Три тополя на Плющихе (1968)

Фильм, снятый по рассказу А.М. Борщаговского «Три тополя на Шаболовке», затмил собой первоисточник и на протяжении почти шестидесяти лет не теряет своей актуальности. На первом месте в картине стоит яркая эмоциональная вспышка, искренняя и простая, но трудно досягаемая.

Два часа - мгновение, изменившее жизнь навсегда. Деревенская работящая женщина, жена, мать двоих детей Нюра приезжает в Москву, чтобы продать домашнюю ветчину и навестить «непутевую» золовку. Саша, интеллигентный и молчаливый водитель такси в большом городе, решает ее подвезти. У нее семья и соседи, у него каждый день новые пассажиры. Людей вокруг много, а все равно одиноко.

О любви вслух не сказано ни слова, но под песню Александры Пахмутовой «Нежность» случается нежность. Ведь именно ее так не хватает главным героям.

«Я в классе лучше всех по французскому, а понимаю только некоторые слова», - сказала дочка Анны Григорьевны.

Вот и сама Нюра, лучше всех в классе по семейной жизни, а любви не чувствует и не понимает.

Александр разжигает в ней почти потухший огонек, но почему тогда она не выходит на встречу с ним? Дело не только в чести, воспитании и нравственности, а еще в том, что в таком случае вся магия рухнула бы. Пусть и печальный, но теплый след в душе Нюры оставила эта встреча. Она всегда будет помнить дождливый день и несколько часов, проведенные в такси, вместе с Сашей.

Невольно на ум приходят параллели с «Евгением Онегиным» А.С. Пушкина и рассказом «На разъезде» И.А. Куприна. Если в первом произведении адюльтер не состоялся, то во втором - героиня, оказавшись на разъезде (и буквально, и метафорически), поддается искушению и сбегает от мужа.

Режиссер Лиознова дала зрителям возможность с трепетом прожить местами забавную, местами трагичную, но теплую и уютную историю о «неслучившейся» любви.

Это идеальный фильм. В нём есть всё и длится он меньше полутора часов.

В постановке кадра и в музыке видно влияние французской новой волны.

Французская и наша музыка в фильме вызывает мысли о том, как мы далеки, и о том, как много у нас общего.

Игра актёров прекрасна. Сцена в машине и глаза Ефремова — беспроигрышный способ заставить человека плакать от счастья.

Сюжет найдёт отражение в каждом из нас. Многие видят в финале несчастье женщины в ее нерешительности. Многие, твёрдость характера и цену верности перед мужем, который живёт и заботится о семье так, как умеет и как принято в его кругу. Эти аспекты характеров проверяются, поддерживаются и определяются чередой случайностей, как это обычно и бывает в жизни.

Как легко писать о том, что не нравится, и как сложно подобрать слова к тому, что нравится безоговорочно. Потрясающий в своей глубине и нежности фильм 'Три тополя на Плющихе' – тот самый случай.

Недлинный по сегодняшним меркам хронометраж фильма ничуть не мешает раскрыться всем замыслам истории. Мы наблюдаем медленное разочарование обычной деревенской молодой женщины в её идеалах, надеждах, в целом, крушение всего её внутреннего мира. В этом смысле фильм схож с другой картиной, вышедшей гораздо позже, – фильмом Вадима Абдрашитова 'Охота на лис', в некотором роде мужской версии 'Трёх тополей...', но с социальным подтекстом. До сих пор идут споры о том, возникла ли настоящая любовь между таксистом и героиней Дорониной, как это возможно и т.д. А так ли это важно? Главное, что в этом интимном пространстве под проливным дождём, в таксистской 'Волге' возникло нечто неуловимое, неслышное, неосязаемое, что позже перевернёт мир что грубоватого, но тем не менее очень обаятельного (хотя каким ещё может быть Олег Ефремов?) таксиста, что добродушной и искренней Нюры. Хотя фильм по большей части про Нюру и про всё наше русское терпение (пожалуй, один из первых, если не первый, фильм, затрагивающий такую проблему). Конечно, в XXI веке ситуация меняется в другую сторону, но уж в прошлом веке, а уж тем более в деревне, патриархальность – наше всё. 'Какая такая любовь? Муж живой, дети есть? Чего ещё надо? Живите, и всё'. В пронзительном последнем кадре, который будет даже повыразительнее окончания '400 ударов' Трюффо, Нюра осознаёт, что всё так, да не так. Всё это и не процент не похоже на то, как выглядит счастье. История её золовки – нагляднейший пример. Гениальность концовки и в том, что в душе зрителя вместе со скорбью всё равно теплится радость, как будто с этим перерождением родилось что-то новое, какой-то росточек, и теперь всё в руках судьбы, ну, и самой Нюры. И всё это без тени чернухи.

Актёры на своих местах и невероятно достоверны вплоть до дедушки-пастуха в начале фильма. Доронина, Ефремов... как в них не влюбиться? А Шалевич создал, может, чуть прямолинейный, но такой типичный и близкий образ грубоватого работяги, который, может, тоже где-то в глубине души хотел жить по-другому, но шоры, традиции, стеснение не пускают.

Александра Пахмутова, композитор... Что тут говорить? Главная инструментальная тема – одна из самых жизнеутверждающих и красивых композиций в советском кино. Как созвучна эта музыка московским летним улицам, дождю, стекающему по лобовому стеклу 'Волги', задумчивому взгляду Ефремова. А главную песню фильма можно даже не упоминать – классика на все времена, которую любовь житель России угадает по первым нотам.

Отдельно стоит сказать про операторскую работу Петра Катаева, который в ту пору был на пике своей операторской формы. Лиризм, который он заложил в своё широкоэкранное чёрно-белое изображение, чем-то схож со стилем Вадима Юсова в картине 'Я шагаю по Москве'. Чудеснейшие пейзажи просыпающейся Москвы, атмосфера, которую чувствовал, наверное, каждый, кто хоть раз приезжал на поезде в столицу ранним утром, передана в фильме до мурашек. Невероятно выразительные портреты Ефремова и Дорониной, сюрреалистическая атмосфера сновидений Нюры, тёплые и уютные деревенские кадры, в которых однако чувствуется приближение какого-то дискомфорта, – всё это камера Петра Катаева.

Невероятный фильм.

10 из 10

Фильм, несмотря на наивность, присущую советскому кино вообще, весьма и весьма не прост. Я бы даже сказала, что использовано в нём несколько (для того времени) новаторских приёмов. Помните рощу и мёртвых предков вначале фильма? Вот оно - общение с бессознательным и с родовой памятью, предопределяющее исход: никогда героиня Татьяны Дорониной не последует за своим счастьем, поскольку въелось уже, как испокон веку повелось: терпи, даже если худо - терпи. Даже если грубого и неласкового мужа не любишь, и видишь - вот он - альтернативный путь - ломка архетипа, закрепившегося намертво в сознании - просто невозможна. Так начинается, по сути, удивительно лиричная, глубокая и трогательная кинокартина о человеческой душе, втиснутой в рамки патриархального уклада. Намёков, что всё может быть иначе - не счесть: та же Нина, золовка Нюры - живой пример сброшенных патриархальных устоев. И пример хороший: кого хочет, того и любит. Развелась с мужем, живёт в Москве. Это свободный и счастливый человек, с которым ничего плохого не происходит. Но, по сути, антипод Нюры. Последуй она её примеру - была бы счастлива. И такая грусть накатывает, когда смотришь этот фильм: сколько людей погубили свои души, живя в несчастливых браках и держась за них из страха перемен.

Нюра изначально рисуется (и в одноимённом рассказе Александра Борщаговского, и в фильме) как другая: понятно, что деревня - её стихия, но сама любовь к музыке, прекрасный голос, песня о лётчике Экзюпери и какая-то трагическая отъединённость от деревенского социума - всё это говорит о тонкой душе, рвущейся из быта и устаревшего морального поля.

По сути, революции, 'грозы' не происходит: не хватает духу у Нюры, и когда она возвращается в родную деревню - мы понимаем: всё, прижизненная смерть. Человек едет себя хоронить. Предки не отпустили, моральное поле (достаточно примитивное и жестокое) непреодолимо. И браво режиссёру, что сделал всё без нравоучительства: уверена, что нет такого зрителя, который бы сказал: 'нечего играть в любовь, давай-ка ты обратно в деревню'. Ждёшь, что всё можно изменить, и это ясно как белый день, что только в этой перемене спасение души Нюры.

Бесспорный шедевр. Тут есть и подлинная драма, безупречно сыгранная актёрским составом, и психологическая проработка, и сюжет такой, что комок от горла не отступает. Настоящее, правдивое, высокое, гениальное кино.

Жаль, что фильмы, подобные этому, воспринимаются порой чересчур прямолинейно и однобоко. Словно бы зрители не видят или не хотят видеть какой-то второй план и подтекст.

