Handel: Theodora (2021)

Немецкий композитор Георг Фридрих Гендель создал больше 30 крупных религиозных сочинений. Оратория Теодора, написанная для лондонской сцены, стала его излюбленным творением. В массе античных и ветхозаветных сюжетов Теодора наряду с Мессией выделяется христианской тематикой, сконцентрированной на повествовании реального эпизода из истории христианского мученичества.

Римская патрицианка Теодора, исповедывающая христианство, отвергла ритуалы языческого жертвоприношения и осуждена к принудительной работе в лупанарии. Влюбленный в нее римский солдат Дидим, ее тайный единоверец, заручившись поддержкой своего начальника и друга Септимия, проникает в камеру Теодоры и, обменявшись с ней одеждами, спасает пленницу. Однако узнав о смерти, грозящей Дидиму, Теодора добровольно сопровождает его на казнь. Трехчасовой музыкальный поток, искрящийся экстатичностью, мрачнеющий в зловещих омутах драматизма и струящийся пленительным лиризмом завораживает своей пластичной, гипнотической красотой, воплощающей в своем изящном силуэте типичный эталон барочной оперы-сериа, коррелируя с религиозным каноном лишь сюжетно.

В 2021 году любимое творение Генделя посетило все крупные города Европы в рамках концертного тура, организованного барочным оркестром Il pomo d'oro, его музыкальным руководителем Максимом Емельянычевым и квинтетом блестящих певцов. Свидетелями триумфа этого проекта стали Милан, Вена, Люксембург, Эссен и Париж. Театр Елисейских Полей, равно специализирующийся на сценических и концертных презентациях опер, 22 ноября объединил на своей сцене великолепный исполнительский ансамбль, образованный преимущественно из американских певцов.

Лизетт Оропеса дебютировала в титульной партии, созданной для любимой сопрано Генделя Джулии Фрази. Крупное, частое, жемчужно матовое вибрато ее тонкого, словно покрытого серебряной амальгамой сопрано не особо ассоциируется с религиозной барочной эстетикой, лишая музыкальный образ Теодоры созерцательной отвлеченности духовного идеала. А отсутствие тембральной глубины, тесситурной гомогенности и крайне скудная, однообразная вокальная фактура придает монотонности ее кантиленным, лирически протяжным ариям. Тем не менее, Оропеса способна округлять плоское звучание своего зернистого, невесомого голоса и тонко прорисовывать сложный динамический рисунок роли, мягко выводя длинные линии легато. Смазанное, неопрятное, плохо артикулированное пение Оропесы подчеркивало отсутствие легкой, свободной эмиссии, пробуксовывающей на сложных динамических и фонетических стыках, утрачивая пластичность и изобличая ломкость и угловатость неприятно заглубляемого звучания. Из шести арий Теодоры певице удался лишь печальный плач With Darkness Deep as is My Woe, удачно резонирующий с ее тремолирующим звучанием, подчеркивая драматический импульс сцены.

Драматургически и музыкально не менее значимой в ролевой иерархии выступает партия римлянки Ирены, подруги и единоверки Теодоры. Этот абстрактный символ христианского сострадания и смиренности воплощает пассивные ценности религии, уравновешивая несокрушимые идеалы отстаивания веры, транслируемые Теодорой. Эта партия была создана для знаменитой контральто Катерины Галли. В этой записи ее исполняет Джойс ДиДонато, самая опытная певица в составе. Самую эффектную роль оратории ДиДонато презентует с демонстративным пафосом и нескрываемым самолюбованием. Вдумчивое звучание ДиДонато выгодно отличало ее от инертного формализма Оропесы, вытесняя главную героиню с отведенного ей пьедестала. Теплый, золотисто-охристый тембр ДиДонато с частой россыпью мелкого вибрато ограничен сопрановым объемом и тесситурой. Певица, не владея полноценным нижним регистром, редуцирует его звучание очень искусно, пользуясь наработанными за три десятка лет методами мягкого сглаживания и завышения тона. ДиДонато стремится разнообразить инертный вокальный рисунок, меняя динамический орнамент в вариационных комбинациях секций da capo. В этих интерпретационных экспериментах певица ориентируется на стилистическое изящество и музыкальный вкус, а не тщеславное позерство. ДиДонато превосходит Оропесу в динамической и артикуляционной точности и продуманности драматической выделки. Горестная рефлексия арии «As with Rosy Steps the Morn» - кульминация ее исполнительских достижений.

