Сжигатель трупов (1968)

Фильм выразителен и кинематографичен. Каждая сцена сработана мастерски. Для ценителей стильного авторского ч/б кино, удачно экспериментирующего с формой — то, что доктор прописал. Визуал — прекрасен: идеальный баланс между сюрным формализмом и гуманистической идеей. Но вот не знаю, почему, мне эта эффектность фильма показалась какой-то деловитой, что ли. Какой-то почти хирургически холодной и выверенной. Не хватило обычной человеческой теплоты и эмоций. К тому же, в первой половине главный герой разговаривает практически без умолку, без его надоедливого тембра и самодовольной физиономии не обходится ни одна сцена, плотность монологов зашкаливает и начинает уже хотеться какого-то стилистического разнообразия или хотя бы вдумчивых интерлюдий между сценами, чтобы лучше проникнуться и т. д.

Это разнообразие наступает, когда главгерой временно замолкает, потому что вместо него начинают говорить нацисты, убеждая его вступить в НСДАП, за которой, как известно, будущее. После этого сюжет развивается вполне предсказуемо: герой идет на поводу у будущих хозяев жизни, малодушно стучит на всех подряд, а под конец и вовсе теряет крышу. Вышеуказанные метаморфозы особо не украшены какими-то интересными нюансами и поданы довольно упрощенно: фашистский чин слегка шугает нашего обывателя, вуаля, и тот уже предатель. «Мефистофель» Сабо в психологическом плане был более интересен, несмотря на свою кажущуюся поверхностность.

Доводя занудство до логического конца, скажу, что главный герой мала-мала аффектирован. Актер, конечно, шикарно играет свою роль — но он именно что шикарно играет свою роль. Его язвительная театральность становится навязчивой, хотя восприятие тут зависит, наверное, от зрительского настроения.

Но, как бы то ни было, картине невозможно не поставить высокую оценку. Слишком уж она выразительна стилистически. И в ней есть даже юмор (уместный, неуместный — решать вам). И еще в ней есть очень интересный эпизод, когда лечащий врач нашего героя-крематора говорит, что, оказывается, кровь людей всех национальностей — вот это неожиданность — совершенно одинаковая. Никаких тебе различий по расовому и национальному признаку. Что «истинный ариец», что негр, что раб, что хозяин — без разницы. Определить «высшую» или «низшую» расу по образцу крови невозможно. Мы здесь имеем, ув. господа, впечатляющий выпад в адрес расизма и в защиту гуманизма. А казалось бы — ничего нового и не сказано. Вроде бы интуитивно понятная истина. Которую арийцы всех мастей, тем не менее, ухитрялись успешно игнорировать в течение столетий.

Маленькой Чехии не повезло в этом мире. Маленькая, уютная, трудолюбивая (не чета некоторым) — настоящий рай для туриста. Только как говаривал один умный человек — все наши пороки являются продолжением наших достоинств. Это я к тому, что не зря именно в Праге творил великий Кафка. А он в людях разбирался неплохо.

И именно в Праге живёт Карел Копфкингл, мелкий служащий, простой обыватель, любящий жену и двоих очаровательных детей. Аккуратный до отвращения (даже любовница у него — девица из борделя, кою он посещает в строго установленном порядке), и в таком-же установленном порядке посещает соседа врача сдавая кровь на сифилис, с пробором в волосах и вечной расчёской. Только с работой не повезло — он работает крематором. А эту профессию мягко говоря никогда не любили. Вот и старается господин Копфкингл как может — то обед с музыкой в зале прощания устроит, то прогулки по колумбарию, пропагандируя свой труд. Причём делает это не по принуждению, а из чистой любви к искусству. Даже семейную жизнь он подгоняет под свою работу — ходит с детьми на выставку пыток, а стены украшает портретами латиноамериканских диктаторов, правда выдавая их для гостей зачем-то за французских министров.

