Танец Дели (2012)

Я ничего не знала об этом фильме и это добавила изюминку в просмотр, потому что в последнее время появилась привычка все узнать о фильме перед просмотром: актерский состав, режиссер, премии и даже краткое содержание и уже потом решать, а интересен ли мне будет этот фильм. По сути никакого сюрприза. С одной стороны, сюрприз может быть и не очень — зря потерянное время, в такие моменты всегда думаешь, что лучше бы я старое забытое пересмотрела и наверняка хорошее. Редко, бывают сюрпризы более чем приятные — «Танец Дели». Обворожительная Каролина Грушко, наивная, простая, легкая, притягательная. Открыв рот, я смотрела начало и ее наизусть запоминающийся монолог о том, как у нее мама умерла, а она, знаете ли, ничего не чувствует. Она так классно выражает свои чувства, просто говоря о них, обычно песням это удается, музыке, но никогда мне не думалось, что это можно сделать прозой. Хотя давным-давно Р. Литвинова делилась чувствами с таким же детским и легким посылом. Но мне про это уже забылось. И вдруг закончилось (как оказалось первая часть лишь) и я прямо растерялась. Пошли титры. Я чувствовала, как хочу еще, я хочу слушать еще К. Грушко, не хочу чтобы это прекращалось. И спасибо, И. Вырыпаеву, что это не прекратилось, а даже развилось, улучшилось и совсем переполнило меня.

Давно я так не наслаждалась фильмом. Да, я вспомнила Р. Литвинову, ее фильмы и где она просто была актрисой, я читала запоем сценарии, диалоги, монологи во многом схожие с «Танцем Дели». Я даже поставила этих актрис в голове на одну полку и после окончания фильма решила загуглить про Ренату. И какое же было мое удивление, когда я увидела, что обе эти женщины, с моей полки, снялись в одной короткометражке вместе. А я до сих пор оттягиваю момент просмотра, потому что я знаю, что это мое, мое кино. Немного даже страшно, вдруг там будет много чувств, смогу ли я их выдержать?

Жаль я не видела танца Дели, он бы мне наверняка понравился.

Лишний, как и все монологи

Любое слово о танце убивает танец. Ведь слышать о танце и видеть танец никогда не будет одним и тем же. Красота не в словах. Ее не нужно декодировать, чтобы понять, что это красота. Критик должен сдаться, уйти со сцены, кануть в небытие.

Одна скамейка в коридоре больницы. Шесть актеров, которые играют больше на сцене, чем перед камерой. Ведь изначально это на самом деле был спектакль. Диалоги, как нагромождение монологов. Паническое многословие, которое отличается от болезненного бреда разве что красотой языка.

Здесь нет и не может быть линейности. Семь историй противоречат одна другой и, пожалуй, стоит оставить попытки понять, в каком порядке разворачиваются события. Отдельно эти короткометражки тоже воспринимать недостаточно, потому что от общей концепции не останется и следа. Система хаоса, которая так похожа на танец. Нам все говорят, но важно не просто слушать. Одновременно видеть и помнить, все, что было до этого.

Сказано нарочито много. Хотя едва ли у кого-то возникнут сомнения, что это кино о тишине. Это поэзия молчания в потоке слов. Это танец, который мы не видим, но уже понимаем, что в нем уникального. Это текст на фильм, который лучше видеть и не понимать, чем понимать и не видеть. Раскодируя одну знаковую систему, мы восхищаемся тем, как искусно был составлен шифр. Какое дело до изначально трагедии, стоящей за этой красотой.

Неэтично чужие страдания превращать в танец. Быть счастливой из-за несчастья других, словно сама несешь ответственность за эти страдания. Забывать, что произведения искусства нельзя декодировать не только потому, что это калечит их красоту. Само искусство тоже кого-то убило. Оно жадно, не стыдясь, словно в этом заключается его предназначение пьет кровь реальной трагедии. Что же, так от нее хоть какая-то польза.

