Последний лимузин (2013)

ЗИЛ предстает перед нами величественными руинами, которые только своими масштабами воплощают собой производственную мощь Советского Союза — это целый город внутри города, с собственной инфраструктурой и множеством корпусов. И выглядит этот колосс в современной Москве как заброшенный памятник, реликвия, изжившая себя, совершенно полая, казалось бы, внутри, но продолжающая существовать, лишь напоминая о прошлом. Но все-таки оказывается, что там еще есть жизнь. «Страна разрушена, а ЗИЛ — живой. Живой за счет людей.»

Внутри — машина времени, устрашающая своей реалистичностью. На стенах — Ленин, а за станками — немногочисленные советские граждане, которые блуждают по опустевшим коридорам завода как призраки в доме, вмиг ожившем по мановению чьей-то руки. А во плоти здесь только бездомные собаки, которых всё окликивает неизвестная женщина в спецодежде: «Рекс! Рекс!»

Становится не по себе, когда осознаешь, что главный герой фильма — ЗИЛ — будто зона отчуждения, оказавшись в которой зритель видит лики недавнего прошлого: руководителей автозавода и других рабочих, которые просто существуют здесь как ни в чем не бывало. «Нас же все равно заставят скоро здесь все делать» — говорит работница на крыше одного из корпусов, подразумевая потрескавшийся рубероидный слой крыши и наблюдая вокруг проржавевшие извне стены. Которые, разумеется, никто уже не будет «делать».

Мысль, лежащая в основе фильма, глубокая, и раскрывается она разносторонне. Но если говорить об общей внешней стилистике, и операторской работе фильма, то все неоднозначно. С одной стороны, фильм, особенно ближе к своему завершению, удивляет своими образными композиционными решениями: работники завода в специально отведенных эпизодах действительно показаны неприкаянными привидениями в пустых стенах завода — будто и нет этих людей вовсе здесь, а это неведомая сила включила станки и стала поднимать в воздух и бросать с гулким звуком железо и камни, и единственные живые свидетели происходящей здесь мистики — бездомные кошки и собаки. Но когда дело доходит до репортажной съемки, то камера как будто большую часть времени пытается успеть за этими людьми и захватить сразу все, чтобы не упустить ничего — в некоторые моменты складывалось ощущение, что человеку с камерой не удается стать одним целым с пространством вокруг — это уже немного мешает понять режиссерский замысел вплоть до самых последних эпизодов фильма.

Итак, оставшиеся в этом железном замке люди существуют сами по себе. Оторванные от настоящего времени и всего, что происходит за стенами завода, они получают удовольствие от привычной работы — им сказали, они сделают. Выполняющие производственный план в аврале, ободряемые витающим в воздухе духом патриотизма, многие из них заряжаются одним желанием — доказать своей стране, да и самим себе, что они все еще нужны. Что возможность, данная им впервые за несколько лет, принесет плоды — наши, отечественные лимузины ЗИЛ вновь проедут по красной площади на параде Победы, пока металлический гигант томно испускает свой последний вздох, ожидая момента, когда все «привидения» покинут его навсегда.

9 из 10

Не верьте тому, что о нем говорят. Это не кино о буднях умирающего завода имени Лихачева. И не кино о создании последнего правительственного лимузина, оказавшегося невостребованным. Это картина о прозябающей стране, где люди обречены на выживание в условиях, лишенных человеческого достоинства. Это картина об утраченной истории и потерянном смысле бытия целой страны и народа, ее населяющего. Это кино о людях, предоставленных теперь самим себе и вынужденных в одиночку отстаивать смысл своего существования. Это, наконец, картина об утраченном достоинстве человеческого труда, которое остается недостижимым, несмотря на все усилия. И если говорить о доминирующем чувстве при просмотре этой картины, это будет именно чувство утраты — утраты всего, что некогда наполняло жизнь целой страны и людей, в ней живущих.

Что же тогда остается? Что мы находим или способны обрести в той безотрадной картине человеческого бытия, которая предстает перед нами в «Последнем лимузине»? Совсем, казалось бы, немного, а вернее сказать, почти все — самого человека, оказавшегося лицом к лицу со своей собственной судьбой и отстаивающего бесспорную ценность своего существования!

По существу, это не вполне документальное кино, хотя оно и построено на исключительно документальном материале. Здесь мы имеем дело с авторской интерпретацией реальности. Неожиданный ракурс в ее отображении режиссер находит через животных. Собаки, кошки — они здесь повсюду; голуби, порхающие по цеху. Все они сосуществуют здесь наравне с человеком, и, делая животных равным и существенным элементом заводского пространства, режиссер как бы низводит это пространство на уровень иррационального, что оказывается поразительно адекватным экзистенциальному состоянию сегодняшнего ЗИЛа и нашего времени вообще. Мы словно попадаем в некий потусторонний мир, настолько абсурдный и лишенный человеческого измерения, что животные оказываются в нем его единственным мерилом, его единственным оживотворяющим началом и даже его единственным оправданием. Не случайно «Последний лимузин» вызывает аллюзии с «Солярисом» и «Сталкером» Тарковского. Однако, в отличие от фильмов Тарковского, «Последний лимузин» представляет нам мир не вымышленный, а вполне реальный, отчего выразительность этой картины становится даже сильнее, являясь достоверной и художественной одновременно.