Возьмём Анну. Где, с чего некоторые взяли, что она влюбилась в своего таксиста? И режиссер, и актриса дают понять (много раз!) что Анна женщина открытая, прямая, немного наивная, простодушная — и ее согласие пойти в кино вовсе не является проявлением ответной симпатии. Она и ответила-то таксисту на автомате, не задумываясь ни секунды. Просто потому что к тому времени герой Ефремова уже вызывал у нее доверие. А поскольку Анна привыкла слушаться и подчиняться, то в ответ на вопрос сильного, уверенного в себе Мужчины, разумеется, тут же ответила согласием.

И! Мгновенно забыла свое согласие, оказавшись в квартире золовки. Вспомните все последующие сцены — НЕ ждала она судорожно этих 19,00, не наводила марафет, не выглядывала за полчаса в окно…

Хронометраж фильма не очень велик и жаль, что его потратили на сцену разговора таксиста с родственником дедушки из Ташкента. Лучше бы эти секунды отдали на раскрытие его чувств к случайной попутчице. А то как-то слишком быстро получилось: увидел, взял в машину, запала она в душу. Поторопился режиссер, просто дидактически заставил нас верить в то, что чувства появились. А вот экранного времени для показа этого процесса пожалел.

Далее. Я не сторонник Домостроя. Более того — я «антидомостроевец». Но если бы ключ нашелся, и Анна выбежала вниз, это означало бы ее крушение как личности. Дело в том, что Анна в хорошем смысле слова — архаическая женщина. Ее ценности, смыслы, нравственные ориентиры целиком зиждутся на деревенской жизни и ее горизонтах. Любой житель ее деревни — любой! — испытал бы шок, узнав, что жена и мать в первый же вечер после приезда в Москву усвистела на свидание с незнакомым мужчиной. То есть, понимаете весь уровень падения и нравственного краха? Она его вообще не знает, но готова идти, куда он позовет. И ведь речь не идет о какой-то мучительной, долго рождавшей, робкой, но в итоге победившей Любви. Просто ее позвали — и она пошла.

Думаю, золовка была бы в изумлении, увидев пустую квартиру и узнав, где и с кем была Анна. И, конечно, рано или поздно намекнула бы обо всем все брату. Или просто обмолвилась. Люди простые, деревенские.

Что дала бы им эта встреча? Ну, герой Ефремова после нее нафантазировал бы себе еще больше. Если среди моих читателей есть люди старше 30 лет — ну, вспомните, пожалуйста, разве не было в вашей жизни самообмана, полета фантазии, который полностью затмевал образ реального человека, который вас потом разочаровал?

Мне кажется, что герой Ефремова, может быть, и любил бы Анну, но в итоге понял, что он любит созданный им самим образ, а не ее саму.

Для Анны разрыв отношений с мужем и селом был бы сродни полному нравственному краху. Никогда не было бы у нее ощущения внутренней правоты (как, допустим, у ее золовки). Уход от мужа ощущался бы Анной как предательство, как измена самой себе, как измена тем устоям, которые она переняла от родителей. Она превратилась бы в утомленную ночную бабочку с потрепанными крыльями (голыми коленками), что нам показали в начале фильма как антитезу главной героине.

Какие есть причины уйти от мужа? Поженились-то оба по любви. Она по-прежнему его ждет с работы — и это не случайно много раз показано в фильме! Она скучает по ЕГО ласке. Муж не пьет, не поднимает на нее руку. Вся его энергия направлена на семью («Я такой дом отгрохаю! Зимой босиком в нем будешь ходить!»)

Да, ушла романтика первого знакомства, пришла семейная рутина, дочь-подросток начинает проявлять характер… Но разве это ПРИЧИНА, чтобы героиня могла сказать себе: «Всё! Надоело, я достойна лучшего…»

Для мужа уход Анны стал бы потрясением, причину которого он бы никогда не смог осознать. Никогда. Не пью, не бью, не бездельничаю, дети от меня не шарахаются — тогда ЗА ЧТО ты меня бросила? После такого ухода вполне можно возненавидеть мир и женщин в частности.

Кстати, о детях. Они действительно воспринимают отца как родного. Они не сторонятся его, не смотрят, набычившись, из угла. Развод, отъезд от папы в шумную, тесную Москву к незнакомому мужчине, который их ни разу не видел… не имеет опыта воспитания (особенно, подростка). Да это был бы маленький ад для всех!

Есть простое правило: «Делать надо то, что хочется». Если сердце зовет — надо его слушаться. Но если ты забываешь о таксисте уже через пару минут, если затем нерешительно топчешься у окна и прячешься от его взгляда — разве это зов?

И потому забытые на видном месте ключи — не прихоть сценариста, а яркий знак, символ оберегающей Анну судьбы. Ей теперь будет о чем подумать, что вспомнить и заново пережить в своей душе. Она теперь видит себе со стороны, как женщина. Она теперь поймет, почему на нее ТАК смотрит однорукий сосед. Она только теперь может осознать, что достойна большего. Что она действительно не «тёлка» — и именно поэтому имеет право на нежность.

Фактически в финале фильма показано начало духовного перерождения героини. Это словно семя пускает слабый нежный росток после первого весеннего дождя. И я верю, что этот росток окрепнет и у Анны хватил сил и мужества потребовать к себе иного отношения. Либо уйти от мужа, если она его так и не получит.

Увидел этот фильм очень давно. Раскрывался он для меня с разных сторон, постепенно. Сначала просто смотрел — нравились главные герои (да и потому, что на 8-е марта каждый год его обязательно показывали). Потом и из-за машин — лишний раз хотелось увидеть «горбатые» Запорожцы и Москвичи-408, которые ездили в этом фильме по улицам Москвы. Но по-настоящему я оценил «Три тополя» только после того, как услышал песню «Нежность» из этого фильма в исполнении одной моей подруги по вузу под гитару на летней практике 2005 года…

Всегда очень нравилась сцена возле кафе в семь вечера… Незабываемы глаза главного героя. В них без слов сказано всё… Глубокое смирение перед судьбой. Надежда. И одиночество. Страшное одиночество. И пустой безымянный палец на правой руке… Неразрывна со сценой щемящая музыка Александры Пахмутовой — гениального композитора. И каждый раз задаёшься вопросом — почему так часто в жизни происходит — люди, которые могли и хотели бы иметь, не получают в жизни желаемого, а те, кто ничего не ценят, имеют всё?…

10 из 10

Колхозница Нюра (Татьяна Доронина) отправляется в Москву к снохе, помимо чисто утилитарных соображений, ещё и затем, чтобы вправить мозги по поводу развода. Но дорога от вокзала знакомит ее с таксистом Сашей, и это меняет её жизнь…

Фильм-настроение, в котором намного дороже сюжета дождь, «а каппельное» пение, улыбка Дорониной и глаза Ефремова. А ещё дороже то, что Татьяна Михайловна Лиознова умещает в нехитрую историю своё время — доброе, светлое, переломное и драматичное в самом естественном проявлении — личном. И мерить тут можно многими мерками.

Мерка урбанистическая. Почти классическое советское противостояние города и деревни. Противостояние, впрочем, условное — едва слышная, неспешная деревня не видится осуждаемой, а уж Москва — тем более. Скорее, Лиознова просто подчёркивает разницу между этими двумя мирами — парадоксально маленьким, хоть и просторным, миром деревни и миром большой (высокой) Москвы. И этот взгляд сильно пересекается со взглядом Данелии в «Я шагаю по Москве». Тем более что драма Нюры, наверное, лучше выразилась бы названием «Москва: до и после…» А вообще для советского кино 1950—60-х более характерно обратное движение — из порочного столичного мегаполиса в царство возможностей в провинции (типа «Разные судьбы», «Карьера Димы Горина» и т. д.). Впрочем, к неоднозначности города может быть тоже пара аргументов… Например, сомнительная родственница.

Мерка соцреалистическая. Если поковыряться, то можно найти в нашем кино подобные пары. Но навскидку в голову ничего не приходит. Так что оживление скульптурного шедевра «Рабочий и колхозница» припишем Лиозновой, да ещё и помеченное искусством в виде любимой песни Гагарина.

Мерка эпохальная. Тут есть пересечение с урбанизмом, но… Пожалуй, эпоха проявляется больше в мелочах — блокадное прошлое, детали быта, волосатая недевочка, московские улицы, кафе «Три тополя», «Нежность»… В общем, то самое настроение эти детали и создают, но не только они.

Потому что есть ещё и личная, актерская, а в чем-то и литературная мерка. По существу более всего история Нюры — это история пушкинской Татьяны в смысле выбора между любовью и долгом, но в советской оболочке (см. выше). Лиознова добавляет сюда, впрочем, не только личный выбор, сколько случай. Или божественное вмешательство?.. Оттого, наверное, это один из двух фильмов. (второй — «Одинокая женщина желает познакомиться»), которые я лично если и пересматриваю, то выборочно… И не в последнюю очередь из-за Дорониной и Ефремова. Не раз помянутая сцена исполнения песни — одна из лучших в нашем кино. А само кино ещё и о том, что колхозница может быть нежной натурой, хоть и везёт чемодан ветчины, а таксист может не быть бомбилой.

