Светящаяся сводница (1971)

Начав пристально всматриваться в изощренно художественные, броско сюрреалистичные фотографии авторства культового американского андеграундного деятеля Стивена Арнольда, на которых в монохромном полумраке человеческие фигуры застыли в неведомом мистическом танце, преисполненном некоей зловещей ритуальной или высвобождающей сексуальной энергетики, буквально прорывающейся сквозь пленку, а всякая половая принадлежность по возможности дистанцирована от зрительского восприятия, неизбежно рождается ощущение проникновения в нечто подсознательное и потустороннее, оказывающее по-настоящему гипнотическое воздействие. Впрочем, в таком эффекте едва ли есть что-то необъяснимое: Стивен Арнольд, в 60—70-х гг. прошлого века ставший одним из глашатаев идей сексуальной революции, человек, входивший в ближайший круг Тимоти Лири, Энди Уорхола и Кеннета Энгера, и впоследствии перебравшийся в Испанию под протекторат Сальвадора Дали, на своих снимках запечатлевал не только и не столько чьи-то портреты в обрамлении эзотерической, религиозной или архетипической (по Юнгу) символики, хотя и черпал из этих источников львиную долю своего болезненного вдохновения. На этих снимках оживали сами идеи тогдашнего времени, которое с каждым новым приемом ЛСД Арнольдом все сильнее таяло в призрачной тленности, растворялось в последних предзакатных лучах солнца, умертвлялось в небытие.

«Luminous Procuress» 1971 года — единственная полнометражная киноработа Стивена Арнольда — как раз может показаться исключительно производной от тех фотографических произведений, с которыми в первую очередь ассоциируется Арнольд. Картина начинается с того, что двое безымянных молодых людей забредают, и, кажется, что целенаправленно, в таинственный особняк, в котором их взору открывается нечто не поддающееся никакому рациональному пояснению. Переходя из комнаты в комнату, парням предстоит побывать и даже поучаствовать в самых разнообразных сексуальных оргиях — с карликами, геями, лесбиянками, трансвеститами, людьми разных рас и эпох, очутиться на странном карнавале и узреть ритуалы Древнего Египта, которые плавно перерастут в эротические утехи. Сюжет в этой ленте, однако, скорее номинален и носит характер некоего наброска, поскольку ни кульминации, ни развертывания внятного драматического конфликта не предполагается, будет лишь созерцание и наблюдение, а выхода вовне для героев не предусмотрено. Зайдя в этот дом, выйти парням из него оказывается не суждено. Во всяком случае, Арнольд не дает никакого ответа насчет их дальнейшей судьбы, буквально обрывая фильм.

Видимый слой ленты — это перевод на язык кино юнгианства, которое, тем не менее, Стивен Арнольд подчеркивает ненавязчиво, творя на экране абсолютную свободу собственного кинематографического высказывания, вдохновившее с одной стороны радикально авторские порнографические работы Курта МакДауэлла «Раскаты грома!» и «За зеленой дверью» братьев Митчелл, с другой же — само возникшее не без непосредственного влияния японцев Вакамацу и Тераямы (что удивительно, в одночасье с «Блестящей сводней» появился и «Томатный кетчуп императора», в котором тоже роль гендера подверглась сущей деконструкции) и итальянцев Пазолини и Феррери, впрочем, всякого рода буржуазная обструкция в «Luminous Procuress» отметалась по гамбургскому счёту, а на первый план выходил умозрительный гедонизм, неиссякамая эротическая власть. Прочитать при этом фильм можно и с точки зрения взросления личностей, где оба героя, в дихотомии свободного и несвободного собственного плотского воплощения, проходят через все этапы познания своего Я, и в этой онейрической пустыне страстей они сталкиваются с Anima, Animus, Persona etc. Только вот пробудиться им не дано; здешний сон оказывается столь же бесконечным, сколь и сладостным, ибо за пределами этой юдоли их ждет реальность, никчемная в своем бытии, скованном отсутствием полной свободы как таковой.

Однако все же бросающаяся в глаза нарочитая недосказанность вкупе с той киноязыковой изобретательностью, каковую применяет Арнольд на всем протяжении фильма, лишь отчетливо усугубляет ощущение неподвластного контролю этого беспечного сновидения, в которое столь истово приглашает постановщик. В отличие от радикализирующего все и вся Ника Зедда, Арнольд в своем по сути программном фильме «Luminous Procuress», благодаря которому его, собственно, и приметил Дали, предается не хтонической трансгрессии (несмотря на всю её выразительную провокативность, разве что снаффа и зоофилии не привлек в кинотекст), а скорее пресловутой ауторефлексии, отражая в двух главных мужских персонажах ленты самое себя и то смурное, бурное, буйное время, которое он ощущал на физическом и физиологическом уровне, глотая с жадностью тот пьянительный воздух. При этом, бесспорно, понимая бренность всего происходящего, оттого столь часто в этой сюрреалистической кислотной порнопоэтике зарифмовывается в пределах одного кадра секс и смерть, а за безудержным потоком похоти таится невыразимой силы авторская тоска.