Талант измеряется глубиной сердца, и надо было прочувствовать этот мир настолько (говорят, что фильм снимался три года), чтобы в реальной обстановке заводского быта найти столь емкую метафорическую деталь. Примечательно, что даже заказанный правительственный лимузин не выходит из пространства этой иррациональности. Мы с некоторым запозданием сознаем это, после того как по окончании сборки машины, при коллективном фотографировании, вдруг невесть откуда появляется в кадре рыжий кот, неспешно подходит к лимузину и кладет на него лапы, потягиваясь и как бы предрешая бессмысленность его создания, о чем, хохоча, никто из создателей лимузина, да и мы сами, еще не подозреваем.

Картина получилась довольно гротескная, хотя сам гротеск в ней не наигранный, а лишь подмеченный режиссером в реальной заводской обстановке. Мы вновь и вновь убеждаемся в том, что право людей на человеческое отношение, на человеческие условия труда, их потребность в пользе и достоинстве своего труда в этом абсурдном мире, лишенном человечности, не взыскуются и остаются без удовлетворения. Не знаю, сознательно или нет, но режиссер фильма указывает здесь на коренную черту нашего времени — невостребованность народных сил, которая, на мой взгляд, гораздо вернее объясняет причину нашей нынешней экономической стагнации, чем что-либо другое.

«Последний лимузин» дарит нам глубокое переживание за судьбу страны. Щемящее чувство утраты, которое остается по окончании фильма, связывается даже не столько с концом завода, который (конец) можно было бы воспринять как естественный — в свете конца Детройта, например, — или объяснить сменой экономической формации, которой в нашей стране никого не удивишь. Но нет, это чувство утраты связывается с чем-то более важным, что происходит сегодня и о чем с такой беспощадной прямотой свидетельствует «Последний лимузин», а именно, — с обесценением жизни, убыванием из нее того, что прежде эту жизнь наполняло и дарило нам чувство нашей общности и принадлежности к родной земле — с убыванием любви.

Но как бы там ни было, «Последний лимузин» останется документальным свидетельством нашей безочарованной эпохи.

10 из 10

Первый автозавод СССР (ЗИЛ) выпускавший собранные вручную лимузины (не больше 25 в год), после развала союза не выпустивший ни одного, в 2010 вдруг получает заказ на три кабриолета, которые в День победы должны открыть Военный парад на Красной площади. Фильм охватывает небольшой промежуток времени, от пустоты над смотровой ямой до готовых машин, в это время завод потихоньку, силами буквально кучки людей, но живет. Все это смотрится практически как триллер (смогут или не смогут, успеют или не успеют), хотя больше похоже на фантастику: в центре Москвы огромная территория с собственной разветвленной железной дорогой, автобусами, парками. Повсюду — армии котов, блуждают собаки, заброшенные участки, грязные или темные помещения, портреты Ленина, разной формы детали хранятся в контейнерах. По медленному конвейеру движется что-то уже готовое, сортируется, станки работают, детали обтачиваются — все более-менее организовано, но почти вымерло. Рабочие комментируют газеты, в которых написано про завод (вранье); процесс получения годной спецодежды становится целой драмой — ботинки не подходят, размеры не те; талонов в столовую недодают; за редкими зарплатами выстраиваются огромные очереди; крыша течет; из-за царапины на корпусе лимузин перекрашивают.

Все это — как будто калька с проекта «Биосфера-2», только перенесенная на завод: условия абсолютно тепличные и замкнутые, за пределами время движется иначе, здесь же — немного замирает, пока рабочие сохраняют привычный порядок, хотя что-то они все-таки не предвидят. Смонтирован фильм так, будто все сейчас рухнет, но еще держится, и титр в начале, возвещающий о городе в городе, словно взят за правило: маленький мир разрастается до неохватываемой — даже с крыши — мечты.

«Последний лимузин» получил национальную премию «Лавр» за лучший фильм, приз «Зеркала», победил на Артдокфесте, был показан в нескольких странах — единственный полнометражный фильм режиссера Дарьи Хлесткиной (закончила мастерскую Марины Разбежкиной), которая умерла в январе. Это крайне удачный документальный подвиг, фильм снимали три года (2010—2013), фигура автора почти вымарана (редко герои рассказывают кому-то, кроме зрителя), есть абсолютно завораживающие съемки производства, теперь перешедшего в разряд мертвого, контрастирующие с процессом сборки машины. Все точно выверено, словно очищено, в документальное кино вставлено другое — архивное, съемки прошлых зиловских достижений, и на финальном портрете краешек машины занимает положенное ему месте в углу этой видеофотографии. В кадре — заброшенное место, заброшенные люди.