Я люблю эту картину за то, что она во мне пробуждает с каждым просмотром. Это — неловкость и смущение, которые я испытываю, как бы подглядывая за вспыхнувшей влюбленностью главных героев, но, вместе с тем, и раздражение и обиду за Нюру, просматривая в ее судьбе и жизнь моих родителей, которых с самых первых отчетливых воспоминаний я помню, как людей, которые забыли о своих чувствах, погрязнув в быту и иллюзии, что они все силы отдают в попытках устроить свое семейное гнездышко, а на самом деле они позабыли, что значит быть влюбленными — друг в друга, в детей, в эту жизнь. Да и скажем честно, большинство семей так и живет, прозябая на работах-заработках в попытках скопить все больше и больше.

Как будто это было вчера, помню свою первую ревность к маме, которую на какой-то из очередных праздников пригласил папин друг на медленный танец под аккорды Валерия Залкина «Плыл по городу запах сирени, до чего ты была красива…» Я уже тогда, будучи всего лишь 6-летней крохой, понимала улыбки, прекрасные движения в танце как взаимность. Сейчас корю себя, понимая, что женщина хочет и должна быть любима. Пусть и на мгновение или на день она должна вспомнить, что она в первую очередь не чемодан с мясом для продажи, а женщина, которая самим Творцом была создана для созерцания в ней красоты и любви, на которых зиждется Земля.

Хотя ни к коей мере не осуждаю, а скорее восхищаюсь, что и Нюра и ее муж трепетно относят к родителям, с уважением и заботой об их достатке. Открыла с фильмом в себе неприятное качество, до последних кадров надеялась, что она останется, но потом меня как подбросила: я строю из себя высоконравственную девицу, а сама в тайне от всех надеюсь на что? На то, что она бросит детей, родителей мужа и, наплевав на обеты данные в браке, поддастся чувствам?

Для меня все картины с Татьяной Дорониной(сыгравшей главную героиню) — сама нежность, которую она излучает сквозь экран.

Не хочу оценивать этот шедевр. Хочу купить букет роз для мамы, сводить ее в ресторан, сказать, что она самая красивая… И «судьбе сказать „спасибо“»…

Таких, как поле, прекрасных лиц в кино единицы. Ингрид Бергман, не знаю, Ханна Шигулла, Татьяна Доронина — и обчелся. Экранное время Дорониной — от силы три с половиной фильма, которые знают все, и десяток забытых — но легкое дыхание ее ролей, личную интонацию, светоносность ее дара — не спутать ни с чьими.

Удивительно, как ей удалось не расплескать тот взгляд в финале «Трех тополей на Плющихе». Таксист позвал в кино понравившуюся женщину, а она к нему не вышла — между строк этой простой истории рассказан один из главных великих мифов человечества — о встрече (и о невстрече) мужчины и женщины. Некрасивый, образцово мужественный Ефремов, с его скупым актерским минимализмом, и ослепительная зрелой, безмятежной красотой Доронина, как океан, заполонившая экран волнами с перехлестом своей артистической экспрессии (которая «больше, чем жизнь»), — вдвоем они разыграли, пожалуй, самый прекрасный наш кинодуэт.

Она играла жизнь, простую, как рожь: дом, палисад и поросенок в луже, первозданный заоконный простор, деревья с белою корой, и тут же — избяная грусть, соседственная злоба живущих стена об стену, добычливый муж-велец, отжитая мужнина ласка; главное — дети, все помыслы к ним. Тема героя Ефремова — городское, многооконное одиночество — застегнутое в молчание одиночество голостволого тополя (там еще множество других одиночеств: озлобленное сиротское одиночество старости, одиночество честного человека, которого за это не любят, одиночество прекрасной, но преступной, но прекрасной любви).

С начала фильма они движутся друг другу навстречу: она едет в город продать мясо, он колесит по залитой солнцем накануне июльского дождя Москве и приметит ее у вокзала — так орбиты жизней двух совсем несхожих людей — даже не пересекутся, а лишь — коснутся друг друга. И окажется, что, с ее неискушенностью, нерастраченной нежностью, живой жизнью, она ему — неиспитая радость, бабье лето, будто до одури надышался свежим воздухом. Ей же природная, от века, нравственность и чистота не дают увидеть того, что герой Ефремова понял, когда она еще только села в его машину, и о чем молчал весь фильм — этого необъяснимого влекущего притяжения. Она споет для него любимую песню и сама не заметит интимности момента: пока, отгородившись ото всего дождем, она отдавала ему свою (ну кто, кроме Дорониной, мог бы так спеть? — никто!) нежность, — там, в этой машине, набухал, наливался антоновкой — древний — человеческий — хмель двух тел.

Она так мало значения придает их встрече, что забудет о приглашении в кино, и таксист несколько часов прождет под ее окнами. Когда она это осознает, какая-то утробная сила швырнет ее к нему навстречу — непонятная ей стихийная сила, что бросает мужчину и женщину друг к другу, в которой смешались влечение, благодарность, жалость, отчаяние — все обнажающая и сметающая все наносное. Это ни в коем случае не сознательный бунт, а — прекрасный бессмысленный порыв, природный, инстинктивный — сменившийся отчаяньем женщины перед запертой дверью.

Это момент слома. Когда, выплакавшись перед закрытой дверью, героиня Дорониной нашла ключи, она уже всё понимала: что нужна ему сейчас, что хочет быть рядом — но у нее дом, дети, муж и жизнь, простая как рожь, и палисад, и поросенок в луже. И, осознав это, не вышла к нему. Ничего не произошло, даже не было сказано между ними, но жизнь распахнулась — за час у закрытой двери героиня Дорониной заглянула в разверстую бездну и, не отшатнувшись, устояла перед великим и самым страшным искушением: когда кажется, что все обнажилось и оказалось пустыней, а счастье взвешено и его будто недостаточно.

Люди, мало понимающие о счастье, с завистью твердят Нюре, что она в нем буквально купается, а сами не осознают, что счастье — это мимолетное впечатление, прекрасное своей сиюминутностью и интенсивностью, застящей глаза слезами. Герой Ефремова был счастлив, когда она пела ему «Нежность». Героиня Дорониной была счастлива, когда увидела, что он все еще ждет ее у подъезда. Ощущение неминучей утраты счастья, его преходящей мгновенности — об этом он грустит, опершись о руль, об этом молчит всю картину. Об этом, наверное, думает она в финале фильма, когда из радиоприемника льется все та же «Нежность»: удивительно, как ей удалось не расплескать тот взгляд, удержать закипающие слезы на этой, самой последней, границе. Это удается совсем не каждому зрителю (не мне).

___

«Не могу же я, подумал он, не могу же я ни с того, ни с сего приехать в этот город, где ее муж, ее трехлетняя девочка, вообще вся ее семья и вся ее обычная жизнь!» И город этот показался ему каким-то особенным, заповедным городом, и мысль о том, что она так и будет жить в нем своей одинокой жизнью, часто, может быть, вспоминая его, вспоминая их случайную, такую мимолетную встречу, а он уже никогда не увидит ее, мысль эта изумила и поразила его.

(Иван Бунин, «Солнечный удар»)

10 из 10

«Четвёртый раз смотрю этот фильм и должна Вам сказать, что сегодня актёры играли как никогда».

В этой фразе легендарной Фаины Григорьевны Раневской заложено всё моё отношение к данной ленте. Ту нерастраченную нежность, несбывшуюся любовь, застывшую печаль и еле уловимую тоску, что можно увидеть на лице Татьяны Дорониной и прочесть в глазах Олега Ефремова, не способны выразить никакие фразы и жесты.

Деревенская женщина едет в Москву с довольно прозаической целью — продать на базаре ветчину, а заодно попытаться вправить мозги сестре мужа Нинке, не дождавшейся суженного из мест не столь отдалённых, а подыскавшей ему замену. Всё в жизни Нюры давно устаканилось: надёжный муж, с которым всегда будет и кров, и пища, шустрые ребятишки, процветающее хозяйство. И вот прибывает она из своего тихого мирка в шумную, бурлящую жизнью столицу, садится в такси к обычному водителю Саше, смотрит на непрекращающийся ливень, и всё в одночасье меняется: приходит осознание, что каменная стена Гриша — давно опостылевшая опора, дети скоро совсем перестанут нуждаться в материнском тепле, а за каждодневным бытом час за часом ускользает что-то действительно важное. Осуждаемая обществом Нина больше не кажется позором семьи, а лишь по-настоящему свободной и счастливой снохой, встретившей того, кто готов носить её на руках. Незаметно подкрадывается то мгновение, которого ждёшь порой почти полжизни, оно же оборачивается мигом, когда можно всё изменить: протянуть руку и познать настоящее чувство, вверив свою чистую душу петербуржцу со сложной судьбой, несмотря ни на что ещё способному говорить добрые слова и дарить ласковые взгляды. Но фамилия Нюры отнюдь не Каренина…

Всё это есть в рассказе «Три тополя на Шабаловке» Александра Михайловича Борщаговского, по которому и ставила фильм талантливейшая и успешная женщина-режиссёр, посвятившая всю себя киноискусству — Татьяна Лиознова. Единственное, чего в нём нет — это знаменитой песни «Нежность» на пронзительные стихи Александры Пахмутовой, исполненной голосистой Майей Кристалинской. Но именно эта находка трёх тонкочувствующих представительниц прекрасной половины человечества служит главным отражением единства двух мимолётно встретившихся одиноких душ, обрамлением того, что успело зародиться у них глубоко внутри.

