Доброе утро! (1959)

Пятидесятая работа Ясудзиро Одзу, одного из величайших режиссёров не только Японии, но и мирового кинематографа. Его истории всегда про вечное.

Например основной конфликт в этом фильме заключается в том, что мамка не даёт смотреть телевизор. Сумоистов показывают. Тогда старший (лет 10) и мелкий сын (лет 5) устраивают молчаливый бунт.

Доброе и милое кино в тёплой цветовой гамме. Там ещё камера с низкого ракурса снимает, как будто взгляд из детства. У меня есть предположение, что на тему отцов и детей лучше картин Одзу ничего нет. Та же «Токийская повесть» чистое искусство же!

8 из 10

Ясудзиро Одзу сравнительно недавно был открыт широкой публикой, успевшей подзабыть старого классика. Все начинается в подобных случаях с ретроспектив, а заканчивается изданием двух-трех основных фильмов, которые посмотрят два-три человека. Начиная с 20-х годов, этим строгим, скурпулезным японцем было снято порядка пятидесяти фильмов, и в его творчестве отразились все этапы становления кино — от «великого немого» до цветного, почти режущего глаз. Эксперты также указывают на то, что Ясудзиро Одзу не только прошел вместе с кино этапы его развития, но и становление нового японского общества, за короткий срок преодолевшего традиционные социальные модели и после поражения во Второй Мировой войне, победоносно, сквозь унижения, освоившего модернизационные. Его называют вторым режиссером после Акиры Куросавы, а среди интеллектуальной прослойки появилась мода на Одзу. Вроде бы даже возникло такое понятие, как «одзумания», а люди, высказывающие мнение о новом японском кино неизменно находят параллели с «ранним» и «поздним Одзу». Это стало своего рода культурным лингвистическим кодом, призванным отличить посвященных, от непосвященных. Причем о посвящении в творчество Ясудзиро Одзу, как вы понимает, зачастую и речи не идет. В любом случае, однажды наступает момент, когда надо с ним познакомиться, и здесь существует классический совет, начинать с «Токийской повести», вошедшей в десятку лучших фильмов за всю историю. Я же выбрал наугад «Доброе утро» 1959 года, то есть «позднего Одзу» и даже цветного.

Как и обещано, «Доброе утро» затрагивает серьезную, в большей степени японскую проблему слома традиционной социальной структуры посредством вестернизации Японии и послевоенной экономической политики, нацеленной на инвестиции в техническое производство, которое с конвейера проникает в тихие токийские кварталы, исподволь разрушая привычные представления японцев об окружающей действительности, и воспитывая новое поколение. В нем проглядывают черты человека цивилизации потребления, привычного нам, но пока озадачивающего бывалых японцев.

У Одзу этот сложный процесс облачен в форму семейного водевиля, напоминающего старое советское кино. Тихий, почти коммунальный токийский квартал, где люди, как и везде, по-соседски распускают сплетни, лишаются работы, с горя пьют и вновь находят, приторговывают мелочами и воспитывают детей. Японская повседневность 50-х кажется близкой и знакомой, особенно тем, кто вырос в одноэтажных дворах. А телевизор, находящийся в центре внимания, как в старых родительских да бабушкиных историях, становится диковинкой, на которую бегают посмотреть к соседям. Именно телевизор здесь выполняет роль символа перемен, и даже не сам аппарат с кинескопом, а само понятие телевидения. Ведь кто-то и стиральную машину купил, но вокруг нее хоть и разгораются страсти, но они вполне объяснимы извечной человеческой жадностью — деньги пропавшие из общей кассы и злосчастная стиральная машина, появившаяся в неподходящий момент у председателя, который деньги хранит. Герои Одзу сетуют и предрекают скорейшую деградацию общества от этой заразы и в перспективе оказываются правы — японское телевидение сегодня одно из самых агрессивных и фриковых в мире. Но дети, самые восприимчивые ко всему новому, мечтают о телевизоре и требуют купить его у родителей, а когда те им отказывают, устраивают забастовку — наивную и милую, но от этого не менее действенную.

Простые, уморительные житейские истории, снятые с непривычно низкого положения камеры и еще менее привычной, но впечатляющей актерской игрой, приближают в целом фильм к зрителю, жадному до ярких, забавных образов, какими здесь являются маленький карапуз Исаму и хмурый Мимору, мать председательницы, женщины-сплетницы и волевые, но великодушные мужчины. И именно хмурый Мимору, нападая на отца, произносит ключевую фразу, суть которой сводится к тому, что взрослые много болтают лишнего — эти постоянные «Ohayou gozaimasu» («Доброе утро»), Onegai shimasu («Пожалуйста»), Shitsurei shimasu («Прощу прощения»), Osewa ni narimashita («Я -ваш должник») без которых невозможно себе представить ни один японский разговор. По меткому замечанию одного из героев, вежливые многоэтажные конструкции служат социальной смазкой, позволяющей людям снизить степень напряженности и недоверия. С детского взгляда, эти традиционные обороты кажутся лицемерными и изжившими себя, не оправдывающими затраченное на них время, хотя и сегодня невозможно вступить в диалог с японцем не нагрузив свою речь вежливостями различного рода. В этом смысле Одзу был немного не прав, что подобная изюминка языка со временем исчезнет, хотя, большинство вежливых оборотов признаны действительно устаревшими или сугубо официальными.

Достоинство Одзу в том, что сложные культурные и социальные сдвиги он способен подать в развлекательной, легкой форме, ничуть не повредив смыслу, и доходчиво его донося. «Доброе утро» можно и не воспринимать так всерьез, но при этом получить от него чистое, светлое удовольствие, немного посмеяться и понаблюдать, как порой повседневность бывает нелепа и забавна. Может быть «одзумания» и правда существует?

9 из 10