Кроткая (2017)

Фильм Сергея Лозницы можно с легкостью отнести к русофобским. Если так, то он не представляет совершенно никакой ценности: на смену советской пропаганде пришло очернение всего советского, ко лжи прибавилась ложь. Актуальность фильма в таком ключе была исчерпана еще лет за 15 до выхода самого фильма. Если же мы на секунду забудем о политическом контексте, фильм обретет характер притчи.

Героиня фильма — деревенская женщина, работающая сторожем на заброшенном предприятии. Время от времени она посылает своему мужу в тюрьму продукты. Но однажды посылка возвращается обратно. Не получив удовлетворительного объяснения в почтовом отделении, женщина отправляется поездом по месту сидки мужа. Отсюда и начинается вереница странных встреч: попутчики в поезде; таксист, который, не спрашивая адреса, везёт её к самой тюрьме; квартирник с пьянкой, постепенно перетекающий в оргию. В тюрьме ей твердят одно: ничем не заверенное «не положено». Жители городка все как один толкают её на встречу с тюрьмой, тюрьма же в лице персонала и полиции отвечает встречным «вали-отсюда-подобру-поздорову».

Тюрьма в таком описании предстаёт перед зрителем этаким кафкианский замком. Кроткая (= К.) пытается достичь этого замка, но чем ближе она подходит, тем дальше от неё возможность встречи. «Обращайтесь по инстанциям», — говорит служащая тюрьмы. Но кто эти «инстанции» никто объяснить не может. Сама тюрьма, похоже, не имеет ни приёмной, ни кабинета начальника тюрьмы, ни самого начальника. Единственное, чем тюрьма открыта наружу, — это окно для приема посылок. Встреча с тюрьмой становится движущей силой абсурда повествования. Каждый его персонаж, появляясь, только усиливает это ощущение. Здесь никто, категорически никто, не понимает, как устроены тюремные процессы. Местный авторитет на слова Кроткой, мол, говорят, он может помочь, отвечает:

- Людям не верь — они скоты.

А дальше вообще разворачивается разговор в духе «Алисы в стране чудес»:

- И вам тоже?

- И мне.

- Ну, так я пошла?

- Иди. Только куда?

Вероятно, в последнем вопросе и заключается весь трагизм «кроткого» поведения. Кроткий — значит, ведомый. Вопрос, который застыл у героини на губах: «И что мне дальше делать?». Она — не знает. Зато все остальные вокруг прекрасно это знают. Правда, каждый знает что-то своё. В том и беда, что Кроткая на всё ведется.

В этом контексте героиня похожа на неопытного туриста: «туристические» агентства, арендодатели, торгаши, продавцы развлечений оберут её до нижнего белья, ежели она не спохватится вовремя и не пошлет их к чертям. Провидение в лице режиссера к самому концу ленты посылает кроткой тюремной туристке недвусмысленное предупреждение именно такого содержания. Но её кротость — это тупое, неосмысленное безволие. Поэтому умелому зову сердобольной: «Я обо всем договорилась, пошли-пошли», — Кроткая не противопоставляет никакой задней мысли.

Тюремный туризм — дело затягивающее. Коллега Кроткой говорит: «В город поедешь… людей посмотреть… Моего не сажали, так я свет белый и не увидела». И говорится это вовсе не о зарубежье, а о тюрьме. Тюрьма здесь — нечто большее, чем здание с заключенными. Как раз их, заключенных, мы в ней не видим. Зато видим, как далеко распространяется её влияние. Тюрьма — это градообразующее предприятие, что-то вроде церкви. «Мы на нее молимся», — утверждает таксист. Лия Ахеджакова в роли правозащитницы обводит руками вокруг и заключает: «Иногда мне кажется, что кто-то по ошибке забыл вот это вот всё включить в тюрьму… Проволоки у них, что ли, не хватило?..» Смотритель железнодорожной станции утверждает святость тюрьмы: «У нас за просто так не сажают». Справедливость тюрьмы не оспаривается, благодарность ей — культивируется.