«Три тополя на Плющихе» — кино, берущее в плен, обезоруживающее своей изящной простотой и щемящей сердце грустью; картина, при упоминании о которой хочется затаить дыхание и оставить лишние слова, ведь поймать её настроение можно только посмотрев и пропустив через себя.

10 из 10

«Да разве можно рассказать о серьезном за час?», — подумала я, когда увидела, что фильм «Три тополя на Плющихе» идет всего 79 минут. Можно. И режиссер Татьяна Лиознова рассказала историю женщины и мужчины просто невероятно. Ты смотришь фильм и ты чувствуешь.

Главная героиня Анна Георгиевна, которую сыграла Татьяна Доронина, просит таксиста Сашу, роль которого исполнил Олег Ефремов, рассказать «про что» песня «Нежность». Он же ей отвечает: «Разве песню расскажешь?». Вот и сюжет «Три тополя на Плющихе» пересказывать — бесполезное дело, так как фильм нужно видеть и чувствовать.

Очень редко бывает, что фильм затрагивает струны вашей души. А вот «Три тополя на Плющихе» исполнил мне на них «Нежность». Мне просто хочется аплодировать стоя и Дорониной, и Ефремову, и Лиозновой, и Александру Борщаговскому, по мотивам рассказа которого и был снят фильм, Александре Пахмутовой, Сергею Гребенникову и Николаю Добронравову, за их песню «Нежность».

Фильм был и остается великолепным в квадрате, потому что «так же падает в садах листва, и куда-то все спешат такси…»

И если вы не готовы увидеть нечто жизненное, искреннее, глубокое и без спецэффектов, то лучше не смотрите «Три тополя на Плющихе».

10 из 10

Как часто жизнь идёт своим чередом, а сердце выбивает совершенно другой ритм. И не слышит человек, и не может понять, что не так. И мерный стук безразличия принимает за счастье. И лишь иногда забудется, засмотрится в голубое небо, затянет тихо песню… А потом снова в колею, день за днём. Чтобы ночи тянулись медленно, а годы пролетали быстро. И везде так: у Франчески Джонсон в округе Мэдисон, у Джесси и Селин в поезде до Вены, у Нюры в деревне под Москвой. Что в двадцать первом веке, что в двадцатом — меняется только клетка, в которую заперта душа.

«Да ты в счастье, как в реке купаешься!», — кричат окружающие. И ты уверяешь себя, что так и есть. Что в доме всегда тепло. Что дочь хорошо учится. Что сын растёт здоровым. Что муж не пьёт. Что не в Москве живёшь и не в Америке. Всё идёт по плану, и всё как у людей. Пока не сядешь в такси, зажав в руке рубль двадцать, и резонансом зазвучит в тебе музыка, и оставишь всю себя, не только ли…

Всегда меня удивляло, как такие фильмы могли возникнуть в Советском Союзе. Как пропускала цензура отсутствие сюжета, идеалистического конфликта и духоподъёмных речей о светлом будущем? Откуда в эпоху развитого социализма взялось эдакое роуд-муви без начала и конца? И как позволили русской бабе предпочесть эфемерную нежность работящему мужу? То ли не разобрали отцы народа, что разбила Лиознова стеклянный домик коммунистической мечты, то ли решили отвлечь население от настоящих политических проблем… Так или иначе, выросли «Три тополя на Плющихе» — да не просто отшелестели знакомый мотив запретной любви, а в чутких и внимательных к мелочам руках режиссёра исполнили лебединую песнь русской женщины.

Вот едет она, утомлённая солнцем, на возу, прикрывает глаза, тянет тоскливую мелодию. И полная грудь вздымается, словно в неизбывной тоске… Чего желать ей, когда всё есть? Очень детально рисует Лиознова картину Нюркиного дня: и избу, в которой зимой босиком, и мирно спящих детей, и белоснежного котёнка в дровах, и виляющую хвостом собаку, и полный таз настиранного белья, и ломти домашней ветчины, которую нужно везти на рынок в Москву. Всматриваясь вместе со своей героиней в созданную жизнь и не находя чего-то… «Я уже и руку твою забыла», — с укором скажет она мужу. А тот лишь отмахнётся и велит сторониться мазуриков в столице. Да и могло ли быть по-другому после стольких лет совместной жизни? Да и было ли когда-нибудь с ним по-другому?

Не знала Нюрка и не задавала себе таких вопросов. А Саша знал — и, выезжая каждое утро в своём стареньком такси, ждал от судьбы не чаевых, а того самого шанса. Взял её, Анну Григорьевну, в беленьком платочке и с авоськой огурцов, как была. И нарочно ехал длинным путём, чтобы дольше говорить с ней. И обнулил счётчик, потому что не в рубле дело. И всё смотрел на кончик её языка, кокетливо выглядывающий изо рта. Остановился под дождём. «Ты торопишься?» Искал песню по радио, ту самую. А она сама спела. И растрогался, словно мальчишка. И даже купил билеты в кино. Словно невзначай пригласил. Она согласилась — ну надо же. И час стоял у подъезда, в костюме. А она… «Ты чего плачешь-то?» — спросит золовка, и Нюрка ответит, что жалко ей подругу. И невдомёк будет самой, что жалко себя.

Диалоги здесь, конечно, не как у Линклейтера — да и романтическим сценам неоткуда взяться. Но наблюдаешь за героями с открытым ртом, боясь пропустить их мельчайшую реакцию, взгляд, улыбку. Из ниоткуда, из тончайшей игры возникает чудо — то, чего не доставало в жизни. И вот ты уже всем сердцем болеешь, чтобы они успели ухватить счастье за хвост… И нежность, проливаясь с экрана, хочет быть больше, чем песней.

Как все подобные истории, эта заканчивается слишком быстро и слишком рано. Анна отдаёт свою душу на суд зрителю, прикусив платочек и замерев от осознания. Ещё одно сердце, поранившееся о клетку. Прекрасное далёко, казавшееся близким, как три тополя на Плющихе.

Советский кинематограф привлекает искренностью и тонкостью. Это неспешное постепенное наращивание эмоций, как распускающийся цветок в замедленной съемке, которую внезапно ускорили, в самый нужный момент, до предела, так, что внезапно перед глазами уже вовсе не зеленый плотный бутон, а завядшее, прекрасное, выгоревшее. Трогательная, пробирающая и трагичная «Нежность» Майи Кристалинской как нельзя кстати гармонирует с душевным, истинно «деревенским» образом Татьяны Дорониной, а несколько «брутальный» и холодный Ефремов смотрит украдкой, как будто не веря, что так бывает: влюбиться. Когда героиня неумело, изящно, проникновенно затягивает «Опустела без тебя земля», в глазах шофера вдруг разгораются какие-то сумасшедшие страсти, в них, наконец, появляется жизнь. И обреченность. В финале хочется плакать от какой-то небывалой тоски за ту самую несвоевременность, о которой пел Тальков. Да, такое признание любви я не встречала в кино очень, очень давно. Недосягаемое и в то же время очень явное, когда все понимаешь, и лишних слов не нужно. «А себе чего привезла?» — спрашивает муж в финале. Я так ждала, когда она ответит хоть что-то, мгновенно способное отозваться взаимностью чувств, преследующих зрителя, поставить точку, создать великолепный финал, но молчание сыграло лучше слов. Потому что, действительно, что она привезла?

Это кино нельзя пересказать, как нельзя ответить на вопрос Нюрки, адресованный Саше: «Нежность… Так и называется? А про что?» Это кино можно прочувствовать и пережить. Можно и нужно.

Вы поблекли. Я — странник, коричневый весь.

Нам и встретиться будет теперь неприятно.

Только нежность, когда-то забытая здесь,

Заставляет меня возвратится обратно.

И фильмы могут стать стихами: когда они так близки сердцу, когда текут так певуче-неспешно и затрагивают что-то в душе ненавязчиво и будто между делом. Нежно.

Размер этого фильма — амфибрахий. Трёхсложный, с ударением на втором слоге. Три жизни Анны Григорьевны — Нюры, Нюрочки. Жизнь привычная, обыденно-рутинная, где каждое слово сливается со следующим, и предложения следуют друг за другом предсказуемо и горько, а в заключении — полузабытая нежность, обыденно-рутинный муж, считающий деньги с продажи домашней ветчины и дети, разглядывающие гостинцы из далекой и удивительной Москвы. Лишь второй слог под ударением — столичное лето 60 годов, новое, с любовью, пролившейся внезапным шквальным дождем.