Красота, если это скорбь, пусть прибывает в молчании. Нет смысла ее оправдывать и обелять, как, впрочем, и винить или игнорировать. Тогда же к чему так много монологов! Если слова есть ложь, то давайте скажем их так много, чтобы не у кого не возникло иллюзии их правдивости. Их надо произнести достаточно, чтобы полностью абстрагироваться и не воспринимать всерьез. Вывести эталонное молчание на новый уровень. Следует сказать столько, чтобы это напоминали бред. Монолог человека, который давно не понимает, что с ним происходит. Возможно, наоборот, видит все лучше других.

Критик должен уйти, и это правильно. Об искусстве нельзя говорить, потому что искусство само рождено быть высказыванием. Мысль изреченная по-прежнему ложь. Ну стоит ли из-за этого молчать? Нет. Только говорить еще больше.

Возможно, опыт работы в театре сказывается на том, как строится фильм Ивана Вырыпаева: он очень умело играет с хронологической системой координат; в нашем понимании каждая история должна начинаться со фразы — «а что, если…»

«Танец Дели» я бы отнесла к разряду кино, которое нужно «заставить» себя смотреть, что — конечно же — не удивительно. Диалоги, монологи — всё это необходимо пропускать через себя, иначе можно просто зря потратить 1,5 часа. Искусство, смерть, любовь, трусость, Освенцим (- при чем тут Освенцим? — так, первое, что пришло в голову).

Известный балетный критик, гениальная танцовщица, ее мать, Андрей и медсестра. Они говорят, они выговариваются, но никто из них не слышит друг друга. Слышат их лишь белоснежные стены больницы, в коридоре которой они говорят обо всем, и лишь в предпоследнюю очередь о смерти. Ведь, «мы знаем, что умрем, но не понимаем этого». Герои любят, герои боятся, герои осознают свою жизнь в момент, когда ее кто-то теряет.

Принимать данность такой, какая она есть; не бояться «примерить» на себя, не бояться прожить — «лучше плохо прожить свою жизнь, чем хорошо, но чужую»? А может, видеть в своей жизни лишь страдание, печаль и горе? Еще можно любить… любить и бояться своих чувств, сходить с ума, прятаться «под землей, в метро».

Прекрасно подобранные метафоры, музыкальное сопровождение и блестящая игра актеров. Безусловно аплодирую стоя! Браво!

Когда вы говорите, ваши слова в голове звучат так же, как Вы их произносите? Или вы вовсе их не слышите?

Что случится, если некоторые очень важные события будут повторяться, но при этом не менять саму структуру движения времени? Как в танце повторяющиеся движения не нарушают структуру, а лишь дополняют ее.

Этот фильм не обо всех людях, хотя, как мне кажется, претендует на это. Героям его ничего не нужно, только поговорить и не каждый это примет, только тот, кто воспринимает мир посредством непрекращающихся разговоров.

Мне очень понравилось, что нет в этом фильме человека положительного или отрицательного, каждый может осудить другого, а другой каждого.

Но абсолютно не близко мне, что каждый из них считает себя правым не только для других, но и для самого себя. У этих людей нет сомнений в собственной жизни и правоте, а так не бывает. Мне кажется, не бывает.

Весь этот комментарий имеет холодное отношение к фильму, это лишь мое впечатление. Как же было бы интересно обсудить его с кем-то.

5 персонажей, история, разыгранная в форме семиактной пьесы на фоне аскетичного реквизита — стенки, облицованной кафельной плиткой, претендующей на вид больничного покоя. Это ли делает уникальным фильм Ивана Вырыпаева? Отчасти да. Но и театральные постановки мы уже видели в кино, скажем у Ларса фон Триера в «Догвилле», Да и способ повествования, в котором история переигрывается несколько раз в разных вариациях, позволяющих взглянуть на ситуацию с разных точек зрения, также не нов.

Уникальность же этого фильма в принципиальном новом способе рефлексии, который предлагает нам режиссер.

