Семя священного инжира (2024)

История создания этой ленты достаточно мутная. Режиссера и сценариста этого фильма обвиняют в критике к властям, он бежит из страны, после чего снимает фильм, собственно, о государственном регулировании, строгих правилах, запрета протестов, смертных казнях и прочих вещах, которые, по мнению автора, творятся в Иране.

В центре сюжета семья, где глава семейства следователь, звено системы, который вроде как первое время сомневается в методах, но, потом страх самому стать «неугодным», укрепляет его мнение. Есть жена, которая на его стороне и две дочки, которые вроде как не сильно оппозиционные, но интересуются, так сказать, другими мнениями. В итоге, внутри семьи происходят серьезные разлады, на фоне внешних событий, которые проводят к странным последствиям и достаточно предсказуемому финалу.

Если верить во всё, что происходит на экране, то, конечно, можно ужаснуться. Переживать за героев получается, смотреть, что же в конце концов произойдет, интересно. Однако, на протяжении всего просмотра, тебя не покидает чувство «заказа политической агитки». А хотелось бы прочувствовать искреннюю заинтересованность в проблеме, если такая имеется.

Номинация на Оскар в категории «Лучший фильм на иностранном языке» понятна и ясна – мотив тут исключительно политический. Потому, как это не то кино, которое может стать чем-то знаковым. Да, смотреть его отчасти интересно, но желание пересмотреть эту ленту вряд ли у кого-то появится.

- почему людей сажают за их наряд

- потому что это приказание Аллаха, это закон страны

- а что если закон страны неправильный?

- закон Аллаха не может быть неправильным

То, как этот фильм приехал в Канны, повод для самостоятельного фильма. За 'Семя священного инжира', который снимался тайком и подпольно, Мохаммада Расулофа приговорили к тюремному сроку в Иране. Фильм надлежало изъять и уничтожить, а самого режиссера помимо заточения прилюдно избить плетью.

Спасительным и непонятным до конца образом Расулоф сбежал, тайно жил в неназванной европейской стране, а фильм в итоге привез на красную дорожку Канн. На 'Оскар' он едет от Германии. С актерами всё не так просто. Главная актриса, поддержавшая митинги по делу Махсы Амини в Иране, проходит перевоспитание, о судьбе некоторых ее коллег до сих пор ничего не известно.

Так сильно властей аятолл взбудоражила история следователя шариатского суда и его семьи. Иман только что получил повышение и теперь его работа - штамповать смертные приговоры тем, кто пойман корпусом стражей исламской революции. Его семья уже вовсю мечтает о трехкомнатной квартире в элитном районе Тегерана и не особо задумывается о том, чем занимается папа. Шаг за шагом две дочки начинают протестовать, и даже покладистая жена задавать неудобные вопросы. Мир Имана рушится окончательно, когда из шкафа пропадает табельное оружие. Оно украдено кем-то из домашних, а значит теперь самому Иману может грозить тюрьма. К тому же как назло кто-то из оппозиции выкладывает в сеть адрес дома следователя, и к нему вот-вот зайдет разъяренная толпа.

Вся эта история, как полагается в иранском кино, завуалирована в древнюю притчу. Здесь ростки свободы сравниваются с семенами фигового дерева, с его уникальной системой размножения. Расулоф далек от Киаростами по умению вплетать социальное в мифологизированное, но умеет не хуже Панахи и Фархади играть в пугающее, показывая подолгу изуродованное лицо молодой девушки. Здесь Расулоф плоть от плоть иранское протестное кино - чистый зороастрийский дуализм. Есть Ахурамазда - это, очевидно, оппозиция, борющаяся за свободу. И есть Ахриман - чистое зло, все те, кто служат для аятолл.

Простая контр-истина фильма заключена в короткой, едва заметной фразе следователя - 'мир изменился, а Аллах - нет'. Расулоф видит в ней главную логическую ошибку систему, корень ее преступлений. Они присвоили себе Бога - но это полбеды. Они решают за Бога - и это уже преступление. В том числе и против Аллаха.