Лирической героиней «Трёх тополей» в противовес французским изнеженным барышням с напудренными личиками и белеющими париками — о, эта томная Франция с вечным призывом к страстной и чуть приторной l`amour здесь картавит ласковым голосом Мирей Матье и глядит с фотографии Жана Габена — стала женщина «из народа». Вместо роз и будуаров у неё коровы и нетопленная деревянная изба, вместо пылкого поклонника — законный, но отстраненный муж, и песни она поёт не в гостиной с изящным роялем, а на старой трясущейся повозке с товарами на продажу, и ни аплодисментов, ни тихих влюбленных вздохов — раздраженная дочь и ревнивая соседка. И именно простая и по-детски открытая деревенщина приносит в шумную и поздно встающую Москву частичку собственной любви и… нежности. Какая же она, «народная» нежность? Она вся в песне с забытым названием, в речных огоньках, в тяготах сельского быта, в неискоренимых идеалах, которые в чемодане привезла с собой Нюра. Ей вторит случайно повстречавшийся таксист: такой же одинокий, только не в забитом доме, а в огромном и равнодушно слушающем дождь городе. Переживший блокаду, смерть родных, непрерывные десять лет везущий по московским улицам пассажиров он разглядел в Анне родное существо и тянется к её любви ко всему миру своей — поздно и не вовремя вспыхнувшей. И сноха Нинка поёт похожие песни, та, которая пошла против воли брата, наперекор всему, чтобы только забыть о постылом муже, делает то, о чем боятся даже заговорить другие — сбегает от условного мужа, бежит к молодому любовнику. Бежит, уже не молодая, как считают все вокруг, и ещё не старая, как думает она сама. Отчего плачет её вслед Нюра? Жалость ли это или запоздалое сожаление о неправильно прожитых годах?

Рифмовка фильма — парная. Где одна судьба, там с ней непременно сплетается и другая, ведь не может ни в деревне, ни в городе прожить без любви человек. Конфликт в душе главной героини и вокруг неё зреет, наливается и падает на землю райским яблоком. Искусом. Позади — бесконечные домашние хлопоты, в которых она потерялась, растворилась, и уже подумала, что и не надо ей другой жизни, что она в счастье купается, как в реке, а лишь встретила человека, так похожего на нее — отзывчивого, ласкового, в сердце которого ещё так много нерастраченной ласки — и смыло летним дождем все счастье, оставив только ил на дне. Разыгралась драма на упрощенном, лирико-бытовом уровне, но с русским размахом, русским духом. Страница за страницей открываются всё новые и новые детали — свобода выбора у человека без права выбора как такового, вечные поиски «своего» счастья, иллюзии, принимаемые за чистую монету. В лиозновской Нюре, которая глядит чистыми глазами Дорониной, и Татьяна Пушкина, и крестьянка Некрасова, и Ассоль Грина — ждущие, самоотверженные, любящие, олицетворения своих эпох. В герое Ефремова — память народа, память о войнах, о страданиях, об умении пережить боль, чтобы потом идти дальше. В них обоих милая тоска, светлая грусть, которую холят и лелеют и они сами, и режиссер, и все русские люди. А над метаниями героев стоит величественная Москва, представленная длинной дорогой с рассыпанными по краям красотами — она наблюдает и смеется над избалованными девчонками, тоскующими о дальних странах, она же тепло встречает Нюру, встречает просто и безыскусно — шумящими улицами, ливнем, пробками, будто говоря «вот она я, а ты здесь своя».

Нельзя говорить о стихотворении, не упомянув его литературного направления. В погоне за реализмом советского пространства, не потеряла лента и блудного сына серебряного века: символизм вплетается в канву повествования, равномерно-холодные удары часов отсылают к будущему творению Лиозновой — «Семнадцати мгновениям весны», продуманная эклектика взывает к зрителям образами погибших родителей, смутным мужским силуэтом, уносящим на руках в туман молодую девушку — так и главная героиня предчувствует, что отдаляется от веками установленных патриархальных порядков, гласящих, что «муж в семье голова», а женщина — безропотное, преданное ему до конца существо. Деревенские пейзажи изобилуют намеками на пережитки крестьянско-крепостного прошлого, а эхом повторяемые размышления о том, где же раньше встают — на селе, в Москве или вовсе в Лондоне звучат отголосками некрасовского «а кому на Руси жить хорошо». Где на Руси жить хорошо, кому хорошо, да и ради чего жить? И Татьяна Лиознова, подобно самому умелому поэту, пишет элегию о выборе женщине, коротких мгновениях любви, погоне за счастьем, укрывающемся за подернутыми дымкой березами. Ушла и Ахматова с её дамой под темной вуалью, от серебряного века русской литературы приплыли по реке-Оке к золотому веку советского кинематографа, где посреди воинствующей агитации неприметно встала и история о маленькой женщине, нежданно-негаданно задумывающейся о любви — доброй и понимающей.

Едет по родному полю Анна Григорьевна, едет под песню Мирей Матье «Mon credo»: «да, верю я, что сегодня мои начинаются дни…» Нюра верит, но её знание пока ещё чужое, инородное — под французскую песню с непонятными словами. Настоящее знание к ней придёт только в такси, под проливным дождем, с пронзительно-близкой песней Александры Пахмутовой. Всё-таки, как ни хороша заграничная поэзия, лучше всего ты чувствуешь стихотворение на родном языке, когда кажется, что эти строки выстраданы и прожиты тобой и всем твоим народом.

Я войду, не здороваясь, громко скажу:

- Сторож спит, дверь открыта, какая небрежность!

Не бледнейте! Не бойтесь! Ничем не грожу,

Но прошу вас: отдайте мне прежнюю нежность.

Решила пересмотреть этот фильм, потому что совершенно не помнила, о чем он, а знаменитую песню из него «Нежность» люблю безумно всю свою жизнь. И впервые при просмотре советского фильма ощутила легкий привкус разочарования. И вовсе не потому, что фильм плохой. Просто щемящее чувство незавершенности не покидало меня. Фильм такой короткий и такой неясный, что я и вовсе засомневалась в моем представлении о фильмах про любовь.

Ну не может так оборваться такая история. Потрясающе снята, потрясающая музыка, потрясающая актерская игра по большому счету от Олега Ефремова, вкупе со всем этим делает картину уникальным и очень трогательным творением. Порой просто от съёмки, музыки и грустных глаз Ефремова накатываются слезы. До невозможности красивая оркестровая музыка. А история — нет. Мгновение какой-то симпатии и навалившийся смысл ответственности. Это как раз период, когда остро стоял вопрос развода в общественной сфере и вполне понятно желание отразить отношение консервативной и традиционной деревни в противовес прогрессивному городу по этому вопросу, отразить моральный выбор главной героини, но заканчивать все так, когда ничего еще и не началось, несправедливо.

Сама песня по глубине не заслуживает такой бытовой истории. Песня для меня что-то отдельное. И я вполне понимаю, почему мне так не нравится финал картины и ее обрывочность. Все потому что я успела привязаться к главным героям, несмотря на то что о них чертовски мало сказано в самой картине. И мне кажется смотреть этот фильм во второй раз для меня будет все той же пыткой от невыносимой невозможности что-то изменить.

Но нельзя не оценить вклад этого фильма в кино-наследие Советского союза.

7 из 10

Сколько не смотрю этот замечательный фильм, а как в первый раз. Снова и снова открываю для себя игру актеров… хотя, нет, не игру, жизнь! Мимолетные взгляды, робкие движения главных героев Нуры и Саши, все это пропитано, окутано, нежностью. Нежность, второе название фильма.

Когда герой Олега Ефремова просит героиню Татьяны Дорониной спеть ему, является пиковой сценой фильма. в этот момент мы, зрители, понимаем, что между ними невидимыми нитями проскальзывается нежное чувство. Не зря, главной музыкальной темой выбрана именно песня «Нежность».

Нюра — это олицетворение настоящий русской Женщины. Это кинематографический гимн женской красоте, внутренней красоте, покорности, верности.

Весь фильм — это одна сплошная тонка линия. Нежность.

Как ни крути, а современный московский миф до сих пор держится на «Трех тополях». Булгаковщину из города вымыла война: исчезли извозчики, чистильщики обуви, папиросные мальчишки, переименовались Тверские-Ямские, Поварские, Скатертные, изгадились и изгнидились (либо, напротив, подверглись санированию) Сухаревка, Смоленка и Хитровка, — а вот над бесхитростными черно-белыми картинками Петра Катаева ни время, ни катаклизмы, ни чужеземные красы оказались не властны. Стоит пройтись по списку самых-самых расхожих московских образов и стереотипов, как выяснится, что в области городского фольклора ничего качественно нового с тех пор не появилось, как и не кануло в небытие ничего действительно важного. Неизменны пренебрежение столичных архитекторов к исторической среде, морфотипу застройки и визуальным связям — куда ни поверни, везде клацнет вставной челюстью щербатый, недостроенный Калининский. По-прежнему бесцеремонны гости столицы с имперских окраин: приютишь одного, пострадавшего, несчастненького, глядь — а они уже здесь всем аулом. Все так же чужебесятся с жиру длинноногие столичные барышни, тоскуют о Лондоне и Париже, возвращаясь домой под утро. Для первого ознакомления колхозницы Нюры с великим оператором Лиозновой была выбрана формула простая и гениальная (Мандельштам!): «От Воробьевых гор до церковки знакомой мы ехали огромною Москвой» — и сейчас Россия в Москве абсолютно по-катаевски катается и вынужденно стоит, не под дождем, так в пробках. Ведь сколько бы ни водил Окуджава, самоназванный мифотворец московский, свою музу по арбатским дворикам, да извилистым переулкам, из рамок интеллигентского междусобойчика его творчество так и не вырвалось. Массам (а массы у нас в России традиционно тоньше и умнее интеллигенции), как и мейнстриму, куда как вольготнее на проезжих магистралях. Символом такой магистрали стала неяркая Плющиха. Она же и осталась единственным адресом в титульном ряду культового кино шестидесятых.