Сходство с «Замком» Кафки обостряется также тем, что по ходу действия пребывание в городке не становится более опасным. Оно становится всё более абсурдным. История не развивается, она движется по спирали. Опытный зритель мог бы представить себе конец любой истории, но может ли человек представить себе конечную остановку абсурда?

Так что же такое «Кроткая», о чем этот фильм? Сергея Лозницу за рубежом назвали «лучшим документалистом Восточной Европы». Что если, снимая художественное кино, Лозница так и не смог откреститься от своего призвания — призвания документалиста? Обрисовывая постсоветсткое пространство на территории России, он, возможно, оказался увлечен не столько прошлым, сколько настоящим. Ведь наше государство, как бы часто мы ни называли его полицейским, взаправду можно назвать и тюремным. У нас ведь во время следствия не расстреливают людей, почти никогда не убивают, не подвергают систематическому насилию. Главное, чем пугают человека — это тюрьмой. И в тюрьме ничего плохого не произойдет: посидишь и выйдешь новым, образумевшим, человеком. В интервью Дудя один олигарх признался, что после тюрьмы больше не ведет бизнес самостоятельно: «Интерес отбило напрочь». Главное, с чем оперирует тюремное государство — это ваш интерес. Есть он у вас? Посидите в тюрьме, и вот его больше нет. Ведь, примеру ради, только на это и рассчитаны скандально известные ныне дела Юлии Цветковой, Светланы Прокопьевой и им подобных. Между тем, убить интерес — это по сути убить любовь жизни, именно так оно представлено у Оруэлла в «1984».

И раз уж мы вспомнили Оруэлла, то следует обратиться к любопытному факту в истории «Скотного двора». Оруэлл с точностью ученого описал то, что происходило в СССР, и многие задавались вопросом: откуда он знал? Но он ничего не знал. Он всего-навсего развил идею гуманизма до её логичного перерождения в тоталитаризм. А мы эту идею воплотили в жизнь.

Кафка «Замком» сделал нечто похожее. Идея замка воспроизводима и варьируема: тюрьма ли это, государство ли, Бог ли, любовь ли, — Кафка описывает не просто историю, а схему, которую можно положить на жизнь.

Лозница, понимал он это или нет, всего лишь передал общее для большого числа людей притупленное восприятие окружающего абсурда. Причем, реализация этого абсурда лежала (и лежит) целиком и полностью на плечах народа. Мы не только жертва его, мы его зачинатели. «Схема» может быть и подана сверху, но активность вся — снизу. Люди охотно делают злое, когда государственная идеология их в этом поддерживает (этакое воплощение эффекта Стэнфордского тюремного эксперимента).

Нет, конечно, мы не станем подозревать Лозницу в настолько масштабной затее: не виноват он ни в схожести с Кафкой, ни в том, что его 2017-го года история вдруг становится актуальной в связи с судебными делами 2020-го. Но его фильм однозначно лучше рассматривать непредвзято, отстраненно, так от него больше пользы. Безволие, которое проявляет Кроткая — это наша с вами черта, российская, народная, национальная. И тут не о правительстве речь, речь о зрителе.

Есть ли здесь антироссийский подтекст — судите сами, если у вас не отбило напрочь интерес.

Огромная страна с вяло текущем временем. Все здесь происходит медленно и потому любые перемены требует долгого ожидания.

Первая же сцена — старый пазик едет по дороге посреди поля, отражает преемственность времени и истории, и даже отсылает нас к Зеркалу Тарковского с его семейной преемственностью. Нелепый пузатый автобус ездил по этому бескрайнему полю и 50 лет назад, и через 50 лет он (его футуристическая версия) также будет здесь ездить. Пыль поднимается, затем быстро оседает, и все идет по прежнему.

Сцена на почте — типичная сейчас сцена в любом присутственном месте. Героиня отправила мужу посылку в тюрьму и почему-то получила ее назад. Показателен Дух времени. Негостеприимное грязноватое здание почты наполняется жалобами на мизерную пенсию вперемешку с политологическими рассуждениями о «наших ракетах S300(400)', которые разорвут Америку на части. Почтальонша просит кроткую героиню пройти направо за посылкой, не замечая, что это одновременно и лево, если смотреть с другой стороны.