Все диалоги между героями представляют собой не реальный разговор между людьми, попавшими в предлагаемые обстоятельства, а скорее констатацию их реальных мыслей и чувств. Вырыпаев предлагает посмотреть на ситуацию взглядом начисто лишенным каких-либо внешних условностей, продиктованных общественными нормами, правилами приличия, неким внутренним взглядом. Это психоанализ, развязывающий своим героям язык и позволяющий им говорить друг с другом честно и откровенно, наталкиваться на реально существующие противоречия, которые в реальной жизни мы так филигранно обходим, пользуясь массой сложившихся стереотипов поведения, шаблонов и неоспоримых истин.

Безусловно, такая попытка высвечивает чудовищный диссонанс между нашим внутренним миром и системой общественных отношений, в которой мы существуем. Здесь то и происходит «Бум», разрывается бомба, окатывает холодной водой, иными словами случается художественное прозрение.

Что же предлагает нам Вырыпаев в качестве панацеи? Вещи давно известные этому миру. Говорить о них здесь, полагаю, неуместно. На мой взгляд, о них убедительно говорит сам фильм.

В конвейерных фильмах когда играют дурака — это нормально, это кинокомедия. Здесь же серьёзная тётенька так самозабвенно несёт текст, что возмущаешься от всей этой чуши, на которой покоится мир.

А в другой артикуляции этот же текст уже в рамках воспринимаемости.

Центральная же для меня героиня такая чёткая, что — что ни скажет — всё истина в последней инстанции, не взирая на альтернативные логики.

В фильме озвучены одни из главных вопросов: ритм, танец, настоящесть и смерть, до которых поверхностный индастриал развлечений не доныривает. Потому что даже в беседе с передовыми носителями языка вдруг обнаруживаешь, что на месте этих понятий у братьев по разуму намалёвано другое, и им это удобно, чтоб продолжать заниматься той хернёй, в которую они самозабвенно и фтыкают.

Может, ясность и материализация невидимого в простых стандартах и делает все фильмы Вырыпаева шедеврами, а его — самым сильным русским режиссёром.

10 из 10

До мурашек…

Настолько это созвучно с тем, о чем думаю и говорю все эти дни…

О принятии и чувстве вины, о ведах и родовых сценариях, о выборе и ответственности за свой выбор, о страдании и красоте, о разных картинах мира…

Много фраз под карандаш, которого не было с собой (зато есть интернет).

«Тот, кто сострадает, тот ест пищу грязными руками, а тот, кто тщательно мылит руки перед едой, тот увеличивает потребность мыла на мировом рынке. Мыла изготавливается все больше и больше, но руки при этом чище не становятся. Ты думаешь, есть две чаши весов. А на самом деле, у этих весов только одна чаша. Есть только одна чаша, и на ней ничего не взвешивают, из этой чаши пьют. Пьют свою жизнь. Каждый свою жизнь. И не нужно превращать Грааль в продуктовые весы.»

Но если фильм я пересмотрю с карандашом, то ответы Ивана после показа и его комментарии уже не повторятся… А говорил, а точнее, рассуждал он о многом. О субъективности и объективности, о том, что каждое Я — это и есть мир, но оно (это Я), каждый день меняется, смотря на этот мир с разных точек, под разными углами, и мир меняется, но вместе с тем — мир всегда один и тот же.

Художник, как сказал Иван, не должен давать ответы на вопросы, он должен их ставить. И он их ставит. И даже, когда, кажется, что вот, тут же и ответ есть, следующая фраза диалога роняет ответ на лопатки:

«-Нужно просто разрешить всему этому быть. Ничего не запрещать… Не в смысле отсутствие запретов, но даже сами запреты пусть тоже будут. Словом, нужно внутри самого себя разрешить быть всему, что происходит вокруг и везде. И пусть все останется на своих местах. Пусть все останется, так как есть.

- А Освенцим?»

