Пикник с Вайсманном (1969)

Ян Шванкмайер — не просто один из выдающихся мультипликаторов Восточной Европы, но и самый среди них очевидный постмодернист не только стилистически, но и концептуально. Чрезвычайно последовательно в своих картинах он воплощает постсовременный взгляд на человека, который отличает сумрачный пессимизм и ядовитая ирония, легко переходящая в гротеск. Пережив все кошмары тоталитарного контроля, он, как и многие его коллеги из соцстран (Р. Полански, Д. Макавеев, Э. Шорм), воспринимает человека не как самодостаточную свободную личность, а как тело, чья активность детерминирована языком, социумом и идеологией.

Отрицание свободы выбора человека, неверие в его экзистенциальную независимость от политических и культурных дискурсов впервые ярко продемонстрировал уже «Пикник с Вайсманном», снятый Шванкмайером, что особенно символично, в 1968 году. Будто экранизируя последнюю главу «Слов и вещей» М. Фуко, Шванкмайер стремится продемонстрировать выключенность человека из символических процессов: он — всего лишь тело, подверженное насилию, предметная среда живет своей жизнью, подчиняясь анонимным законом дискурсивного взаимодействия, есть лишь знаковая игра, система интертекстуальных отсылок, но референта, экзистенциально фундирующего ее нет. Фотографии, выполненные в технике начала ХХ века, намекают зрителю на то, что время человеческого ушло безвозвратно вместе с аристократией и феодализмом. Нет больше эрудированных, эстетически образованных личностей, есть массы, управляемые извне, бездушные как вещи, — таков неутешительный вывод режиссера, видевшего все ужасы тоталитарного контроля.

Убедительно выражая на экране парадоксы нашего алогичного и дисгармоничного времени, утратившего последнюю связь с Богом, творчество Шванкмайера, вместе с тем, больно всеми пороками contemporary art. В его лентах есть та агрессивная склонность к эпатированию публики, та чрезмерная фиксация на образах насилия и деструктивной сексуальности, которая полностью лишила современное искусство полутонов в изображении как Эроса, так и Танатоса. Балансируя на грани китча, режиссер, тем не менее, редко ее переходит, причиной чему является его мощная индивидуальность и реальная личная боль за антропологические аномалии нашего времени.

Программное отрицание духовности и следующее из него пристальное внимание к проблемам телесности (не только в ее физиологическом аспекте) — еще одна важная черта искусства Шванкмайера и постмодерна в целом. Именно одухотворенность тела, его наполненность бессмертной субстанцией — залог его целостности, потому, отрицая духовность как таковую, овеществляя человеческое сознание, намертво привязывая его к телу греховными навыками, современная культура все чаще изображает телесный распад, зацикливается на теме аморфного, создавая причудливые и пугающие гибриды естественного и искусственного. Рискну предположить, что Шванкмайеру в его восприятии телесности концептуально близок Д. Кроненберг даже при его безразличии к трансгуманизму, характеризующему художественную вселенную автора «Видеодрома» и «Экзистенции».