На автобусной остановке разворачивается панно, подозрительно напоминающее знаменитую Тайную вечерю — намек на предстоящие страдания.

Расчлененка на углу Ленина и Энгельса, гроб, смерть — тряский пазик переполняется разговорами, скорее в традиции болтливых итальянцев, чем молчаливых русских. Духота, лето, жара опять же погружают в атмосферу жарких стран. Россия она ведь холодная. Атмосфера европейского кино о России. Без жесткого осуждения и разлюли-малины, будто взгляд со стороны. И действительно, снято не у нас!

Женщину шмонают, ощупывают, безногий инвалид в клетке, болтливый и жалкий, как внутренний голос, который давно под запретом. Очередной русский, погибший на неизвестной войне. Мать плачет. Вагон поезда однозначно сходится во мнении, что Герой. Потому что воевал, хоть и неизвестно, за что и с кем, кого убивал и зачем.

Отрадное село. Ленин смотрит прямо на уличный сортир. М и Ж. Таксист на черной молнии — советской Волге, восхищающийся тюрьмой, как церковью и градообразующим предприятием. Она и кормилица, и сейф для бандитов. Хоть и тоска, зато надежно. Не дикий запад.

Досмотр вещей и продуктов на красной зоне — женщины в пагонах выполняют свою работу с любовью и дотошностью. Истыкивание хозяйственного мыла шилом из раздела satisfying videos, и катарсис в виде бессмысленно разорванного тапка. Тихая месть сотрудницы ФСИН.

Проступает древняя хтонь — притон, голые бабы, проститутки, сутенер на БМВ с акулой, главный бандитский босс рассказывает историю о растопщике в передвижном крематории. Весь город, сердце которого — зона, родом из какой-то страшной русской сказки. Из Балабанова.

Сталин не ушел в прошлое, он растворился в истории — гласит плакат в некой бедствующей некоммерческой организации, которую возглавляет…Лия Ахеджакова. Организация эта охраняет права человека внутри территории тюрьмы, которую силами НКВД строил еще великий вождь народов. Фактически Ахеджакова исполнила критическую роль по отношению ко всем правозащитным деятелям и организациям. Жуткие подробности сексуального изнасилования будто придают ей силы, а ее работе — смысл. В окружении «подпиндосников», «пи***асов», «иностранных агентов», «фашистов», она страдает единственно за идею. Но не за дело.

Первая часть убаюкивает, как назидательная и привычная советская колыбельная. Атмосфера всего происходящего удручающая, однако такая родная, будто березки за окном шелестят под стук колес поезда. Вся картинка слегка подернута белой пеленой, она подготавливает зрителя к приятному сну, где, как известно, внутренний цензор отступает, и потому все видится гораздо контрастнее и четче, нежели в реальности. Все причинно-следственные связи последней проступают из под пелены времен. Прошлое и настоящее смешиваются, чтоб открыть перед сновидицей ее мучительное будущее. В сопровождении жандармов она отправится на императорский бал и под бдительным оком чекистов пройдет по кровавой ковровой дорожке в лучах факелов. Теперь ее потолок — это автозак.

Буфонада достигает своего апогея. Все персонажи, будто только притворяются реальными людьми, а на самом деле они актеры цирка. Мастера комического перевоплощения. Безликие реализаторы чужой воли. Куклы.

Вся страна заснула на вокзале времени в ожидании чего-то значительного, а она — кроткая и молчаливая, словно парализованная и загипнотизированная, покорно идет по протоптанной изведанной дорожке времени, хотя и знает, что ее там ждет. Все повторяется. Она не понимает. Безволие.

9 из 10

В лекциях о Прусте Мераб Мамардашвили говорит о том, что истина — будто удар молнии, едва уловимое мгновение, заряженное невероятным творческим потенциалом. Если за это мгновение не «зацепиться», не расширить его вглубь путём упорного интеллектуального и духовного труда, истина улетучится, а человек будет обречён на новое повторение однажды уже пройденного пути. Бесконечное повторение одного и того же Мамардашвили называет адом: «это твоё межеумочное, или несовершенное, порочное состояние, оно будет бесконечно повторяться, и ты никогда не извлечёшь опыта, в том числе потому, что ты каждый раз пропускал мгновение — не останавливался в труде».