7 историй, с одними и теми же героями, но рассмотренных с разных точек, под разными углами-вопросами, композиция выстроена в зеркальном совершенстве. На первый взгляд, казалось бы, рассказано театральным языком, но не совсем, ибо, нарочитая монотонность речи в тех местах, где можно и нужно играть драму, как поясняет режиссер для того, чтобы зритель не начинал сопереживать героям, а оставался один на один с текстом.

Танец Дели это сеанс у странного психолога, к манере изложения которого долго привыкаешь: он говорит сбивчиво, но всегда прямо и всегда всерьез. С самого начала нужно принять его правила игры и свыкнуться с тем, что ничего не будет понятно, все будет ново и сам сеанс произойдет в условиях, когда происходящее вокруг будет обнажаться с ужасной скоростью, декорации слетать сами собой, а Освенцим, тот Освенцим, в котором из еврейских детей делали мыло, окажется тюрьмой твоей собственной головы, из которой вот уже много лет делает мыло кто-то еще.

В фильме представлены 7 новелл, 7 небольших историй о человеческих понятиях о жизни.

Честно говоря, это сложно назвать «фильмом». Сначала меня смутила игра актеров, уж слишком неправдоподобная: темп речи, интонации, мимика, взгляд… Однако вслушиваясь в реплики актеров, понимаешь, что режиссер, Иван Вырыпаев, настойчиво заставляет человека задуматься о проблемах мироощущения, чувств, любви, отношении к себе. Помимо проблем, касающихся людей, их личных переживаний, автор раскрывает проблему понимания искусства, причем не только танцевального.

Стоит отметить, что далеко не каждому «подойдет» этот фильм в силу нехватки жизненного опыта или того, что человек еще не задумывается над такими философскими вопросами в силу своего возраста.

Но хотя бы 1 история из 7 представленных точно найдет отражение в душе каждого, как это было со мной.

При просмотре фильма советую отключиться от всего, что может отвлечь ваше внимание. В противном случае, рискуете потратить свое драгоценное время впустую.

Вначале всегда — боль и непонимание. Почему я здесь? Разве тут моё место? Возможно, я заслуживаю лучшего времяпровождения?

У человека почти по любому поводу есть фиксированные идеи, стереотипы восприятия. И, если начинается фильм, то у него предполагается сюжет, смена кадров, развитие. А тут несколько новелл. И первая из них уже вызывает недоумение своим нарочитым минимализмом картинки, неестественными интонациями героев и диалогом на грани бессмысленности. Но дальше, в следующих эпизодах после начального сопротивления, начинается вовлечение в происходящее и есть подозрение, что сам фильм — это и есть вариант танца Дели. Сначала боль, которую просто принимаешь, дальше — любовь и сострадание. Если режиссер Иван Вырыпаев подразумевал это, то этот фильм — произведение искусства. В том смысле, что он меняет реальность того, кто к этому произведению обращается. Ведь в этом же задача любого культурного события.

***

Есть мудрая китайская пословица: «Когда начинают дуть Ветра Перемен, люди возводят защитные стены. И только немногие строят ветряные мельницы». Но секрет в том, что ветра дуют всегда. Наша жизнь — это пространство бесконечных изменений. Ведь каждый день что-то да и происходит. Но это как рябь на воде, действительно важных событий не так уж и много. Введенский отмечал, что есть только три важных вещи, о которых стоит думать: Бог, время и смерть. В фильме «Танец Дели» только об этом и говорят.

О Боге, который есть любовь (но так непросто найти свою любовь и позволить себе любить). Ведь, прежде нужно испытать боль, ведь для любви следует быть открытым, а боль — это неизбежное испытание. Ведь если мир есть Бог, а иначе и быть не может, то как выдержать боль этого мира? А если предположить, что мы и есть Бог, танцующий эту жизнь, то как можно не любить? И всё-таки мы не любим.

