Нежданный гость (1972)

«Война делает хороших людей лучше, а плохих — хуже».

Закончилась война и в одну из квартир постучался незнакомец. Он должен рассказать о своем боевом товарище, командире. С этим ритуалом знакомы многие. На этом и построен этот внешне непритязательный фильм.

На протяжении всей картины зрителю предлагаются постоянные флешбеки, рассказывающие о том, как скромный учитель стал уверенным командиром. За рафинированной интеллигентностью война обнаружила стальной характер к которому потянулись многие подчиненные и сослуживцы.

Эта метаморфоза, перевоплощение в уверенного бойца, была идеально продемонстрирована Андреем Мягковым. Эта линия, равно как и сюжетная психологическая составляющая, скрашивают все слабые стороны ленты. Что скрывать — тут не хватает ни качественного монтажа, ни опытной операторской работы.

Получается, что козырей не так уж и много, но они настолько убедительны, что в своем реализме и своеобразной честности лента оставляет далеко позади схожую историю о том, как Том Хэнкс спасал рядового Райана. Слишком уж картонным и нелепым, вторичным, выглядит Хэнкс в сравнении с Мягковым.

Уверен, тут многие удивятся, ведь в советской ленте не так уж и много батальных сцен. Как тут соревноваться с высокотехнологичной лентой Спилберга. Но при всем этом, картина Монахова лишена той милой гармонии, какая была в американской ленте. Там даже под сомнение не ставилась незыблемость семейных отношений. А ведь в «Нежданном госте» многое определяет и позиция супруги героя, Ольги Нечаевой. И позиция эта настолько прагматична и суха, что никакой войны не надо показывать.

Остается лишь жалеть, что этот фильм не получил заслуженного признания. Да и роль Мягкова тут особо не вспоминают.

7 из 10

«Ничего, ничего, дорогая… Пусть виски серебрит седина, — это, наши сердца сберегая, нас слегка присолила война».

Первая режиссёрская работа Владимира Васильевича Монахова «Непрошенная любовь» (1964) «пробрала» меня до глубины души. Она поразила меня одухотворённой игрой Ивана Лапикова и крайне бережным отношением режиссёра к шолоховскому тексту. Стремление ещё раз увидеть результат работы Мастера, привёл меня к фильму «Нежданный гость». И вновь я испытал то же самое потрясение от полного погружения в созданный Владимиром Васильевичем удивительный киномир, в основе которого лежит рассказ «При свете дня» (1960) писателя, поэта, переводчика, киносценариста Эммануила Генриховича Казакевича, чья фамилия, ассоциируется, прежде всего с повестью «Звезда» (1948) и романом «Весна на Одере» (1950). У Владимира Монахова удивительное «чутьё» на произведения, глубина психологизма которых поражает. И рассказ, и фильм (снятый очень близко к первоисточнику) начинаются вполне обычно и не обещают впереди особых волнений. Если после просмотра замечательной картины Монахова прочитать рассказ Казакевича, то можно получить непередаваемый словами «эффект полного присутствия».

«Ничего, что щепоточку соли кто-то бросил на чёрную прядь, — крепче будем! Ни бури, ни боли нас теперь не сумеют сломать».

Трудно представить в роли Слепцова кого-то другого кроме Ивана Герасимовича Лапикова. Иван Герасимович — это кровоточащая рана войны и неподкупная совесть земли русской. Именно поэтому Лапикову удаются роли, в которых его словами, его глазами говорит сама Совесть. На первых порах ни о чём подобном зритель даже не догадывается. Слепцов просто выкладывает на стол гостинцы. «Мальчик смотрел на всё это и не верил своим глазам. Потребовалось трёхкратное приглашение Слепцова, чтобы Юра принялся за обильную пищу, ненормированную, жирную, острую и притом еще пахнущую дальними дикими пространствами, где рыбу не покупают в магазине, а ловят в больших реках, а мясо достают с помощью ружья и ножа. Юра опьянел от еды и, как все пьяные, стал болтлив». Зритель следит за всем и гадает: кто этот однорукий солдат, и что он делает в доме, где его никто не знает? Приход хозяйки квартиры Ольги Петровны должен расставить всё по своим местам, но… «Ольга Петровна замерла над ребёнком, потом выпрямилась, обернулась и медленно пошла к Слепцову. Он тоже сделал шаг ей навстречу. В глазах у неё был испуг — вероятно, оттого, что солдат говорил о её муже, как о живом, как о где-то существующем. Потом она вдруг непривычно для себя засуетилась, заволновалась».