У каждого человека есть свой персональный ад. Но точно такой же ад есть и у целых народов. О том, что такое русский ад, написано множество книг (Гоголь, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Леонид Андреев, Сорокин) и снято множество фильмов (Захаров, Герман, Муратова, Балабанов). Последняя картина Сергея Лозницы продолжает этот ряд.

«Кроткая» — это кафкианская история, насквозь пропитанная атмосферой какого-нибудь «Замка» или «Процесса». Как и у Кафки, здесь всё дышит насилием, но источник этого насилия скрыт от глаз, он иррационален и неуловим. У зла нет центра, нет определённых носителей, нет источника. Оно похоже на радиацию, равномерно распределённую по всему миру — между живым и мёртвым, между палачами и их жертвами.

Главная героиня фильма отправляется на поиски мужа, который отбывает срок в тюрьме и с которым по непонятным причинам прервалась связь. Она попадает в город, для которого тюрьма является градообразующим предприятием. Что это за город нигде не уточняется, а время действия удивительным образом рассредоточено по нескольким эпохам. Сначала кажется, что это межвоенное время, потом — что события разворачиваются сразу после войны. Постепенно среди «знаков» прошлого начинают проскальзывать намёки и на настоящее: милиция уже стала полицией (в России «милиция» существовала с 1917 по 2011 годы), правозащитные организации уже превратились в «иностранных агентов», а на Дне единения тюрьмы с народом героиня Лии Ахеджаковой произносит вдохновенную речь, которая заканчивается на великолепной возвышенной и топографически определённой ноте: «Как я счастлива, что мне довелось родиться, жить, умереть и быть погребённой в недрах нашей великой и горячо любимой Российской Федерации!».

Вот и оказывается, что город этот — метафора целой страны, а время фильма — это время всей русской истории. В конце героиня попадает в зал ожидания, заполненный спящими людьми. Люди спят, спит их разум, и пока не наступит пробуждение, в их душах будут обитать всевозможные чудища (ведь многие действительно уверены, что «лучший способ избавиться от дракона — иметь своего собственного»). А история будет повторяться в виде бессмысленного бега по кругу, в виде кошмара, поглотившего шестую часть суши.

Героиня Василины Маковцевой тоже спит. Ей снится, что за ней приходят страшные люди, что она покорно идёт за ними, что её бьют и насилуют пьяные солдаты в кузове какого-то грузовика. Но когда она просыпается, кошмар вновь повторяется, только «наяву». И она, зная, что ждёт её впереди, всё так же покорно идёт на убой, не в состоянии отличить сон от реальности, вступая в странный и извращённый сговор со своими палачами.

Удивительно, как финал картины рифмуется с концовкой «Нелюбви» Звягинцева. Здесь герои тоже проходят через немыслимые мучения, которые, казалось бы, должны были бы напрочь переписать их духовный «генотип». Но нет, в жизни персонажей всё остается по-прежнему, не меняется ровным счётом ничего, и это самое страшное. Страшно, когда главная героиня становится на беговую дорожку и бежит, прикладывает какие-то усилия, но не может сдвинуться с места. Страшно, когда из ночи в ночь снится один и тот же кошмар, когда из года в год, из века в век повторяются одни и те же ошибки, появляются одни и те же проблемы, возрождаются одни и те же драконы.

В детстве я читала книгу Владислава Крапивина, которая познакомила меня с Босхом. Там описывалось, как маленький мальчик тайком открывал альбом с репродукциями художника и часами разглядывал мучения грешников. Больше всего его поражало смирение и даже некоторая деловитость, с которыми мученики мучаются в своём аду. «Кроткая» — фильм о такой вот деловитости, о страхе и бездействии, о тупике бесконечности и о тотальном, удивительном, упорном беспамятстве человеков.

9 из 10

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать -

В Россию можно только верить. (с) Тютчев.