Время. Оно же — принятие. Отпускание. Мы судим о мире исходя из своих фиксированных идей и, когда не можем что-то объяснить, начинаем судить. Да, «страдать легче, чем решать». Когда нам надоедает страдать, мы начинаем что-то решать. Решать с точки зрения справедливости. И приняв на себя роль вершителя, мы с лёгкостью начинаем судить.

«Ты думаешь, есть две чаши весов. А на самом деле, у этих весов только одна чаша. Есть только одна чаша, и на ней ничего не взвешивают, из этой чаши пьют. Пьют свою жизнь. Каждый свою жизнь. И не нужно превращать Грааль в продуктовые весы. Тут нечего взвешивать, тут нужно пить.» (Цитата из фильма).

Самая большая наша удача — это жить во времени. То самое «здесь и сейчас». То, что называют принятием. Что кажется лёгким на словах, но почти недоступным на самом деле. Ведь всегда есть возможность продолжить страдание, всегда есть отговорка в виде «Освенцима». Или Врадиевки, Голодомора, «слезинки ребёнка,» ГУЛАГа. Что угодно, что можно предъявить Богу как улику. «И это тоже любить, Боже?». Сострадание, сострадание.

Смерть. О ней не стоит забывать. И в жизни, и в фильме. Всё время, пока длится фильм, мы видим приемный покой больницы, и всё время приходит медсестра с известием о смерти. И на этом ограниченном пространстве, в котором так много боли и непонимания и так мало любви и счастья мы и проводим свою жизнь. Получаем удивительную удачу и сразу её теряем, постигаем суть и снова окунаемся в свои помрачения. И всё время боимся жить. Но и боимся умирать. Любая смерть, которая приходит к нам — чужая, не наша. Свою мы не знаем и не хотим знать.

***

Вся наша жизнь — набор бесед с ограниченным количеством людей. Нет, конечно, мы за свою жизнь знакомимся с десятками, с сотнями людей. И всё же их всего несколько. Мама, любимый человек, старший друг. Проблема понимания на базовом уровне порождает разрыв между миром и человеком. Тщетные попытки восстановить единство раз за разом наталкиваются на жесткое сопротивление. Ведь наши собеседники — тоже искалеченные люди. У них нет другого способа взаимодействия, как только говорить слова, часто ненужные и лишенные смысла. Говорить о танце и танцевать — это не одно и то же. Говорить/думать о жизни и жить — это…

Стена, кушетка, человек рядом. «И больше нет ничего, всё находится в нас». Куда уже откровеннее истина. Убери декорации — страну, оболочку квартиры, политику, экономику — всё это вроде бы важно, но это не суть. Оставь — страдание, боль, непонимание, одиночество.

***

О чем фильм «Танец Дели»? О том, может ли человек быть счастлив. Хорошая новость — да, может. Несмотря на Освенцим, трудности с мамой, безответную любовь.

Плохая новость — счастье длится, пока длится танец. А танцевать нужно самому. И при этом — быть открытым всему, особенно — боли.

«Я бы поверил только в такого Бога, который умел бы танцевать!».

Посмотрел «Танец Дели»

Не знаю с чего начать. Как только начал смотреть, то было не по себе от танцовщицы Кати. Ей сообщают что умерла её мать, а ей всё равно.

Вообще все эти фильмы похожи на систему уравнения, но в которой меняют переменные, от фильма к фильму.

Больше всего меня впечатлил фильм с медсестрой, рассказывающей про свое осознание смерти(может быть потому что в 17 лет я лежал в больнице и из интереса пошел вместе с медсестрой в морг отвозить труп дедушки, я увидел тела лежащие на полу, один труп был без ноги, вглядывался в их лица, казалось, что сейчас они промограются и проснутся… но потом резко осознаешь смерть. Еще никогда смерть не была так близка, я начал на всех людей смотреть как на «этому пару лет, и в холодильник, этому десять лет и на холодный бетонный пол». Я видел признаки смерти повсюду. Действительно, понять что умрешь, и пережить осознание того что умрешь, разные вещи. И по её глазам, поведению, было видно, что этот вопрос для неё первостепенной важности, она даже на скамейку с ногами вылезла, того не заметив. Я на похожие вещи наталкивался дня два назад, когда читал книгу, что купил на фестивале. Там опрашивали умирающих людей, о чём они сожалеют больше всего. И только перед лицом смерти человек не ВРЕТ СЕБЕ, а честно признается, что же действительно ему хотелось бы. И многие сожалеют о том, что обманывали себя, что делали не то, что на самом деле хотели, что были не теми, кем на самом деле хотели.