«Огорчаться от каждой морщины я, ей-богу, не вижу причин: посуди, — ну какой же мужчина без добротных военных морщин?»

Очень странно встречает женщина человека, пришедшего передать последнюю волю её погибшего мужа. Герой Лапикова начинает подмечать детали: «улыбнулась без нужды», «имитировала непринуждённый разговор», «нарочито переоделась в чёрное платье». Подмечает, но относит это на волнение женщины. «Во время рассказа солдата Ольга Петровна, слушая вначале рассеянно, а потом всё с большим вниманием и напряжением, вспоминала покойного мужа, но вспоминала не так, как обычно в течение двух с лишним лет, прошедших со времени его гибели, а совершенно по-новому. Солдат казался ей как бы посланцем из другого мира — того мира, где Виталий Николаевич Нечаев жил отдельно от неё, где умер и продолжает жить после смерти в воспоминаниях этого солдата. У неё ни на минуту не проходило ощущение, что однорукий солдат прибыл от живого Виталия Нечаева непосредственно — оттуда, где Виталий находится теперь, — настолько живы были его впечатления и настолько, в сущности, потрясающ его приход».

«Нам досталось и радость и муки в эти годы пожать на земле. Будем думать о встрече в разлуке, будем думать о солнце во мгле».

Приходит понимание необычного и странного поведения женщины. Всё правильно: любимый человек, которого она успела похоронить в душе и оплакать, вдруг за словами солдата воскресает на её глазах! При этом, «когда солдат рассказывал о том, как Виталий Николаевич шёл по грязи в плохой шинели, без еды и в порванных сапогах, она испытывала знакомое ей чувство покровительственной жалости и даже некоторого удовлетворения тем обстоятельством, что муж без неё беспомощен и не приспособлен к жизни». Мысль о страданиях мужа заставляет вспомнить свои собственные страдания: «Эти годы она жила в маленьком сибирском городке, казалось, целиком сотканном из неуюта и холода, тем более что старожилы, местные чалдоны, жили в своих бревенчатых чёрных домах уютно, тепло и замкнуто». Ольга Петровна уже не слушает слова солдата. Она вспоминает, с каким трудом ей удалось выбраться в крупный город, но и там «шла суровая, полуголодная жизнь».

«Всё придёт: соловьиные трели и заката в малиновый час… Только б наши сердца не старели и не морщились души у нас!»

А Слепцов всё рассказывал. Он вспоминал самые незначительные подробности из жизни своего командира Нечаева Виталия Николаевича, думая, что они будут интересны Ольге Петровны. И даже приход незнакомого мужчины его не особенно удивил, хотя Слепцов сразу почувствовал к нему антипатию оттого, что он так вальяжно ведёт себя в доме его погибшего командира. А потом «внезапно оборвавшийся плач ребенка вначале заставил Слепцова улыбнуться, но затем улыбка замерла на его лице и из ласковой стала удивлённой, даже детски глуповатой, затем медленно отлетела от лица, оно стало растерянным, смущённым и, наконец, — смертельно-серьезным». Искалеченный солдат пришёл в этот дом, чтобы поделиться добром и светом, исходившим от Виталия Нечаева. Вот только свет этот мало кого здесь тронул… Удивительный фильм. Поразительный рассказ, в котором Эммануил Казакевич коснулся ещё одной грани той страшной войны — памяти. Для кого-то это всего лишь слово из пяти букв, а для кого-то — синоним совести…

P.S. «Секешфехервар» — это название венгерского города, ставшего испытанием для всего Третьего Украинского фронта.