Одно известно точно, в России жить не запретишь. Здесь выживают всегда только сильнейшие и каждый это делает — как может. Ее многие порицают, ругают — от всех ей достается. Да только на нашей русской земле со своеобразным народом, действительно, есть чем гордиться. Есть то — чего не хватает другим.

Россия — это школа жизни по низкой цене. Попав в ее пределы, любой иностранец хватает за голову: пораженный закаленным характером русского человека, колоритом житейского бытия, силой воли остающихся в ее пределах.

Русский — это заслуженное звание. Мы с гордостью можем носить это имя с большой буквы. Ведь с самого нашего рождения в нас закладывается этот непостижимый дух упорства и стойкости к трудностям на обжитых местах.

Однако, мы устали. Усталость — то, что нас убивает. То, что монотонно давит изо дня в день, когда мы выходим на улицу. Эту усталость можно увидеть в глазах каждого из граждан. И когда многие говорят, что здесь не улыбаются и не смеются: от части — правы. Ведь многие изощряются на это лишь под воздействием разогревающих средств.

На полях страны, где устоялось одно избитое выражение (где родился — там и пригодился), стало нормой повседневное хамство, насилия и рукоприкладства (бьет — значит любит), умеренного алкоголизма (между первой и второй) и многое, многое другое. И со всем этим скарбом всю историю нашего молодого государства, с 1991-го года, мы к чему-то, в конечном итоге, идем: наблюдая призрачные перспективы и веруя только в самое лучшее.

Мораль сей басни такова.

1. Где бы ты ни жил — везде свои плюсы и минусы.

2. Каким бы озлобленным не казался народ — тебе всегда нальют и поднимут тост за твое горе.

3. Здесь со всеми можно договориться — к каждому найти подход.

4. И не лезь на рожон, когда дело пахнет жареным, лучший конфликт — которого не было.

6 из 10

Кино «Кроткая» Сергея Лозницы вновь пополняет ту «коробку» замызганных, блохастых, больных котят, которых вроде как жаль, слёзы выступают, но мало кто решится их приютить и выходить. И под конец, будто не выдерживая всей грязи, Лозница уходит в фарс, представленный в виде сна главной героини, где та как бы оправдывает всех встреченных ей людей на пути в тюрьму к своему незаконно осуждённому мужу, подкрепляя всё это словами по типу «люди не ведают что творят» — те же слова адресовал окровавленный, опозоренный Иисус своему небесному Отцу, и это сравнение как нельзя лучше подходит в данном контексте, учитывая название фильма, ведь многим известно, что Христос был таким же кротким и смеренным.

Питая слабость, собственно, к таким фильмам, не могу не отметить аутентичность России. Выглядит всё очень правдоподобно, со всем этим разлагающимся биомусором, музыки Бутырки на фоне, матом. Это удивительно, на минуточку, Лозница сам по нации украинец, да ещё и эмигрировал в Германию. Однако смотря «Кроткую» видно, как режиссёр с хирургической точностью бьёт в поражённые участки, будто вырывая сцены из настоящего. Сложно назвать «Кроткую» чернухой в традиционном понимании этого слова. Этот «стоматолог» не вырывает поочередно каждый зуб зрителя, он лишь тихонько прищёлкивает леденящими кровь щипцами, при этом ещё ухмыляется, закольцовывая всё памфлетом в виде аллегорической сцены, где люди на вокзале спят, находятся в своём вакууме, так сказать.

Аллегория на российский народ и Россию в целом. Ведь все видят эту несправедливость, эту грязь, жалуются, матерятся, но продолжают спать. Также, не мог ни порадовать сюрприз в виде Лии Ахеджаковы, которая так карикатурно и абсурдно изображает примерно ту же реакцию, что присутствует именно у зрителя на лице. И вот во сей этой непроглядной темноте, по коридору отчаяния и безысходности бродит персонаж Василины Маковцевы оббивая пороги инстанции тюрьмы в надежде на встречу с мужем. Такая же аутентичная роль, как и сам фильм.