А еще я про себя понял, что я такой же трус, как и этот Андрей. Я не пускаю чувства в свое сердце. Я панически боюсь страданий, которые могут прити за этими чувствами. Аналогично мне не нравятся страдания других. У меня логика и трезвый расчет. Я даже чувства научился нейтрализовывать логикой. Как говорила Вера, лучше прожить свою жизнь, но плохую, чем хорошую, но чужую. Я как будто живу чужую жизнь. Как будто смотрю на экран, где показывают мою жизнь.

После фильма я минут 20 сидел и думал, как мне следует жить свою жизнь. Жить, не обманывая себя. Если действительно понимаешь что умрешь, то становишься смелее и все страхи меркнут перед лицом смерти. Правильно сказала мать танцовщицы, что смерть — это доктор. Рак — это доктор. Речной. Я смеялся вместе с ними. Как только ты принимаешь свою смерть, ты получаешь избавление от страхов и лжи себе, которых так много в нашей жизни.

Выход первый. «Настоящая рецензия…»

«Здравствуйте». «Здравствуйте. Присаживайтесь, пожалуйста. Меня зовут Андреем, и я должен провести с вами десять стандартных тестов, хорошо? Замечательно. Возьмите, пожалуйста, карандаш и нарисуйте на этом листе дом». «Дом?» «Да». «Но я не умею рисовать». «Это не имеет значения. Я не буду оценивать ваш талант, мне только необходимо узнать ваше эмоциональное состояние». «Нет, нет, зачем это нужно? Вот давайте-ка я вам лучше этот дом сыграю, а?»

Он достает из сумки флейту-пикколо.

Выход второй. «…как и любое другое…»

«Что ты там опять смотришь в рабочее время?» «Танец Дели». «Про что?» «Про… про то, как танцевать жизнь». «Скажешь тоже! Слушай, я тут вспомнила: попросил меня как-то Эльдар посмотреть клиента, а там натуральная шиза! Я ему говорю: «Нарисуйте мне дом, дерево и человека». А он знаешь, что отвечает?» «Что?» «Да нет, — говорит, — так скучно. Давайте-ка я вам эти дом, дерево и человека сыграю?» Представляешь?»

Выход третий. «… произведение искусства…»

«Доктор, помогите, пожалуйста». Я взглянул на часы: припадок продолжался полминуты, зубы были сжаты настолько, что оставалось одно: стирать стекающую слюну уголком простыни. «Что с ней?» «Эпилепсия. Метастазы в мозг». «Ужас! Сейчас как?» «Нормально». «Ясно. Слушай, я вчера посмотрела фильм, который ты советовал, «Танец Дели». Здорово. А есть что-нибудь еще из его же?» «Вырыпаевское?» «Да». «Эйфория», «Кислород», очень неплохо, но после «Танца» тебе не понравится». «Почему?» «Это его вершина. Нынешний потолок. Не знаю, что будет дальше, но сейчас он довел стиль до совершенства. Свой собственный стиль. Ничего лишнего, понимаешь? Достаточно белой стены, скамьи и нескольких человек. И с этим только можно рассказать обо всем. Рассказать все: тебя, меня, мир, танец, Дели, счастье, несчастье, красоту, мерзость, Бога…»

Мы помолчали.