Собственно, если попытаться одним словом охарактеризовать атмосферу этого кино, то первым на ум придет та самая, ни на один европейский язык толком не переводимая нежность. Так называлась не только всеми звездами тогдашней эстрады хоть раз, да спетая песня Пахмутовой, но и, например, один из двух абсолютных шедевров Ишмухамедова, вышедший всего за год до «Тополей». Нежность, казалось, связывала все сердца огромной страны невидимыми нитями, а потому самое интимное, самое частное, самое приземленно-бытовое в это время мгновенно восходило на общенациональный уровень, прочитывалось в четвертом-пятом измерениях, взрывало все установленные великими теоретиками прошлого каноны. Душа несуразной, нелепой, в обыденном смысле недалекой женщины, по-бабьи, причитая, напевающей в машине песню «о французском летчике», оказывалась созвучной не только душе случайного знакомого, но и отлетевшей душе Экзюпери, и душе того, самого любимого нашего летчика, которому едва год оставалось возвращаться на Землю… Именно поэтому мне кажется непростительным упрощением видеть в Нюре Татьяны Дорониной стандартный символ России (Родину-мать, «простую русскую бабу» и тому подобное). Доронина если и была этим символом, то только в отношении России той, конца шестидесятых, идеальной, которой все было внятно в беспредельной нежности ее. Нежностью тогда все окрашивалось и одухотворялось: и грубость сельской жизни, и жесткость жизни московской, и повсеместно трудный быт, и весь набор отечественных наших свинцовых мерзостей (ведь пусть за кадром, но в фильме и пьют, и бьют, и отбывают срок — а вот поди ж ты, светло после него на сердце и все тут!). В этом смысле «Три тополя на Плющихе» — это лучшее в кинематографе воплощение пушкинской «светлой печали» — чувства, прекраснее которого не знают поэты.

Конечно, в нем много и от невероятно популярного в те годы Грина с его культом несбывшегося (недаром Радзинский называл Нюру «замужней Ассолью»), и от совершенно забытого сегодня американца Даниэла Стила (его рассказ «Прекрасна в туфельках», похоже, и вдохновил Борщаговского на написание «Тополей»), но все это в контексте обсуждения — досужие мелочи. Фильм Лиозновой — о Москве, иллюзорной, манящей, обещающей, умеющей — не разочаровывая — не дать. О душе человека, на которой, по Розанову, как на крыльях бабочки, лежит та последняя пыльца, которой не смеет, не знает коснуться никто — кроме Бога. О Ташкентском землетрясении. Об огнях на реке. О Гагарине. О каждом русском человеке.

Пересмотреть фильм «Три тополя на Плющихе», который я смотрела в детстве, меня побудил другой русский, современный фильм с «креативным» названием «Духless». Реклама заинтересовала. Восторженные отзывы повергли в недоумение. Если «Духless» — лучшее из созданного в России за последние годы, то страшно подумать, насколько всё остальное еще более убого!

И вот захотелось посмотреть простой и добрый старый фильм. «Три тополя на Плющихе» — один из самых великолепных советских фильмов. В первый раз за долгое время мне не хотелось узнать уже в начале, сколько времени осталось до конца, хотя сюжет я помнила. В фильме завораживает каждый кадр. Какая красивая и наивная героиня Татьяны Дорониной, она словно светится изнутри, и наблюдать за ней и сопереживать ей — одно удовольствие. Как хорошо, с любовью показана советская Москва — солнечные или дождливые улицы, дороги, дома, спешащие люди. Какая укутывающая душу музыка…

А самый пронзительный момент — когда Нюра поет в такси. В эти минуты они с героем Ефремова — такие разные — вдруг становятся до боли близкими, и этот его быстрый удивленный взгляд, когда он понимает, что она поет его любимую песню…

Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь из современных режиссеров снял фильм, похожий на «Нежность», такой же чистый, простой и искренний, без ложного пафоса и эффектов.

10 из 10

Великий, могучий советский союз, страна, которую безмерно уважали и боялись. Она канула уже в небытие вместе с кино индустрией, которой до сих пор восхищаются киноманы, испытывая понятную ностальгию (учитывая то, во что теперь превратилось русское кино). СССР был одной из первых стран, освободивших женщин от вековых предрассудков.

Освободил… А кто-нибудь когда — нибудь спросил, какую цену заплатили наши бабушки за эмансипацию, такую долгожданную для русских суфражисток (если таковые вообще были)? Если на западе, как обычно, сей могучий процесс шел, несмотря на вспышки женского недовольства во времена Французской революции и Гражданской войны в Штатах, закономерно, то в СССР, как всегда, это произошло скачкообразно, отобрав у прекрасной половины человечества право быть счастливыми.

Посудите сами — могли ли быть довольны женщины, которым феминизм не дал ничего, кроме права трудиться наравне с мужчинами, получая таким образом двойную порцию полезного физического труда? Прибавьте к этому практически полное отсутствие контрацепции, и, как следствие, бесконечное число абортов, а еще бородатое мнение, что «бабам по-прежнему место за печкой». Картинка вырисовывается не из приятных. Невольно напрашивается аллюзия на не менее гениальную, чем режиссер данной ленты, Веру Марецкую и картину с ее участием «Член правительства», где от ее высказывания: «Стою я перед вами, простая русская баба», по телу бегут мурашки, а в душе рождается стихийное чувство неповиновения вопреки даже здравому смыслу.

Но все это лишь присказка к восторженной рецензии на фильм великого русского режиссера Татьяны Лиозновой. Человека, отказавшегося от семьи во имя искусства, женщины, из-за которой можно думать, что русские батрачки все же перетерпят все, и все равно вопреки всему добьются своего.

Я бы назвала данную картину, лучшую из всего, что было снято в СССР (за исключением, быть может, шедевра «В бой идут одни старики», но он о другом, не менее родном, но все же…), «гимном феминизму», как кто-то в свое время окрестил ленту «Агора». Не открытого, не плещущего в лицо своей наглостью феминизма, а тихого, забитого, как главная героиня Нюрка.

Что фильм рождает после себя множество риторических, как сама жизнь, вопросов, и говорить не стоит, что поставлен он так безукоризненно, настолько точно, что мне кажется, будто я смотрю не художественное произведение со своими недочетами, а хронику жизни поколения русских женщин, когда их вроде бы уже и освободили, да не сказали, что с этой свободой делать. Дали права, да так и остались варварской Русью, не представляющей, что есть такая вещь, как свобода. Свобода не в том, чтобы творить безумие, а в том, чтобы быть счастливыми, не обращая внимания на общественное порицание. Кто такие Нюркин муж, ее соседи, родственники, если она наткнулась на свое счастье, единственный выход из ставшей уже беспросветности? Кто смеет осуждать ее, если вспышки радости в ее жизни почти прекратились уже, сместившись лишь в материнский инстинкт? А жизнь, по «Методу Хитча», измеряется количеством моментов, когда от счастья захватывает дух. И к чему тогда Нюрке размеренное существование за опостылевшим уже мужем, если счастье в ее жизни ограничилось предсвадебной эйфорией и «Нежностью» в машине с незнакомцем, единственным, кто ее понял.

Как ни парадоксально, но эту «простую русскую бабу» с невероятно красивой душой можно сравнить с Анной Карениной. Между произведениями пропасть, а суть одна и та же — бунт во имя счастья, который, уж так устроена жизнь, не приведет ни к чему хорошему. различие лишь в том, что Анна бросила строю вызов, за что и поплатилась, а Нюра… Воспитана обществом. Знала она, должно быть, что люди не терпят чужого счастья, а жизнь не выносит гипербол. Уж лучше все «чинно, благородно, по-старому».

Разумеется, дифирамбы актерскому составу, композитору (Пахмутова — еще одно женское явление в советском искусстве), оператору… Каждая мелочь значима, даже юбка главной героини, когда она садится в такси к Ефремову.

Что еще сказать? В картине этой такая бездна, что никто ее, быть может, не охватит до конца. Но это и есть искусство — попытка задуматься.

Прекрасный, очень грустный фильм, который даже самых черствых людей заставляет обронить хоть одну малюсенькую скупую слезу. Пропитанный грустью насквозь, тонкий и душевный фильм… Такое кино умели снимать только в советские времена…

Для меня этот фильм стал каким-то символом несбывшихся желаний. Кажется, иногда нужно, даже необходимо сделать все не так, как положено, поступить вопреки разуму, по воле сердца, совершить смелый и неожиданный поступок, за который тебя будут осуждать, но зато ты будешь счастлив, ты не будешь жалеть о не сделанном… Мне кажется, главной героине просто не хватило смелости послушаться зова своей души и пойти на встречу с водителем того такси, в котором она так неумело, но так душевно «исполнила» песню о «Нежности»… Вот бы ей немного той смелости, которая есть у ее золовки Нины, тогда бы она точно распахнула дверь и выбежала навстречу счастью своему!..