Картина, конечно, не уникальна, это всё та же вечная песня «Как же плохо мы живём, вот немного и помрём», но Лозница за два часа рисует не только обыденную Россию, но и портрет личности как таковой. Выдавая ближе к концу свои размышления, при этом не забывая о каждой встречающийся главной героини, личности. И пусть, слово «личность» вписывается здесь с трудом, но всё-таки они люди — говорит режиссёр. Вот и остаётся лишь решение за нами, пройти мимо этой коробки котят, утопить их, или же постараться вылечить, и помним, что «утопить» здесь является самым гуманным из всех предложенных способов.

Метко и уверенно «Кроткая» перешагивает в топ российских фильмов 2017.

Молодая женщина, получив на почте возврат посылки своему мужу в места заключения без разъяснения причин, отправляется сама в тюрьму, чтобы лично передать её.

Далее следует вереница событий, лишенных разумных объяснений, впрочем как и всё, что происходит в России со стороны заграничного наблюдателя. РФ здесь представлена как тюрьма в масштабе 1:1, а почта РФ как логистический центр Судеб человеческих. Сон главной героини, где совершается Праздник — суд под названием «День единения тюрьмы с народом». Сюжет очень напоминает творчество Ф. Кафки («Замок», «Процесс») где абсурд всего происходящего вызван разрывом причинно-следственных связей, их сокрытием от Разума, а Страна предстаёт как Молох, пожирающий собственных детей. Вообще, фильм навевает аллюзии с тремя самыми мрачными писателями мировой литературы — Ф. М. Достоевский, Ф. Кафка и Н. В. Гоголь: само название фильма отсылает к Первому, сюжет — ко Второму и художественное оформление картины (особенно сон главной героини) — к Третьему. Получается такая фантасмагория: режиссёр картины — Достоевский, сценарист — Кафка, художник-постановщик — Гоголь, адаптация — Лозница.

Отдельно хочется отметить замечательную работу Лии Ахеджаковой, которая создала потрясающий карикатурный образ функционера «по борьбе с правами человека».

Рекомендую любителям «кино не для всех».

Вот вы говорите Звягинцев «Нелюбовь», овации, браво, Золотая Пальмовая Ветвь, Питер Брейгель, скрытые смыслы, фильм без господдержки. Вот сколько смотрю его картины и понимаю, дали бы ему денег! И дают, а он не берет, потому что шумиху и авторитет потеряет. А может дают, и берет, только мы об этом не знаем.

А как же Сергей Лозница? Смотрю его фильмы и понимаю, вот у кого действительно душа то болит. Вроде и не наш. Родился в Киеве, живет в Берлине. А кино снимает о России матушке, о людях русских, на языке русском. Очень странное сочетание. Так ему и деньги наши давали, правда на новый не надавали, но он и не просил. В интервью об этом говорит. Я в недоумение и под большим впечатлением от фильма «Кроткая». Посмотрел его два часа назад, но до сих пор думаю, и завтра буду думать. А вот «Нелюбовь» забылась.

«Кроткая» начинается преувеличено, как будто мы людей под увеличительным стеклом рассматриваем, при чем через такое, которое только недостатки показывает. Актерская игра с первых кадров отталкивает. Сразу думаешь, «почему наигранно?». Меня бы это оттолкнуло, если бы я не видел предыдущих фильмов Сергея, поэтому замер весь в ожидание. Непросто это все! Так и получилось. Все оправдано и специально.

Все Лозницу с Достоевским и Толстым сравнивают, а вот я как будто в роман Кафки попал «Замок». Там так же главный герой, как и «Кроткая» по инстанциям бьется. Я не думаю, что эта тема Российская, как это хочет показать автор, мне кажется это проблема мировая, не одна наша власть в своем тщеславие захлебнулась. Кен Лоуч тоже об этом говорит, даже Золотую Ветвь в прошлом году взял. Вот этот мне момент и не понятен, почему же все-таки товарищ Лозница, акцент все-таки на Россию-Матушку делает. Может все-таки из-за менталитета. Мол все-таки русский человек сам себе тюрьму строит из-за лени и нежелание помогать, точнее желание помогать, но как-то по своему. Вроде помочь хотел, но получилась как всегда. Я не такой смелый как Лозница, чтобы брать на себя ответственность говорить об этом. Но при всем моем уважение, говорит он об этом со своей колокольни. И это радует. Он не пытается навязать свое мнение, а просто показывает. Мол я вижу это так. За это ему и уважение. Но почему же все-таки Россия, а не Украина или Беларусь. Наверное, потому что страна больше и звучать будет больше, да и любит он ее, это видно.