Но тут в размеренную жизнь работника сферы ритуальных услуг вторгается грубая реальность — Германия оккупирует Чехословакию. И у господина Копфкингла наступает новая жизнь. Выясняется что сделав донос можно избавиться от надоевшего вахтёра на работе, а потом и занять место начальника. А вступление в фашистскую партию и вовсе открывает необозримые горизонты. Только вот на пути к полному счастью встаёт жена — еврейка, и дети. И уважаемому господину Копфкинглу предстоит сделать выбор.

Для меня этот фильм — очередное доказательство того, что самые страшные люди на земле — это обыватели. Скромные соседи, простые работники честно делающие свою работу. Только когда к власти приходят негодяи, именно они первыми кидаются кричать Ура, и писать доносы на других. А уж получив малейшую власть — они и вовсе становятся страшными людьми. Именно это мы сейчас и наблюдаем на Украине, видели в фашистской Германии, и в сталинском СССР. Именно такие Копфкинглы пытали несчастных на пыточных конвейрах НКВД, и затем стреляли в затылок. Сжигали в печах Освенцима. А сейчас расстреливают Донбасс, сидя в уютных кабинетах. Только когда диктатора скидывают они оказываются не при чём, они жертвы. Они же только выполняли приказ. Грустно.

9 из 10

Заметное культурное событие на переломе истории — повесть Ладислава Фукса «Крематор» вышла в 1967-ом — за год до Пражской весны, экранизация Юрайя Герца появилась в знаковом 1968-м.

«Величайшее коварство дьявола в том, что он внушает нам, будто его нет». Этой цитатой флорентинца Джованни Папuнu открывается книга. И этой же фразой можно описать жуткую историю, рассказанную в мрачном, черно-белом фильме.

Ответственный работник крематория Карел Копфркингл внешне — любящий муж и отец двоих детей, творческий работник. Он создает уют не только в собственном доме, развешивая по стенам картины и фотографии, но и устраивает высококультурные прощальные вечера для публики в крематории. Он без устали рассуждает о чарующей красоте смерти и гордится тем, что его заведение работает как четко отлаженный механизм.

И всё у Карела точно и ясно. Даже, заходя раз в месяц в строго определенный день бордель, он посещает одну и ту же даму. В общем, достойнейший человек, по мнению общества. А слабость к юным дамам и порнографическим картинкам — это такая мелочь…

Но случается непредвиденное: в Праге появляются фашисты, и Карелу предлагают вступить в их ряды. Это полезно для карьеры и встречи с раскрепощенными блондинками на партийных вечеринках. Карел поначалу обеспокоен развитием событий. Как человек, любящий во всем ясность, он даже просит знакомого доктора определить: каков процент в его крови — крови немецкой! И не успокаивается, получив ответ: ни одна лаборатория не отличит немецкую кровь от чешской или еврейской.

Медики, может, и не определят, а друзья по партии — могут. Они ясно дают понять Карелу, что жена-еврейка создает угрозу для его дальнейшего карьерного роста.

Это жуткая, местами сюрреалистическая история человека, который долгие годы носит маску благочестия и изо всех сил старается поступать в общественном понимании правильно. Она рассказана самим главным героем, увидена его глазами. И когда чернота начинает разъедать душу пана Копфркингла, и само повествование погружается в непроглядную тьму.

Весьма поучительная и актуальная история.

8 из 10

Разорванные на клочки чужие фото — последние свидетельства человеческого существования на земле… Вначале лица стираются из памяти, потом исчезают сами носители памяти и остаются только черты на фотопленке — старые, выцветшие, пожелтевшие, забытые на пыльных полках… Когда то с ними обращались бережно, прикасались, проводили по рукой, пытались восстановить в памяти черты, разговаривали, проживали вместе жизни, уже тогда понимая, что их участь — тоже тлен. Говорят, что люди меняются, умнеют с каждым прожитым годом, наполняются мудростью и опытом, как сосуды молодым вином. Только вряд ли… Не опытом, а пеплом — сгоревших мечт и чувств, частицами души, чужим и своим. Монотонный ряд урн, наполненный пеплом пережитого — наверное, так, две Мировые войны, воцарения и падения тоталитарных режимов и прочие кровавые мясорубки 20 века, спустя, и может представлять себе суть человеческого бытия человек, родившийся где-то между Западом и Востоком. И сказку былью и не сделали, и прежние морально-религиозные императивы разрушены, и с буддийским спокойствием принимать страдания и смерть так не научились… Выжженная земля кругом, и мертвые хоронят своих мертвецов…