Но, нет, покорно отправляется Нюра домой, к мужу, детям… но память о человеке, полюбившем ее с первого слова песни, останется… наверное… Ведь, услышав дома «Нежность», героиня забывает обо всем, не видит и не слышит никого… а слушает… слушает… слушает…»… Опустела без тебя Земля…»

Уже второй день подряд не могу отойти от печали, навалившейся на меня после просмотра советского фильма «Три тополя на Плющихе». И как это я раньше не слышала об этом гениальном фильме?! Также как и «Еще раз про любовь» все с той же Татьяной Дорониной в главной роли, этот фильм поразил меня мгновенно и неожиданно.

Поначалу в глаза бросается дикая разница между деревенской жизнью в России и уже вовсю развивающейся Москвой, я местами даже не понимала, про какое же это время фильм. Затем происходит встреча в такси, и уже просто не можешь оторвать глаз от экрана.

Олег Ефремов! И почему я раньше не замечала его в кино?! Он играет искренне и нежно, хочется очутиться в кино, обнять его и посочувствовать его печали.

Мое сердце разрывалось на части от подступивших к горлу слез, когда главный герой ждал героиню около такси, а она смотрела на него из окна и не шла к нему. Его последние сигнальные гудки перед отъездом как его израненная душа, желающая кричать от боли.

Нюра возвращается домой с подарками для детей и деньгами для мужа. И вот семья задает ей вопрос: «А что ты себе привезла?» В здешних рецензиях пишут, что воспоминания и нежность, но, мне кажется, что ничего. Она о себе забыла и поняла это только сейчас. Поняла, что живет она для других, и уже и не думает о том, чтобы кто-нибудь привез ей нежность…

…и душа у Гриши приземистая и кряжистая, уходящая корнями глубоко в землю, и ничто её не сдвинет. Он чтит родителей, крепко ведёт хозяйство, умеет считать деньги и знает жизнь. Он основателен и прочен как пахнущий смолой сруб новой бани. Даже курит он по-хозяйски, ловко и не отрываясь от дела: «А себе чего? А себе чего привезла?».

… и Нюра не отличается от мужа почти ничем. Она ездит торговать мясом в Москву, уважает свёкра и свекровь, покойных свёкра и свекровь, везёт всем гостинцы из города и научена общению с таксистами.

Но что-то в этот раз пошло не так. Таксист оказался интеллигентным и добрым человеком, и деньги для него совсем неважны. Они хотят услышать одну и ту же песню по радио, нежную-нежную, грустную-грустную, а за окнами машины льёт летний дождь, смывая всё пыльное и ненужное. Нина, золовка, которую надо было «образумить», говорит горячо и убедительно и вообще вся светится от любви так, что и возразить нечего. И Нюра горько плачет, закрыв лицо ладонями. Она такая же как её муж, только чутче. И плачет она по своей жизни, по своей душе, по любви, которая так и не пришла, по себе самой. Но вот Нина уходит и снится Нюре сон: видит она, что вернулась домой, не продав мяса, и деньги в чемодане лежат не бумажками, а монетами. Муж смотрит жестоко и подозрительно, а на кровати сидят умершие свёкор со свекровью и смотрят, не моргая, как суровые свидетели её «падения».

От волнения, охватившего её, Нюра забывает, что закрыла дверь на ключ и, возможно, приняла неподдающуюся дверь за знак свыше. Покорно смотрит она из окна на хорошего и милого Сашу, который ждёт её у кафе, ждёт долго, как ждут единственного человека, который встречается раз в жизни…

Да, в этот раз всё пошло не так.

А себе она привезла из Москвы песню «Нежность» и воспоминания от том, что не случилось.

9 из 10

Фильм «Три тополя на Плющихе» — это, на мой взгляд, очень необычная работа для советского кино. Конечно, тут есть всё, чтобы назвать фильм советской классикой: и противопоставления героев из разных классов общества, и недвусмысленные молчания персонажей, и оркестровая музыка, и все эти балетные движения, сам фильм с лёгкостью можно назвать мелодрамой. Но, «Три тополя» это всё-таки не стандартный фильм для того времени, здесь есть очень интересные моменты в операторской работе, когда крупным планом берётся не общий план, а делается акцент на какую-то определённую эмоцию героя и это выражается в движениях его рук, ног и т. д. А сон, который снится главной героине, по энергетике можно сравнить с немыми триллерами начала двадцатых годов. Песня «Нежность», звучавшая в фильме, идеально подчёркивает настроение главного героя (не героини). И концовка фильма заставляет испытать гораздо большие эмоции, чем хотелось бы, так как в конце, по сути, картинка стоит: ничего не происходит, а внутри раздирает, потому что зритель уже в головах героев и он пытается рвать и метать, чтобы выбраться из этой клетки, но этот порез начинает заживать только с появлением титров.

В 60-е годы тема, наверняка, была очень актуальной: чувства сидели у всех внутри и по различным причинам их приходилось там же и хоронить, но эта история про несостоявшийся роман, всё равно выглядит очень необычной.

Девушка Нюра, проживающая в глухой деревушке, воспитывает своих двух ребятишек, следит за хозяйством и ждёт своего мужа, который работает егерем. И вот она решает поехать в Москву продавать мясо, остановиться планирует у сестры своего мужа. Она берёт с собой чемодан мяса и отправляется в столицу. На вокзале она пытается поймать такси до Плющихи, но только один таксист обращает на неё внимание, несмотря на то, что у него уже сидит пассажир, и то, что девушка стеснена в средствах. И вот уже в машине разворачиваются отношения между таксистом Сашей и деревенской девушкой Нюрой. Саша, поначалу, кажется грубым человеком, тем для кого люди исключительно являются пассажирами и не больше, но эта маска сходит в течение общения с Нюрой. Девушка западает ему в душу, и она, похоже что, испытывает нечто подобное, но ведь у неё уже есть счастье, самое настоящее счастье из любящего мужа и милых ребятишек, разве ей надо что-то ещё?

Фильм великолепный, хочется снова и снова наблюдать за общением героев, снова и снова слушать главную песню фильма, и наверное даже хочется изменить концовку, но…

Эта не длинная лента, вызывает очень много эмоций, которые находятся в какой-то закрытой банке, если бы фильм был чуть длиннее, то наверное банка лопнула бы.

Рано или поздно каждый из нас сталкивается с определенным выбором в своей жизни, иногда такой выбор носит судьбоносный характер. Именно так случилось и с героиней этого фильма, замужней женщиной из деревни, приехавшей в столицу, чтобы продать домашнюю ветчину.

На пути к родственнице она знакомится с таксистом, который должен подвезти ее до дома. Из-за внезапного дождя приходится остановиться, и между этими совершенно непохожими людьми завязывается разговор, возникает симпатия. Таксист приглашает женщину в кино вечером.

Далее зритель знакомится с жизнью той самой родственницы, к которой едет главная героиня. Оказывается, сестра мужа — некий «урод» в семье. Муж у нее сидит в местах не столь отдаленных, а та закрутила роман с другим и ничуть этого не скрывает. Вначале героиня фильма ее осуждает, но постепенно убеждается в том, что ее сноха действительно нашла свое личное маленькое счастье с мужчиной, который готов в прямом смысле носить ее на руках. Но плата за это счастье — презрение и даже ненависть окружающих

Наступает время встречи. Женщина видит под окнами дома ждущего ее таксиста и понимает, что именно сейчас наступает решающий момент в ее жизни, ей предстоит сделать выбор — обрести свое счастье и вместе с ним крест «проститутки» в глазах окружающих, либо оставить всё как есть. К сожалению, героиня не смогла переступить через этот чисто психологический барьер, и поэтому она не идет в кино…

В финальной сцене фильма муж спрашивает ее: «Себе чего привезла?» И в этот момент по радио звучит та самая песня «Нежность», которая собственно говоря и сблизила главных героев. А привезла она себе из Москвы воспоминания о счастье, заключенные в этой песне

Этот фильм, бесподобная игра О. Ефремова и Т. Дорониной, гениальная песня «Нежность» в исполнении М. Кристаллинской — всё вместе это один из лучших советских фильмов той эпохи, который легко воспринимается и теперь, спустя 40 с лишним лет после выхода на экран

10 из 10

Колхозница и Москва. Внезапное единение душ и обыденное одиночество. Чёрствость огрубевшего нутра и мечтательная песня нежной души. В фильме есть ещё множество противопоставлений, почти нарочито показанных и дважды отражённых. Московская утренняя красавица, рассуждающая, как правильно и хорошо живут «не у нас» и — простая русская баба, вооружённая, однако, знанием, как вести себя с таксистами. Суетливый мир мегаполиса, где дворник перед дождём поливает улицу без разбору, вместе с прохожими, но таксисты человечны и добры; и — деревенская жизнь, с её правильными заботами, но с окостеневшими злыми людьми.