Выход четвертый. «… коим она является…»

«Блин, в маске так неудобно… и почему здесь такой запах?» «Формалин слабой концентрации, ткани начинают подгнивать…» «Передай мне голову, пожалуйста». «Ты не находишь, что это чересчур?» «Ты о чем?» «Посмотри, это же ребенок». «Его голова». «Прекрати. Это неправильно. Мы кичимся тем, что мы делаем. Что заходим сюда и роемся в этой горе органов, в мешанине, ты только посмотри: это же куски мертвых детей: голова с содранным скальпом, две ножки на обнаженном позвоночнике, этот вообще с вытащенным кишечником. Это неправильно, понимаешь? Кем мы становимся?» «Врачами. Все с этого начинают». «Я не хочу так. Начинать с этого — значит этим и продолжить и закончить. Это уродство. Не дети, которые вот здесь, в ванне, а то, что вокруг. Уродство, несчастье, боль. А мы… мы пытаемся на этом построить свое будущее…» «Ты говоришь как Вырыпаев» «Кто это?» «Режиссер, снявший «Танец Дели», Я вчера посмотрел. Вы и место с ним выбрали… похожее». «Тебе смешно?» «Нет, мне очень грустно. Но давай все-таки отнесем их, а то ты ведь знаешь Палыча — за морально-нравственные рассуждения он зачет не ставит».

Выход пятый. «… должна исходить…»

«Я так и не поняла фильм, который ты мне дал посмотреть», — сказала Динка, опуская голову мне на плечо. Рядом монотонно бубнила девочка-экскурсовод: «Ночной Павлиний глаз считается необычной бабочкой. По народному преданию, если он опустится на человека, тот может загадать любое желание, и оно обязательно сбудется». «А что такое?» «Не знаю, просто не поняла. Объясни мне». «Что объяснить?» «О чем он?» «Молодой человек, вы что, не замечаете?» Я обернулся. Толстая тетка показывала на мою футболку. На ней сидела крупная серо-желтая бабочка. «Загадывайте желание», — впервые за все время экскурсовод оживилась. «Что ты загадал?» «Ничего. Пусть все идет своим чередом.» «Ну ты даешь! Так о чем же все-таки фильм?» «Об этом, Дин. О бабочке. О желании. Точнее, о его отсутствии». Она улыбнулась.

Выход шестой. «…не из головы…»

«Почему ты ушел?» «Знаешь, я пытался. Я ломал себя. У меня болели ноги, у меня даже грибок на ступнях появился, у меня! Ты представляешь? Но я не могу танцевать в его группе. Я ему не нужен». «Просто не нужно считать себя великим». «Я и не считаю. Я танцую. И я знаю, что могу станцевать что угодно: тебя, его, себя, этот снег… что угодно! И так, что даже другие смогут это понять. Я знаю, я уверен, потому что это просто жизнь. Помнишь, как в том фильме… «Танец Дели»… счастье, несчастье, боль, смерть, страх, любовь — все это просто есть и не мы создаем это и не нам взвешивать то, что получается и то, что дано. Да ничего и не дано, кроме чаши, и взвешивать на ней нечего. Надо просто пить, понимаешь?» «Нет. Но я хочу, чтобы ты станцевал меня сейчас».

Выход седьмой. «…а из сердца».

Белый кафель. Скамья. Мужчины. Женщины. Живые. Мертвые. Меняющиеся местами живые и мертвые. Танец. Боль. Счастье. Смерть. Любовь. Страх. Жизнь.

«Чтобы понять «Танец Дели», его нужно видеть. Писать о танце все равно, что проживать чужую жизнь вместо своей. Счастливый вегетарианец с куском сырой свинины во рту — вот что такое «Танец Дели…»

Наше замыленное сознание настойчиво требует, чтобы мы воспринимали искусство буквально. Нам привычно и УДОБНО смотреть на картинку, героев и сюжет, которые для нас вполне понятны.

Когда я начинаю смотреть подобное кино, тот же «Кислород», мой ум нервно выплескивает нейромедиаторы и требует логики, и жаждет понимания, и стремиться выстроить адекватную хронологию, всего происходящего на экране. Не дождетесь. Вырыпаев, в очередной раз приготовил для вас, тот самый немедийный, неформатный, несмотрибельный, но до боли чувственный и пронзительный нефильм, но как сам он любит говорить-текст.

