491 (1964)

В старом доме на улице Мастера Самуеля, где когда-то бушевал самый страшный пожар в Стокгольме, селятся шестеро парней. Они называют это место «пансионом» – здесь и впрямь не худшие условия для жизни: кормят, дают поспать, не заставляют работать, и даже платят 10 крон в неделю. Уж точно лучше, чем в тюрьме – а именно она светила этим юным правонарушителям, не согласись они принять участие в некоем социальном эксперименте под руководством загадочного «инспектора». В чём суть, никто не понимает; разве что живущий под одной крышей с парнями студент Кристер мог бы что-то поведать, но он предпочитает отмолчаться.

Компания подбирается разношёрстная и весьма фактурная: взломщик и вор Ниссе, ведущий бурную половую жизнь Пюрет, несдержанный на язык Фискен, два суровых пройдохи Игон и Бутчер, мечтающие сколотить банду и перепродавать алкоголь, и, наконец, совсем ещё подросток Йингис, имеющий определённые проблемы с психикой. Не считая душеспасительных бесед с «инспектором», выспрашивающим у ребят странные вещи типа их первого сексуального опыта, а также нотаций проповедника, пытающегося указать им путь к Иисусу, обязанностей в пансионе никаких: можно праздно шататься по улицам, а можно оставаться дома, благо организаторы эксперимента даже попытались организовать какой-то досуг.

Фильм Шёмана в своё время прослыл скандальным и его показ был запрещён из-за, в частности, сцен гомосексуального почти-что-изнасилования и совокупления героини по имени Стева (портовой проститутки, переехавшей к парням в пансион) с собакой, кажется, овчаркой, хотя я в этом не специалист. Для 1964 года это сильная заявка – в Голливуде на тот момент ещё работал, хоть и со скрипом, кодекс Хейса. Да и в целом экранных героев сложно назвать образцом для подражания – они демонстрируют деструктивное поведение по поводу и без, размахивают ножами в тесном помещении, играют в опасные игры, воруют и продают ворованное. Хотя режиссёр время от времени даёт понять, что ребята не рождены злодеями, и было в их жизни какое-то положительное влияние, которое, увы, было перекрыто неблагоприятной средой. Иначе их бы не завораживала красота интерьера случайно обнаруженной секретной комнаты, а классическая музыка и театр не значили бы ровным счётом ничего. Однако мы видим, что это не так.

В какой-то мере это и является лейтмотивом фильма – в людях есть определённая тяга к добру, к красоте, но чтобы эти семена дали всходы, нужна в высшей степени благоприятная почва. Здесь же мы с горечью наблюдаем, как персонажи в который раз за свою недолгую жизнь сталкиваются с ложью и насилием, ибо из надзирающего за ними инспектора так себе Макаренко, а возможность помочь одному-двум из ребят была вполне неиллюзорная. Трагичность истории подчёркивает отличная игра Лейфа Нюмарка и Фрэнка Сундстрёма, ну и Лена Нюман совершенно очаровательна и непосредственна в своей роли. Монохромный визуальный ряд тут как нельзя более к месту, а качество картинки для такой старой ленты приятно удивляет. Есть интересные решения вроде сменяющих друг друга статичных кадров под аккомпанемент рассказчика, есть грамотная расстановка акцентов, достигаемая работой с камерой, есть хороший музыкальный ряд и антураж. Наряды и автомобили – на тот момент, конечно, современные – сейчас играют роль машины времени и позволяют увидеть отдалённую эпоху глазами тех, кто жил в шестидесятые. Так что «491» хоть и не знаковое, но точно не проходное кино, и киноманам на него определённо стоит обратить внимание.

Вильгот Шёман стал скандально известным в конце 1960-х годов, когда его фильмы печально прославились как порнографические, строго говоря, таковыми не являясь. Дело в том, что различного рода натурализм и гипернатурализм для режиссера служил прекрасным инструментом для вскрытия самых разнообразных проблем буржуазного мира, причем, вскрытия принципиально провокационного.

Фильм «491» является своеобразной «антипедагогической поэмой». Группа трудных подростков живет в одной квартире, участвуя в некоем социальном эксперименте, цели которого не совсем для них ясны. Сначала они видят его прекрасной заменой наказания, из-за страха перед которым они на него и согласились. Потом мы замечаем, как постепенно герои понимают, что их кураторы-социологи задали максимальный уровень терпимости, из-за чего ситуация начинает постепенно выходить из-под контроля, все больше превращаясь в некий крюотический театр, в котором насилие в его девиантных формах стало нормой, настолько неощутимой, как ненормальность, что остановить весь этот поток способна лишь некая крайняя трагедия.

Вообще, Шёмана можно назвать почти провидцем. Это не просто фильм о том, как наблюдатель и его пациент-жертва меняются местами. Нет, полной подмены тут не происходит, ведь мир за окнами квартиры все же живет своей жизнью, в которой есть и лицевая, и теневая стороны. Проблема совсем в другом. Максимальная толерантность кураторов, которые, наверное, рассчитывали на адекватную ответную реакцию, в итоге приводит к абсолютно паразитическому образу жизни героев, они не могут и не хотят изменяться. И это закономерный провал. Общество, построенное на толерантных началах, обречено защищать тех, кто пользуется предоставленными им преференциями так, что в конечном итоге искажаются все благие намерения экспериментаторов. В общем, для 1964 года фильм потрясающе нонконформистский по духу и выводам, а не просто по отдельным сценам, способным до сих пор шокировать своим парадокументализмом.