Кроткая это отличный пример жесткой вымеренной сатиры вперемешку с фантасмагорией граничащей с трэшем, но все-таки не заступая на его территорию. У Лозницы была короткометражка со спящими людьми, поэтому тема сна поднятая в этом фильме, так круто снята, что хочется еще раз отправиться с «Кроткой» в путешествие на зону к мужу, чтобы проснуться.

Фильм отличный. Понравиться вам он или нет, зависит от вас. Зависит от того, готовы ли вы принять условия игры автора. Лозница снял лучший свой фильм, который на голову выше его остальных. Это фильм который нужно внимательно слушать, потому что каждый персонаж говорит всегда что-то дельное и пророческое.

- А ты не спи, а то уедешь, а сам останешься…

8 из 10

В тюремном городке Отрадное есть улицы Ленина, Маркса, Энгельса, памятники вождям народа и самый последний бомж с матючком ругает власть, которая «развалила» «такую страну!». СССР не только остался в головах, его передают с хромосомами: парень не старше 20-ти в плацкарте, где едет на свидание с мужем-заключенным главная героиня, как водится, под водочку, рассуждает с ветеранами о великой миссии России. Это Лозница — значит, остаться равнодушным не получится.

После просмотра фильма Сергея Лозницы остается такое ощущение, что по тебе проехался каток и закатал в асфальт. Несколько раз для верности. Режиссер не дает забыть о реальности, о том зле, которое происходит каждую минуту «в разных уголоках России» и не только. Не стоит искать в его фильмах надежду и уход главных героев в закат. Все плохо и будет еще хуже.

Режиссер-документалист Лозница обращается в «Кроткой» к игровому формату — однако герои настолько органичны, что складывается впечатление, что смотришь документальное кино, где простые люди немного переигрывают, рисуясь перед камерой. Диалоги и типажи напоминают передержанную экспозицию — настолько резкую и контрастную действительность они показывают в крупных планах и длинных кадрах. Своеобразную, угнетенно-обыденную, атмосферу фильма и эффект присутствия делает интершум — звуки, сопровождающие все происходящее: переругивание в очередях на почту, к окошку тюремной администрации, обмен «любезностями» в переполненном автобусе.

Главная героиня в исполнении Василины Маковцевой бросает кроткий вызов бюрократическому чудовищу — на все «не положено» она задает новые вопросы и пытается найти ответ. Кроткая произносит за весь фильм всего несколько реплик, за нее говорит ее походка, одежда, лицо, на котором выражение страдания и смирения как маска, которую уже не снять. Так, она раз за разом проходит все круги власти в тюремном городке — от официальной, «в погонах», правозащитной, «агентов Госдепа», до «блатной». Какую-то надежду дает правозащитница в исполнении Лии Ахеджаковой, но ее положение в городе едва ли лучше, чем у заключенных — каждую неделю обыск, ненависть и недоверие тех, кому она пытается помочь.

В повести Достоевского, Кроткая обьявляет бунт мужу, который, вроде бы, и любит ее, но, в результате, доводит до самоубийства. Государственная машина тоже, вроде бы, любит своих граждан, но на деле каждый становится жертвой насилия, если не физического, то морального. Кажется, что может быть проще и естественнее — объяснить расстроенной и растерянной женщине, почему ее посылка мужу-заключенному не принята. Но тогда ведь придется объяснять, почему проводяться унизительные досмотры, куда деваються люди из тюрем, оправдывать ужасное служение государственной машине, отказаться от демонстрации силы и власти, задуматься о своих действиях — а это уже неприятно и страшно.

Абсурдный сон, который снится измученной Кроткой в зале ожидания вокзала — страшная кульминация, от просмотра этой части фильма испытываешь еще большую горечь, чем от всего предыдущего. Лозница подпускает тут горького сарказма — полицейские сани с мехами, деревянная резиденция как у древних царей земли русской, а всередине — собрание парткома, советская символика и люди — люди насквозь «советские», «совковые»! Даже правозащитница Ахеджакова либеральна только до определенных властью пределов — внутри она такой же «советский человек» и сидит по правую руку от начальника тюрьмы.

