Последняя ложь (1958)

Что может быть важнее чести и репутации семьи? Для Хлои, дочери фабриканта Клеона Пелласа этот вопрос даже не стоит. Конечно же, ничего. Ни любовь, ни счастье близкого человека, ни даже собственная гордость. На алтарь семейного благополучия девушка готова принести все. Так ее воспитали, такие ценности она впитала с детства, и о том, что бывает иначе — не может даже помыслить. Для Хлои нет такой цены, которую нельзя было бы заплатить ради того, чтобы фамилия Пеллас оставалась в списке самых уважаемых семей Афин. И если для этого нужно солгать — что ж, мир от этого не опрокинется, а со своей совестью она уж как-нибудь разберется. Вот только что делать, если одна ложь тянет за собой другую, та третью, и в конце концов этот груз всей своей тяжестью обрушивается… Нет, не на Хлою. На совсем другого человека. Вовсе во всей этой лжи не замешанного и виновного лишь в том, что он оказался зависим от невыполненных обещаний. И если продолжать делать вид, что ничего не случилось, можно окончательно потерять право называться человеком.

Продолжая в своем раннем творчестве традиции итальянского неореализма, Какояннис, тем не менее, делает героиней «Последней лжи» представительницу хай-класса. Общества крупных бизнесменов, в котором огромную роль играют условности, и «потерять лицо» бывает страшнее, чем потерять жизнь. А семья Хлои его вот-вот потеряет, и тогда… Нет, с точки зрения обычного человека ничего страшного не случится — не по миру же пойдут! Переедут в менее роскошное жилье, сократят расходы, сменят круг общения… Стоп! Вот последнее-то для Пелласов немыслимо. Перестать быть светскими людьми — хуже смерти. А значит, допустить этого никак нельзя. И продолжаются безумные вечеринки, продолжают сверкать драгоценности и проигрываться последние деньги. Тем более, что появился выход — Хлоя вот-вот выйдет замуж за мультимиллионера, потерявшего голову от красоты девушки. И плевать, что любит она другого. Ведь ее учили жертвовать собой ради чести семьи.

Казалось бы, «Последняя ложь» — очередная демонстрация холодной бездуховности мира больших денег, убивающей в своих адептах все человеческое. Подобная той, что с блеском удавалась, например, американским писателям от Драйзера до Фицджеральда и американским же кинематографистам от Орсона Уэллса до Оливера Стоуна. Но Какояннис — не американец. И он делает резкий поворот, выводя на передний план своего фильма женщину из народа, простую служанку Катерину, которую все эти игры в аристократию не должны касаться. А с точки зрения самих игроков — так и вообще пустое место. Когда это они обращали внимание на холопов? Вот только Хлоя, подобно героиням древнегреческих трагедий, несущая себя на жертвенный алтарь, не заметила как вместе с собой положила на него и жизнь Катерины. Но если в античном мире рабы людьми не являлись и ими можно было пренебречь, то в новое время так уже не получается. И боги не принимают неправедную жертву, внезапно раскрывая Хлое глаза…

Позднее, Какояннис снимет три замечательных экранизации древнегреческих трагедий, всецело погружаясь сам и погружая зрителя в мир, в котором правит фатум и предопределенность. Но действие «Последней лжи» происходит совсем в другом времени и в другом пространстве, в христианской, а не в языческой парадигме. И здесь готовность принести себя в жертву оборачивается ложью. Потому что не может любовь стоять выше чести. Нельзя ради репутации заковывать свое сердце в лед. А главное, не бывает больших и маленьких людей. Время Героев с большой буквы прошло вместе с богами. Остались просто герои — люди. И глядя на героинь Элли Лабети и Элени Зафириу это очень остро понимаешь.

Очень жаль, что Лабети, одна из ярчайших греческих актрис 50-х годов, так мало снималась в кино. Зато все ее роли оставили след яркий и незабываемый. Какояннис вообще отличался умением раскрыть женские персонажи, кто бы из актрис у него не снимался (даже если это 13-летняя дебютантка Папамосху в «Ифигении»), а уж Лабети с ее потрясающим обаянием и харизмой у него просто блистала. Возможно, правда, что в «Последней лжи» чуть меньше, чем в картинах, где ее партнером был Димитрис Хорн, любовь к которому делала работу актрисы чем-то запредельным. Но и здесь, в паре с Элени Зафириу она не разочаровывает. Ложная жертвенность Хлои и подлинная жертвенность Катерины создают тот драматический контраст, на котором держится нерв картины, не отпускающий до самого последнего кадра. Ведь плохих фильмов Какояннис не снимал по определению. Да и средних тоже.