Кадры выщербленных, разорванных фотографий оживают подтекшей, мутной картинкой, лица искорежены, и копия плохая, и переводчик гнусавый, не поспевает за текстом. Кажется, что фильм снимали на горящей в киноаппарате пленке, которая рассыплется, если дотронешься рукой. Старое кино, старое, как будто давно умершее и пришедшее сидеть у кровати полоумным черно-белым призраком, тихо бормочущим, напоминая о том, когда то, еще недавно, а кажется, давно-давно, люди разумные жгли других разумных людей в печах крематориев. Люди разумные просто подсчитали, что это самое рациональное, до чего мог дойти человеческий разум за миллионы лет эволюции — они просто сгорают, нет больше нечего, и даже следа их. Хроника тотальной амнезии… Локации вполне реальные — столы, дома, семейные обеды, но все слишком пугающе, чтобы быть правдой. Косые «немецкоимпрессионисткие» ракурсы, взгляды исподлобья, водная толща кинобезумия — чистилище, а посреди вмерзший в лед Левиафан — удивительно похожий на Питера Лорре из «М значит убийца», глава пражского крематория, заведующий мертвыми душами и телами.

Странный швед Сведенборг, живший в стране развитого простестантизма, как известно, существование чистилища отрицавшего, описывал свою модель чистилища — не обычного католического, а такого, при котором, умерший человек не замечает, что он умер, а живет так, как жил. Только, так как Бог из-за первородного греха не может сам непосредственно вмешиваться в судьбу человека, с этого момента его направляют духи, не отличимые от живых людей, а ад и рай перемещаются внутрь человека и создаются помышлениями и намерениями. В этом плане, становится понятными и неслабая абсурдность происходящего, и сновидческая реальность фильма — когда в Прагу приходят немцы, в голове Сжигателя начинается настоящий кафкианский «процесс», с внутренними прокурорами, адвокатами, обеспечивающими становление нового миропорядка в отдельно взятой душе. События движутся от плохого к худшему, а даже самый наивный зритель лишается последнего оптимизма, понимая, что это все, увы, о человеке разумном. А хозяина Замка не видать — только дьявол, которого вдобавок изобретают сами же люди…

«Сжигателя трупов» мог снять только начавший свою карьеру во время «Пражской весны» Юрай Герц — человек из страны так называемого соцблока, где разъедающие социум язвы не назывались своими именами, не артикулировались, а загонялись внутрь и порождали фрустрации, которые потом вылезали в виде метафор и аллегорий. Видимо в таких условиях страхи носят экзистенциальный характер, существуют где-то на подкорке, чтобы превратится потом в чисто жанровое кино — хоррор. Хоррор, пугающий зрителя вовсе не ужасами — странными, продирающими до мозга костей кислотами, а жуть происходящего оттеняется почти клоунадной иронией и черным юмором, которые, как известно, лучшая анестезия от всего на свете. Реальные повседневные ужасы тоталитарного режима приобретают абрис мифа, притчи, «городской легенды», почти анекдота — мол «жил-был дяденька, который жег трупы и свою работу очень любил…» Герц не ставит вопроса, почему из добра и зла, человек выбирает именно зло, а заботливый папаша деградирует в чудовище — акценты там расставлены, но само построение фильма этого не предполагает. Автор просто фиксирует, тот факт, что наша цивилизация — зло. Вы не верите? Грязные мостовые, черная машина — «тогда мы идем к Вам!» И чья-то заплаканная вдова за спиной…