Только вдвоем (1976)

Фильм снят по нашумевшей повести моего относительного земляка, сахалинского писателя Анатолия Самуиловича Тоболяка. Повесть называлась «История одной любви», была опубликована в «Юности» в 1975 году и провозглашала, приветствовала пришествие человека нового типа.

Фильм ужасен. Кроме того, что в Паутине можно найти только изуродованную обрезанную по краям версию, результат превращения кинофильма в телефильм. В фильме совершенно невнятен главный герой — Сергей. Акцент перетянут на Бориса Антоновича, хотя в повести он является не более чем фоном. При этом экзистенциальные раздумья этого фона из повести никак не перешли в фильм. Убрано много сцен (например, визит Воронина в Москву, к родителям Кротовых). Изменены главные герои: Сергей из маяковского превращён в какую-то истеричную мямлю; неудачен и выбор актёра. (Хотя Колесников, наверное, сыграл даже лучше своих коллег по этому фильму.) Катя — женственная и почти девственная тростиночка с волосами до пояса — превращена в какую-то заджинсованную хипповку. Нет катиного отца, хотя в повести его манекенное появление сыграло свою роль.

В общем, как с «Тихим Доном»: читаешь — одно, смотришь — другое. Множеством смещённых акцентов режиссёр Кузнецов превратил молодых тотальных повстанцев в благодарный плод советской действительности. В повести Сергей успешен, потому что действует вопреки трухлявой системе; в фильме — потому что ему помогают добросердечные советские сограждане. Даже поступок Суворова в повести более впечатляет, чем в фильме. В повести он совершил небывалое: пожалел, защитил щенка. В фильме — всё гладко, иначе и быть не могло в Стране Советов.

Из плюсов фильма можно отметить только начальную сцену с множеством окон да панорамы северной природы (хотя, кажется, несколько затянутые).

Теперь о персонажах. Тоболяк — Царство ему Небесное — всегда был самодостаточным антисистемщиком, намеренно инфантильным примитивистом, и по форме, и по духу (лучшим выражением чего явилось его лучшее произведение — «Невозможно остановиться»). Но его повесть об антисистемщиках, которым он явно симпатизировал и завидовал, внезапно даже для него самого вошла в новый формат соцреализма. В формат, который больше не отрицал «волосатиков», «хиппанов», «сопляков», но, наоборот, делал на них ставку. Теперь ведь социализм стал «с человеческим лицом»! Да и зачем отрицать этих «бременских музыкантов»: они ведь не инородные, выросли на специально отобранной советской и зарубежной литературе. В повести Серёжа Кротов непрестанно говорит гоголевскими словечками.

Тоболяк в своих произведениях клонировал самого себя. Это был типичный представитель «протраченного поколения», тяготевшего в 1970-х к 1990-м. И когда 90-е наступили, «протраченное поколение» быстренько надорвалось, объевшись свободами и суверенитетами. Судьба самого Анатолия Тоболяка (частично описанная в «Невозможно остановиться») — тому пример. Тогда было чудное время — тогда, когда в подъезд было страшно зайти. Чудно было ощущение нового, всем — и мне, каюсь! — казалось, что СССтарое прошло, и вот, наступило всё новое. Новая страна, новые люди. Пей, сколько можешь! Люби кого угодно! Голосуй за кого угодно! Даже не думай — сердцем голосуй и прочими гениталиями!

Теперь видно, что это была лишь перезагрузка, переход на новое программное обеспечение, но с теми же файлами. И в этой безысходности меня всегда тревожит вопрос: а куда они подевались, эти Серёжа и Катя? Их ведь были миллионы, обчитавшихся Хемингуэя и Вознесенского, обслушавшихся «Битлов» и «Аквариума».

Тоболяк сам был из таких, и на Сахалине он попал в окружение себе подобных. 70 % полумиллионного населения нашего островного края прибыли сюда в 1960—70-е под влиянием пропаганды, частью которой негаданно стал и сам Тоболяк. Свобода общения, молодёжность, лёгкость — до сих пор сахалинцев отличают эти черты поведения. Но дело не в этом, а жизненной программе «Серёжи&Кати». Куда подевались эти тотальные противленцы? Не все ведь сгинули в Афганистане, были зажарены утюгами братков, отравились метиловым пойлом. Серёжи&Кати явно нет в современных госорганах, школах, больницах, кочегарках и оленеводческих хозяйствах. Где же они?

Вопрос этот безответен. Не потому, что нет ответа в принципе, а потому что не хочется услышать правдивого ответа.

Есть такое понятие «типичный сахалинец». Расскажу об одном примере. Представительница «типичного сахалинца» — моя бывшая квартирная хозяйка. Вместе с мужем они «в поисках романтики» после института прибыли на Сахалин (возможно, не без косвенного участия Тоболяка), устроились работать: она — инженером в строительство, он — по какой-то более пролетарской части. Теперь она сдаёт три квартиры (на Сахалине это дороже, чем в Москве, порой), а заработанные деньги старательно тратит на образование детей (её дочь училась у меня в платном вузе), на отдых в Тайланде, на евроремонт в своей хате, на машину и прочие радости потребительства. И таких — вся наша область, это применимо не только к описанной мной гнусной жабе.

Неужели «туда» всё девалось?

И начинанья, взнесшиеся мощно,

сворачивая в сторону свой ход,

теряют имя действия…

Неужели всепобедившее потребительское быдло, озабоченное шириной диагонали своих зомбопанелей, имеет своим источником Серёжу&Катю? Об этом страшно думать! Если чудовищная империя смогла породить столь недолговечный результат, то разве имею я право надеяться на торжество каких-то идей, светлых принципов? Неужели всякий протест против быдлячества, всякий поиск индивидуальности — ложь и тупик? Неужто не выбраться из закольцованных щупалец Ктулху? Неужели всё, что нам светит, это храм с иконой св. Спиридона — чтобы молиться «о преуспеянии в бизнесе»? Серёжа&Катя, куда вы подевались?! Я хотел бы быть таким, как вы. Но не хочу превратиться в звероавтомат, бездушно рассчитывающий путь к удобствам. И не хочу сдохнуть от алкоголизма в самом расцвете своего суицидального творчества, как Анатолий Самуилович, пополняя пантеон цирковых уродцев — «российской интеллигенции».

Неужели всё-всё заросло скверным салом?..

3 из 10