Возлюбленный Теодоры Дидим замыкает ведущее трио певцов. Эта партия была создана для итальянского кастрата Гаэтано Гуаданьи. В данной версии она поручена французскому контртенору Полю-Антуану Бено-Джану, единственному певцу, не являющемуся носителем английского языка. И это значительно умаляет чистоту фразировки и фонетическую гармонию. Напряженный и форсированный верх, отсутствие вокальной однородности и весьма дилетантское западание в низкой тесситуре сочетается с плохо контролируемой, монотонной, верещащей манерой пения и неопрятной колоратурной орнаментикой. Традиционные для данного типа голосов плоскость и неотшлифованность звучания, пронзительная акустическая резкость, дефицит объема и фактуры, межрегистровая шаткость в избытке наличествуют в пении Бено-Джана. Сольные номера певца беспощадно изобличают его вокальные недостатки, демонстрируя, однако, искреннюю вовлеченность и подлинный драматургический энтузиазм. Поэтому особенной трепетности его пение достигает в дуэтах с Теодорой, обретая в трагизме сюжетной патетики стимул для вокальной экспрессии.

Соратник Дидима, военачальник Септимий – подлинный римлянин, патриот, поборник порядка и дисциплины, - самый необычный персонаж, символизирующий примирительный гуманизм, веротерпимость, миролюбие и эмпатию. Он искренне сопереживает притесняемым христианам, апеллируя к доводам милосердия и рациональной толерантности. Этот образ кающегося язычника, слуги безжалостного режима, вынужденного искупать свою непреднамеренную вину, переживающего внутреннюю коллизию между долгом перед отечеством и перед собственной совестью поистине провиденциален. Эта сложная и единственная в вокальной архитектонике оратории бравурно окрашенная партия была написана для фаворита Генделя, английского тенора Томаса Лоу. Ее блистательно исполняет дебютирующий в роли американец Майкл Спайерз. В четырех изощренных, мелодически разнообразных ариях певец непринужденно создает яркий, насыщенный образ, воплощая внутренний антагонизм и духовную эволюцию Септимия. Благодаря непревзойденному вокальному искусству Спайерза именно эта второстепенная партия затмевает даже ведущих персонажей. Невероятно широкий диапазон роли значительно превышает в своих амплитудных колебаниях все прочие партии, тяготеющие к центральной тесситуре. И изящный, проникновенный, красивый, статный голос Спайерза творит чудо барочного исполнительства. Его объемный, плотный, богатый тембр с благородным бронзовым отливом, вспыхивающим в темной, бархатистой фактуре центрального и нижнего регистра, украшен живым, красивым вибрато, возрождая подлинный типаж генделевского баритенора, органичного как в верхних пределах тенорового звучания, так и в нижних, почти басовых рубежах. В образцовой трактовке американского тенора имманентная красота генделевской музыки обретает незамутненную чистоту и первозданный блеск. Техническое совершенство, поразительная виртуозность, идеальная, каллиграфически безупречная дикция и бесконечное дыхание позволяют певцу безраздельно доминировать в исполнительском ансамбле. Легко скользя в невесомой прозрачности кристально чистых пиано в гуманистическом манифесте выходной каватины “Descent, kind pity’’, энергично и уверенно покоряя стремительную стаккатовую ритмику бравуры “Dread the fruits of Christian folly’’, элегантно извиваясь в прихотливых изгибах быстрой арии «Though the Honours», феноменальный голос Спайерза в полной мере расцветает в финальной каватине «From virtue springs», завораживая недосягаемой филировкой звука, идеально полированными легато, безупречным тембральным и модуляционным балансом, тонкостью динамического рисунка и пронзительной, неотразимой красотой сладостного, чарующего голоса. Прекрасный гимн человечности в восхитительном исполнении.

Американский баритон Джон Чест задействован в компримарного калибра партии свирепого римского наместника Валена, созданной для немецкого баса Генри Рейнхольда. Тесситурный конфликт изобличает ощутимый вокальный дискомфорт певца, не способного адекватно озвучить низко написанную партию.

Однако мощь генделевского гения торжествует над прозаическим несовершенством реальности, озаряя ее живительным светом подлинного идеала.