Рай на земле (2013)

К тринадцати годам мало кто сохраняет детскую нежность, легко ломаясь под тяжестью искушающего бытия. Вот среди алтарных мальчиков большинство уже дало слабину, впав в мелочную порочность, в мечтах преступающих очередной важный запрет, лелея желание пока ещё в разговоре, который пропускает мимо ушей неприступный для греха Барт, в редкой святости преданный семье и вере, подчиняясь которой, парень соблюдает правила, как того требует Новый Завет, но, чем сильнее вера, тем тяжелее грядёт испытание, спрашивающее, готов ты или ещё не готов.

Впрочем, эта история куда важнее, чем простой рассказ о первой любви, поскольку к напору нахлынувших внутренних чувств добавляется широченный круг окружающих их обстоятельств, скрепляющих непредвиденную дружбу между антиподами, и подрывающих доверие к былым наставникам, забивая голову вопросами, и наполняя дни всё новыми открытиями, смутившими взгляд на значение слов и поступков, измеряя их мерой своей требовательной чистоты.

Стремительная любовь Барта к неизлечимо больной Монике окружена распутством её циничного младшего брата Питера, нервным расстройством теряющего работу отца взрослеющего мальчика, праведными страхами его матери и компромиссностью дяди — Пастора, оставаясь не сломленной, не смотря на тяжелейшую борьбу прежних убеждений с новой убеждённостью, берущей верх вместе с мужественностью и мудростью, раз уж пришла пора.

Ретро семидесятых, со всей его автомобильной, вещевой и прочей атрибутикой, наряду с расширяющей разговорный текст оригинальной музыкальной дорожкой, являются яркими компонентами образности времени, украшенного драматичным развитием отношений влюблённых и сопутствующих им противоречиям, страхам и надеждам, скрывающимся за плохо скрываемым напряжением распущенного Питера, как кажется, понимающего больше родителей, подталкивая друга навстречу к их общей с сестрою истории, веря, что тем спасает, и, быть может, этим спасёт.

С точки зрения индивидуальности, эпизодически появляющийся Питер в исполнении Аарона Роггемана обладает даже большей выразительностью, чем застенчивый скромник Барт, чьё духовное преображение лежит целиком на чести и совести Брэма Ван Ши, как, впрочем, и на идейно концептуальном сценарии Эдварда Стедлера, ставящего главного героя перед необходимостью принятия критически важных, жизнеопределяющих мер, вытекающих из собственного, а не пасторского, толкования библейских истин, применяя их суть к сущему, полагая должным то, что сам считает должно быть, как жизнь любимого человека, верность слову и преданность товарищу, устанавливая баланс между Божьим словом и личным делом, принимая на себя груз решений и полноту ответственности за них перед Ним.

В характеристике морально — нравственных потрясений обостряющее значение приобретает символизм строительства главным героем своего собственного храма с последующим превращением его в пепелище разочарования, преодолеваемого духом любви, утверждающей торжество короткого счастья, где союз юных влюблённых олицетворяет первенство смысла, заключённого в отдельной для каждого человека истории под названием жизнь.