'Семя священного инжира' - это диссидентский фильм, который, несмотря на притчевость, говорит в лоб, иногда зачем-то уходя в столь резкие пике, что начинаешь пугаться всей этой неправдопобности. Вся вторая часть - это не тот реализм, за который в фильме отвечают реальные ролики с протестов из тиктока, а прогноз, точнее желание и надежда Расулофа. Что система умрет изнутри, пожрав себя, своих же адептов. Ибо не может зло плодить себя без конца.

Иран Расулофа и сотней тысяч его граждан в плену. Но план по спасению кажется слишком наивным. Слишком поэтичным. Расулоф мыслит как художник, как человек без доли прагматизма. В чем-то он лишь наблюдатель (почетная роль для любого режиссера), поэтому фиксирует реальность такой, какой видит. Но в чем-то и мечтатель. Поэтому финальные сцены фильма метафорически происходят на руинах какого-то древнего комплекса, возможно, могильника.

Как итог, 'Семя священного инжира' - это, естественно, пропаганда собственного видения. И смотреть на нее, вооружившись оптикой критика, сложно. Можно увидеть и прогалы в сценарии, и спорные художественные решения. Но какое это имеет значение, если на красной дорожке Канн стоит тот, кто мог гнить в тюрьме. А теперь он тут - и это чудо. И странно обвинять его в очернении тех, чьи преступления давно зафиксированы на камеры мобильных телефонов. Тот случай, когда в бутафорской крови совсем нет необходимости - Расулоф давно снимает реальную.

Общая тема у фильма, конечно правильная. Противостояние государственному давлению и беспределу должно быть. И понятно, что зачастую делать такое можно, только из-за границы. И в другое время это кино смотрелось бы честнее. При этом, конечно же нельзя забывать о фактах, именно иранского правительственного беспредела, где количество смертных казней одно из самых высоких в мире. Но будем откровенны, подобная ситуация с наказанием властями противников режима происходит, фактически везде. При этом, очевидно, что любое политическое протестное движение сейчас не работает, без иностранной поддержки. И это кино сейчас выглядит, как чистая политическая повестка, особенно на фоне усиления давления США и ЕС на Иран. Возникает когнитивный диссонанс. С одной стороны тема правильная, с другой, в рамках современных реалий - это явная эксплуатация. На это указывает и довольно простая и эмоциональная форма. Антураж камерный. Игра не слишком яркая. Всё это вполне осознанно, т. к. контрастирует с документальными или псевдодокументальными кадрами полицейского насилия и эмоциональными всплесками участников сюжета. При этом, ситуация показана очень субъективно и поверхностно. Наверное, чтобы донести идею до массы, так и надо. Но при критическом взгляде, смотрится несколько притянуто. Параллельные психологические ветки о том, как изменяет власть и насилие людей, как отдаляет этих людей, как разрывает связь понимания между людьми и государством, и что насилие и запугивание никогда не изменять мышление, резонны и уместны. При этом, финальная трагидраматичная развязка, опять же вызывает сомнения в логике поведения, а аллегоричность ещё сильнее опускает планку реалистичности.

Сюжет. В Иране студенческие протесты, после новости о гибели Махсы Амини, которая была предположительно избита сотрудниками Назидательного патруля после ареста за «неподобающее ношение хиджаба». В центре внимания семья. Отец работает следователем и в его компетенции и обязанностях подписывать по сути протоколы, ведущие к смертным казням. Он борется с совестью, но страх и перспективы побеждают. Жена его поддерживает. Дочки скорее нет, хотя и не проявляют острого либерализма. В какой-то момент происходит цепь трагичных и драматичных событий, которые превращают семью в идеологических врагов, что ведёт к жёстким и печальным последствиям.

Кино монотонное, блеклое, как будто в дымке, с тяжёлой меланхоличной атмосферой и нарастающим истерическим напряжением. На меня фильм не произвёл сильного впечатления. Идею приветствую, но политическую эксплуатацию не люблю. Фильм получил несколько не главных, но весомых призов на Каннском кинофестивале.