Фильм не показывает преимущества определённого социального слоя, не указывает место, где надо искать чистоты и правды жизни; социальный статус значения не имеет: и глупый дворник, и утончённая красотка, и деревенский муж-хозяйственник показаны нам одинаково неприглядными. Фильм же будто поёт гимн живой душе людей, непонятно откуда в них берущейся — ни из окружения, ни из воспитания (он — питерский, она — деревенская). Не из радио же?… Впрочем, понятно откуда…

Что, по сути, начинает происходить между ними? Он понимает, что она замужем, и, тем не менее, хочет провести с ней свидание. Они оказываются на пороге того, что на неживом церковном языке называется прелюбодеянием.

…Неизвестно, кто счастливее, может, та же Нинка с нескладной судьбой, которую молодой любовник носит на руках… Героиня плачет, но не из жалости к Нинке, а к себе; ей отчаянно хочется любви, той самой н е ж н о с т и, простой человеческой ласки. В порыве своего желания она хватает не ту связку ключей. Страсть в данном случае работает против себя же, ослепляет и закрывает дорогу себе самой. Тем, чьи души ещё живы, дают ситуации-прививки от вожделения, которое стремится стать главенствующим в жизни человека.

Героиня, ведь, действительно, «купается в счастье» — у неё полноценная семья и крепкое хозяйство, и душа её начинает прирастать к человеческому счастью. Но стоит ей почувствовать, что есть что-то более важное, то, что чувствует душа в момент отрыва от самого сильного человеческого счастья, от несбывшейся влюблённости, обещавшей столько н е ж н о с т и, как…

Это очень больно, но это очень важно. Разверстые небеса тогда в нашей душе. Светлая боль. Заметьте, как меняются лица её близких, когда меняется она сама — нет и в помине той жёсткости и чёрствости, что были на их лицах в начале истории. А значит, ключ ко всему, что окружает нас — в нашей душе. Которую воспитывает Любовь, обрушивающаяся огненным ливнем с небес.

Катарсис, советский (в лучшем смысле этого слова) катарсис, фильм на все времена.

Я мало что понимаю в киноискусстве, я не могу оценить игру актёров — хороша она или нет, я не могу идентифицировать те или иные художественные приёмы, которые использует автор, их мастерство и уместность. Мне, как и большинству обычных зрителей, фильм просто нравится или не нравится, а почему — точно сказать трудно. Но, кажется, впервые, я поняла, что такое хорошая актёрская игра. Если бы не было глаз Олега Ефремова — чем был бы этот фильм, слышал бы кто-нибудь о нём? Такая малость, как выражение глаз — значит так много.

Мне подумалось, что тема несбывшихся ожиданий и просветляющего действия неудач на нашу душу, если правильно к ним относиться, проходит через всё творчество Лиозновой. Сцена свидания Штрилица с женой в кафе «Элефант», потом — неудачница Нина из «Карнавала». За них если и грустно, если и жалко, то эта грусть — светлая; знаешь, что они не будут никого обвинять, в том числе и себя, они принимают ситуацию, как бы говоря: «Ну, что ж, так было надо!»

Советское кино 60-х гг. Киношедевр, созданный руками, талантливой женщины- режиссёра Т. Лиозновой, подарившей нам «17 мгновений весны» и не менее (уже) классический «Карнавал».

Конечно, аналогов данной киноленты можно привести немало, и, на мой взгляд, наибольшее сходство в сюжетной линии, всё-таки, принадлежит куда более современному фильму «Мосты округа Мэдисон». Но сравнивать две эти картины, конечно, нельзя, потому как, сколько бы времени не прошло с тех самых далёких 60-х, но НАШЕ кино всегда было, есть и будет той картиной, после просмотра которой наши потомки также, как и мы в один голос, вздохнув, будут твердить фразу: «Да, ну вот умели же раньше снимать хорошие фильмы». И пускай это и выглядит чересчур патриотично, но наше советское кино никогда не должно забываться, а напротив, периодически пересматриваться, ведь многих из плеяды звёзд советского экрана уже давно нет среди нас, но именно в этих фильмах они и обретают своё кинематографическое бессмертие и благодаря им же они будут «жить» в наших сердцах вечно…

«Три тополя на Плющихе» - история о любви, точнее о её мгновении. Конечно, в наше время это, может и выглядит неправдоподобно, скучно, но, на мой взгляд, на это стоит посмотреть, чтобы увидеть тот эталон, образец того самого настоящего чувства, которое в ту далёкую эпоху и вдохновляло наших режиссёров на создание своих художественных киноработ, и одновременно было чем-то светлым, добрым, тем, на что ещё не повлияло веяние времени.

Образ главной героини Нюры — деревенской женщины, матери, верной и преданной жены получился очень ярким и запоминающимся, конечно же, благодаря исполнившей эту роль актрисе, Татьяне Дорониной. Талант и естественная красота этой неподражаемой актрисы помогли перенести на экран ту женственность, нежность и теплоту простой русской женщины, которая по воле судьбы оказалась там, где её не ценили и не любили должным образом. И, казалось бы, вот она жизнь, каждый день которой начинается и заканчивается одинаково, по одному и тому же «сценарию» так, что начинаешь думать, что так оно и должно быть, что вот оно тихое семейное счастье, но…недолгая поездка в столицу изменит это представление.

Сколько времени необходимо для того, чтобы понять, что вот он (она) тот самый человек, твоя вторая половина? Иногда на это уходят годы, а порой достаточно и нескольких минут — и всё становится ясно.

Мгновения…Мгновения любви и счастья. Пускай мимолётные, но всё же те, что ты уже никогда не сможешь забыть. Те, о которых тебе будет напоминать лишь песня, слова которой хоть ты и не знаешь наверняка, но всегда узнаешь и вспомнишь её мотив.

Выбор. Он сопровождает нас на протяжении всей нашей жизни, и трудность его сводится всегда к тому, что иногда решение может и не быть взвешенным результатом твоих мыслей и раздумий и принимается немедленно, сиюминутно. Но будет ли оно правильным и оправданным — вот об этом стоило бы поразмышлять.

Такими вопросами, собственно, и задаёшься после просмотра картины Т. Лиозновой. И, наверно, его стоит пересматривать на протяжении всей своей жизни, потому что в разные её периоды и «Три тополя…» смотрится по-другому. В 15 лет, наверно, не так сильно воспринимается тот эмоциональный фон, то напряжение, которыми фильм и выделяется, потому и действия главной героини оцениваются исходя из своего юношеского восприятия мира. Но зато с возрастом, когда меняется мироощущение и уже формируется своя, основанная на опыте, жизненная позиция, в данном вопросе уже становится трудным давать однозначную оценку того, что мы видим в этом, на первый взгляд, простом и незамысловатом сюжете.

Вывод один: к просмотру рекомендуется. Посмотреть на истинно русскую красоту Татьяны Дорониной, «прочесть» во взгляде душевный настрой и чувства и, конечно же, проникнуться той музыкой, которая звучит на протяжении практически всего фильма, безусловно, стоит зрительского внимания. А главная песня «Нежность» в исполнении Майи Кристалинской до сих пор восхищает своей трогательностью, но в то же время силой, силой, способной растопить лёд в душе любого, до кого «дотрагивается» её мелодия.

10 из 10

Нравится ли мне фильм? Я не устану говорить — Да, мне нравится этот фильм, ибо я считаю, что в нём гармонично сочетаются все детали, из которых состоит первоклассное кино. Это и игра актёров, и звуковое решение, и музыкальное решение, и режиссёрская концепция, и техническая сторона — тут всё выполнено на пять с плюсом! Лейтмотив песни «Нежность» проходит через весь фильм. Спрашивается — что в этой песне? А в этой великой песне всё… вся жизнь, все переживания главной героини… А ведь самое интересное, что в фильме использована однотемная музыкальная драматургия! А зачем больше? И так всё понятно, в одной этой музыкальной теме заложена исчерпывающая информация о сюжетной и психологической линиях.

Я считаю, что это лучшая работа Дорониной, Ефремова, Лиозновой, Пахмутовой и Добронравова… (я уж не говорю об остальной съёмочной группе — опять же 5 с плюсом им!) Только великая любовь к искусству способна создавать подобные шедевры. Нет ничего лишнего и нет ничего недосказанного. Любой фильм нас должен учить чему-то и мы что-то должны из него выносить. Если этого нет — нет и «кина» — есть просто «картинка». Тут же это Кино с большой буквы — ибо оно учит любить, терпеть, сострадать и чувствовать. Последняя сцена — это эмоции навзрыд. Сколько не смотрел, удержаться не мог никогда.

Прекрасное кино. Сейчас такого нет.

10 из 10

Трудно описать то впечатление, какое произвел на меня этот фильм. Даже сам до конца не понимаю почему я, взрослый человек плакал, когда смотрел эту черно-белую картину. Мастерская игра актеров, простая, но отлично срежиссированная история и Песня… именно так с большой буквы.

Если вы спросите стоит ли смотреть этот фильм — однозначно стоит — он вытряхивает вашу душу наизнанку, обостряет ваши притухшие чувства и изменяет… хм, что он изменяет? Думаю у каждого своё : взгляды, мысли, чувства…

Посмотрите не пожалеете.

10 из 10