Агнец божий (1971)

Искупление страданием — мотив, связующий два уровня смыслов в фильме Янчо. Жертвенная роль Христа и обоюдный террор гражданской войны (в Венгрии она была тоже, но короче, всего несколько месяцев в 1919 году, но успела пройти стадии и «красного», и «белого» террора), конечно, максимально актуализируют образы насилия на экране, из которых фильм состоит практически полностью. Янчо трудно назвать приверженцем миметичного искусства, он, как это у него водится, выбирает условный топос сельской местности, поля, рядом с какой-то деревней, чтобы за полтора часа уместить на нем весь пространственно-временной континуум венгерских событий почти столетней давности. Я не сильно разбираюсь в истории этой страны, но догадываюсь, что тогдашние события спрессованы (при всем дефиците наррации в фильмах Янчо), но понимать этот прием прямолинейно — режиссер схематично изображает ход гражданской войны — тоже не стоит. При всей схожести той истории с первыми годами большевистского государства (приходят одни, убивают других, а потом уцелевшие другие возвращаются, чтобы в свою очередь расправиться с «одними»), есть важный нюанс. Венгерские коммунисты так активно занялись национализацией и дехристианизацией, что на селе их поддержка очень быстро упала до минимума. Поэтому «жертвенное» положение крестьянства, вынужденного на себе испытывать все прелести многажды переходного периода дает о себе знать на экране. Это как раз та третья сила, которая не является обычно актантом насилия, но вовлечена в него наравне с другими силами.

Во второй половине фильма усугубляются евангельские мотивы, которые к финалу все более эсхатологичны. Опять же боюсь ошибиться в своеобразном символизме Янчо, но кажется, что от Христа он переходит к Антихристу, которого играет (?) Ольбрыхский. Антихрист тут, конечно, не из книги Иоанна. Это Антихрист исторический, как бы раньше сказали, символ победы реакции и перехода к фашизму. Но режиссера все же больше занимает онтология зла. Он не персонифицирует убийства, они у него совершаются всеми и по отношению ко всем. Ключевой и самый рискованный этически эпизод фильма — зачитывание подробного описания пресловутой китайской казни, года в течение полутора часов от жертвы отрезают, отпиливают и отрубают куски плоти, прежде чем она сможет умереть (знаменательно совпадение хронометража казни и этого фильма). Янчо совершенно не пытается совершить простой ход, отнеся одну сторону конфликта к злу, а другую — к добру. Его убийства постоянны, по-своему ритмичны и безэмоциональны. Если история набрала свой ход, то она может быть только насилием, то есть политикой. И жертвой тут становится буквально всякий только потому, что оказывается в положении объекта. Взгляд из современности в день прошедший оказывается у Янчо минимально ангажированным частными теориями, его занимает не этизация политического, а реализация онтологической подоплеки, которая, повторяюсь, в данном случае сводится к злу и ни к чему иному.

7 из 10