Сейчас модно идентифицировать у себя депрессию, хотя стоит просто посмотреть фильмы Лозницы и то, как выживают люди, которые даже слова такого не знают — депрессия. Вот тебе день и его надо прожить. Все познается в сравнении.

Чехов говорил что-то о том, что, когда тебе очень хорошо и ты счастлив, оглянись вокруг, увидь боль, не забывай о том, что есть зло. Вот для чего стоит посмотреть этот фильм — чтобы не забывать.

6 из 10

Идёшь по улице Гегеля, потом сворачиваешь на Маркса, там, у сгоревшего дома, перекрёсток на Ленина, это где бутылки собирают… Маркса-хуякса, такую страну про*бали пидарасы.

В некотором царстве жила в избе женщина с сухим лицом и глубокими, чёрствыми глазами. Муж у ней в тюрьме сидел-сидел да пропал. Уехала искать.

Новую работу Сергея Лозницы наша пресса упрекает в русофобии, и перед просмотром я был уверен, что речь пойдёт об аннексии Крыма или российских войсках в Донбассе: «Майдан», документалка Лозницы про киевские события 2014 года, обходится без слов — но симпатии автора и так можно понять. В «Кроткой» случаются намёки на войну, но никакой конкретики, ни временной, ни событийной, Лозница себе не позволяет. Разве что страну назвал (устами Лии Ахеджаковой с георгиевской лентой). Российская Федерация — это звучит гордо.

В документальных фильмах Лозница был вынужден обращаться к реальным людям и событиям, так что «Кроткая» выглядит как попытка вырваться из-под гнета имён и дат. Его герои так и говорят: в час Зет гражданка Икс собиралась в город Эн из города Эм. Снятая в Литве российская глубинка выглядит как смесь кинофильма «Борат» и жутких провинциальных новостей с ресурса BreakingMad: заботливый отец везёт детскую коляску — и собирает в неё бутылки, почтенный дед проявляет сочувствие — и тут же угрожает похаркать туберкулёзом. Про то, что это сказка, вы только в конце узнаете, — и окажется, что сказочный финал намного правдоподобнее всего предшествующего действия.

«Кроткая» сделана грубо, местами до одури плохо, — актёры играют неубедительно, подробности российских провинциальных кошмаров переданы фальшиво, как будто Лозница — не наш современник, а гость из будущего, из 2217 года, который о начале нынешнего века знает только по книжкам, да и то не лучшим. Притягательная сила этого кино и заключена в отстранённости, в том, как беззастенчиво автор подменяет жизнь анекдотом, который правдивее жизни. Россия здесь не реальная злодейка, а сказочная. Коллективная Баба-яга, которая не сбила малайзийский «Боинг», а методично уничтожила всякую надежду у людей, оказавшихся на её земле. А раз свои надежды уничтожены — то появляется миссия. Спасать всех, кто живёт вокруг. Вдруг надежда у них всё-таки осталась?

И тут не русофобия страшна, а то, что Лозница может оказаться прав. «Кроткая» идеально сочетается с хлебниковской «Аритмией», их хорошо бы показывать друг за другом. «Аритмия» рассказывает, как воспроизводится насилие в семье и на работе, — рассказывате радостно, с высокомерной романтической ухмылкой. «Кроткая» показывает, как воспроизводить насилие везде. Что, если вся страна и правда превратилась в тюрьму, где дозволено всё, кроме освобождения? Вас будут насиловать исподволь, а если воспротиветесь, изнасилуют в открытую, и все скажут, что вы сами виноваты, потому что надо было молчать; если молчать, тогда легко. «Но ведь я молчала почти всё время», — возразит Кроткая. Но начнёшь говорить — и оказывается, что надежда, пусть и зыбкая, осталась в тебе. Думаешь, ты уникальная? Спасать тебя надо. Грузить в автозак и спасать, спасать без устали.