Излучины Миссури (1976)

Анатомия заповедного кино Артура Пенна познавательна в первую очередь своей аскетичностью. Этот режиссер из раза в раз старался погрузить зрителя в обезжиренную консистенцию региональной действительности с совершенно осязаемым национальным колоритом. В его картинах воссияла богатая природная и диалектическая составляющая. Если речь заходила о Диком Западе, то у горячих голов в кино-произведениях Пенна находились занятия помимо стрельбы на выживание или однотипных ограблений поезда (хотя не без этого, конечно). Под рукой у героев появлялись не только пистолет или ружье, но и лассо, топоры, молотки и тяпки. Оружие для этого кино-мастера так и не стало культом, его герои — прежде всего добытчики, трудяги, а уже после — убийцы, конокрады и воры. Да, миром Пенна так или иначе, тоже правила нажива, но те же «Излучины Миссури» — это скорее краеведческая драма, скотоводческая лирика или земледельческий эпос, нежели вестерн. После просмотра ряда работ Артура Пенна каждый по-своему ответит на вопрос: что кинематографичнее — кольт или мотыга?

Сюжет «Излучин» привинчен к жизни, к дикой местности северного плоскогорья, в которой постепенно обживаются первопроходцы. Конфликт «Излучин» законопачен противостоянием оседлых крестьян и бродяжьих бандитов. Одни следуют проторенным законным путем, осваивают землю, поднимают фермерские угодья. Иным уготована тернистая тропа беззакония, им тоже нелегко, убой скота и конокрадство — далеко не безоблачный маршрут. За подобные народные преступления североамериканский шариат вешает на тополиных ветках без следствия. И те, и другие прокладывают дорожку на ощупь, через каменные расселины, через студеные речки и бездетную почву, жизнь как и полагается тем временам не стоит ни цента, а за каждым валуном таится опасность. Но вдобавок ко всему тривиальная схватка травоядных и хищников обретает новую опцию. Помещики — трицератопсы нанимают изощренного наемника-тираннозавра, чтобы разобраться со стаей надоедливых велоцирапторов.

Тема риска, как и тема антропологии Северной Америки, пурпурными нитями проходит через «Излучины Миссури». Но за риском нет иной философии и мотивов кроме как борьба за жизнь. А там, где есть, пусть и такая прямолинейная, борьба — должен быть и накал, страсть. Если темы, «пурпурные нити» — фитиль, то мотивы героев — взрывчатка, без которой не состоится вожделенного фейерверка, без которой любая картина разваливается. Артур Пенн дозирует свой динамит, он словно дальтоник рисует взрыв в упрощенном свете.

Угольно-грязная рубаха; затертые до дыр от постоянных водных переправ чаппарахас; дремучая борода, в которой надолго застрял капустный лист, — вот атрибутика главного действующего лица в «Излучинах». Линии и арки героев здесь, подобно общественному сознанию той эпохи, примитивны и ведомы животными инстинктами. Мужчины суровы и предсказуемы, женщины сговорчивы, лошади объезжены, ружья пристрелены. Риторика «Излучин» груба и первородна, тем неуместнее смотрится в ней дьявольски игривый прищур Джека Николсона, и уж тем более поэтом во всей этой сутолоке допотопных выживающих смотрится монумент экзистенциальности в лице Марлона Брандо. Это те самые два льва в посудной лавке. И та же аскетичность сценария не дает развернуться глыбам актерского цеха в полную меру, опыт и стратегический склад ума прожженного пинкертона (Брандо) казалось бы вздымается над удачливостью и резвостью молодого пройдохи (Джек). Подобно классу сыщика в борьбе с открытостью Трубадура. Но и здесь жесткость и даже жестокость первого по закону зрительского спроса рождают более наивное предложение и победу второго. А по сути для картины не играет никакой роли — кто из них победил. Потому что как и в жизни далее ничего не происходит, смысл в выживании. Все, кто остался на плоту судьбы — продолжают плыть по течению Миссури и просто жить.

За приземленностью истории, остается лишь констатировать единственный в своем роде блистательный актерский дуэт, эхо его грандиозного имени затмило и сам фильм, и даже исполнение. Но стоит признать — без этих фигур от картины и вовсе бы осталась только художественность горчичных полей, да интрига поиска брода в речке. К сожалению, при всей аутентичности, тротила для вечного северного сияния в «Излучинах Миссури» оказалось недостаточно.

6 из 10

Сам по себе этот фильм мутноват, даже грязноват; такой себе несколько затянутый вестерн с претензией на эпатаж. Ради чего стоит его смотреть — так это ради неподражаемой и искромётной игры Марлона Брандо, этого ленивого гения мирового кинематографа. Одной левой, небрежно, дедушка Марлоша поворачивает тумблер и — бац! — включает на полную своего внутреннего беса. Джеки николсоны и прочие партнёры по фильму неизбежно отправляются не то что на второй, а на третий план (на втором норовистая лошадь Марлона). Фёдор Михайлович в таких случаях говорил: стушевались; тут-то и становится понятным, кто есть who. Как бы резвяся и играя, безо всякого напряжения, сверхчеловек Брандо демонстрирует одного из самых странных злодеев кино. Неприлично располневший красавец, одновременно жеманный и брутальный пузырь, седые космы по ветру, он «как светлячок», по выражению самого Марлона, пролетает через картину, паля из ружья, поедая морковку, плескаясь в ванной, бренча на чём-то вроде балалайки и даже один раз выпустив газы. Кроме этого полёта вы ничего не запомните, всё остальное, банальное и глуповатое в сравнении с буйным гением мистера Брандо, неизбежно останется смазанным (между прочим, многое от актёрской манеры Марлона в этом фильме перенял впоследствии Джонни Депп, например, в попсовом образе Джека Воробья — но как и бывает в таких случаях, остался лишь подражателем). Концовка, предсказуемейшая с учётом жанра, становится дурацкой и нелепой, всё должно было быть по-другому, мы ведь все понимаем, но куда там, выйти за рамки подобно главному артисту ни у режиссёра, ни у сценариста не получилось.

5 из 10, обеспеченные игрой мэтра.