплеснул впечатления главный герой Майкл Трент после одной из деловых встреч своего драматургического расследования. А что он мог ощущать, скукожившись, на чуть приподнятой режиссером циновке, рядом с нахально развалившимся правительственным чиновником? Сытный обед из трех серий-блюд с уникальным многообразием вкусов предложила нам команда звезд советского кинематографа. Здесь и терпкий, грозный миллионер, спонсор пьесы (Армен Джигарханян), его фразы или паузы звучат одинаково внушительно. И приторный, улыбчивый импресарио (Олег Табаков), фонтан эмоций которого смягчает гибкий владелец агентства (Евгений Весник). Сцены в стиле остросюжетного шпионского детектива, как соус васаби, переключают нас с одного букета вкусов на другой. Режиссер великолепно, в свойственной только ей манере, нестандартно по-лиозновски, приправляет каждую сцену. Кого-то неудобно приподнимая. Кого-то противопоставляя. Кого-то размещая на разные слои объемного кадра.

Бездна лицедейского потенциала актеров просматривается в череде крупных планов. Лиознова может себе это позволить, ведь даже дебютирующий актер — это Дмитрий Певцов. Его харизматичный ученый, аналитик-паяц, легко поигрывает мышцами и прыгает по полкам кухни, как орангутанг. Наглядная демонстрация стратегического превосходства в бытовых условиях под ритмичную разделку мяса на кухне и разговоры о сценариях холодной войны. Она взрывается ядерным танцем, который либо восхитит вас, либо вызовет отвращение. Вряд ли тут будут уместны полутона.

Колоритны своей молчаливостью герои второго плана. Чернокожий официант Иван в глубоком поклоне прислуживает за столом. Безучастно держит поднос с инструментами слуга-японец. Секретари будто расцвеченные тени главных действующих лиц тонко отражают их характерные черты. Они больше похожи на продуманные декорации сцен, мастерски завершающие образ персонажей или философский смысл диалогов. Просчитано все до последней мелочи, начиная с сухих веток в живом букете, заканчивая метаморфозами художника М. К. Эшера. «Будьте осторожны» — предупреждает спонсор главного героя, отечески постукивая револьвером по плечу. И неудивительно, ведь…

Логика самая страшная штука,

которой когда-либо овладел человек

Феерическая игра слов, рожденная гениальным драматургом, представляет настоящую жемчужину кинокартины. Фильм соткан из диалогов, монологов, рассуждений и самокопаний. Камера оператора навязчиво приковывает наше внимание к картине Эшера «Водопад», с помощью которой графически концептуально отражается парадоксальность и почти математическая бесконечность всех споров о гонке вооружений. Речь героев полна остроумного переосмысления логических, а в живописи пластических, парадоксов принятия решений. Фразы пьесы хочется цитировать одну за другой. «Блеф, воспринимаемый всерьез, значительно более полезен, чем серьезная угроза, воспринимаемая как блеф».

Жаль, что фильм был воспринят как опасный для зарождающихся американско-российских отношений. По мнению автора пьесы А. Л. Копита мы очень близки друг другу: «Американская драматургия вышла из Антона Чехова. Сила Чехова в том, что его события происходят не в тексте, не в диалоге. Если обратиться к Ибсену, то в центре его пьес — всегда нарратив. Чехов обходится без нарратива». Может, отчасти, поэтому последняя работа Лиозновой была неоднозначно воспринята даже ее поклонниками. В ней высоковато взята нота терзаний души. Безудержно абсурдными показались отдельным критикам получившиеся персонажи, вплоть до сравнения их с коверными клоунами. Слишком глубокое повествование, затянутость и некоторую скучноватость отметили другие.

Но картину невозможно смотреть в шумной компании, старательно поглощая попкорн и заливая его кока-колой. К ней надо подойти вдумчиво, наедине с самим собой, ловя каждое слово, считывая движения героев, замечая малейшие предметы интерьера. Ведь вам предстоит нелегкий разговор на совершенно абсурдные ядерные философские темы. Фильм заставит трудиться не только вашу голову, но и ваше сердце. Разве вы не задумывались хотя бы раз, как стоит вести себя в условиях ссоры при угрозе полной капитуляции? Что будете делать, если враг одинаково силен? Или кто побеждает в драке кирпичами? В интеллектуальной драме абсурда вы можете пытаться найти на них ответы вместе с великолепным американским драматургом и монументальным российским «стремительным режиссером».