Бедность и абсолютная, на первый взгляд, незаполненность кадра, так же сбивает с толку. К концу первой новеллы, я была уверена, что локации будут меняться. Это ведь по крайней мере странно, все время снимать на стену. Однако, уже к концу второй новеллы я полностью растворилась в происходящем. Минимализм белого кафеля и почти полное отсутствие динамичности, сделали свое «Вырыпаевское» дело и я начала ОЩУЩАТЬ.

Этот фильм надо воспринимать, как сон, где действия зачастую бессвязны и алогичны, но даже в дреме, вы прекрасно понимаете, что и для чего вам сейчас сниться. Диалоги, как часто бывает у Вырыпаева повторяются. Это создает удивительный эффеект «заедания». Слова героев вертяться в голове, словно примитивная мелодия, которую ты непроизльно напеваешь весь день.

Вырыпаев так жадно хочет докричаться до зрителя. Так настойчиво он пытается научить нас жить более качественно, научить нас ОЩУЩАТЬ, что ты чувствуешь его любовь ко всему миру и к себе в частности.

Мы его талантливыми глазами можем увидеть мир наполненный болью, любовью и смыслом.

Всего пять говорящих персонажей, всего две избитые темы: любовь и смерть; и всего одна больничная лавка, вмонтированная в белое кафельное полотно… и сколько в этом любви и смысла…

Весь фильм, состоящий из семи новелл, снят в одном интерьере, а вернее — на фоне одной бело-кафельной стены.

И с одной банкеткой в качестве реквизита. Такое мебельное роскошество время от времени позволяют себе на выездных спектаклях в столице Сибири звезды московской антрепризы, приезжающие сюда «живьем». Но в кино такой визуальный лаконизм, если не сказать — экстремизм, не может не бросаться в глаза. По наивности до последнего кадра ждёшь: а вдруг, в качестве компенсации, всё-таки покажут что-нибудь ещё, хотя бы этот самый «невероятный, неповторимый, умопомрачительный…» танец Дели, без восторженных разговоров о котором тут, кажется, не обошлась ни одна новелла.

Но вместо простодушно ожидаемого музыкально-телесного фейерверка души и плоти на экран выползают в финале очередные титры. Чем-чем, а ими режиссёр не жадничает, прогоняя фамилии создателей (с собой во главе) всякий раз после очередного диалога. Да, именно диалога, так как назвать происходящее новеллой или историей язык не поворачивается. И всё же я бы не сказал, что это «кино обманутых ожиданий». Хотя в то же время было бы чрезмерной лестью с моей стороны назвать сей проект «экспериментом».

«Танец Дели» из разряда тех редких фильмов, в которых 95% бюджета уходит на зарплату съёмочной группе. По сути, перед нами новый формат авторского позиционирования, или, простите за культурологизм, нарратива, который можно обозвать «актёрскими этюдами», разыгранными перед камерой двумя или тремя исполнителями, проникновенно или пафосно декламирующими хорошо заученные монологи/диалоги Ивана Вырыпаева. А по факту — это заснятый на плёнку его же спектакль, который он не решился травмировать нарочитой интерпретацией, как это случилось ранее с «Кислородом».

Собственно, проникнуться происходящим в кадре не составляет труда, особенно если у вас резонирует с текстом какая-то личная тема. И тогда вы с большой вероятностью будете внемлеть героям с особым вниманием. Вот и я держал ухо востро, когда единственный мужчина в кадре сообщал, что продал машину, так как из-за пробок ездить по Москве стало совершенно невозможно. В эти мгновения я был солидарен с ним, как с лучшим другом, поскольку по той же причине эту самую машину даже и покупать не стал.

Мировоззренческое совпадение случилось у меня и во время монолога балетной критикессы, которая рассказала, как будучи вегетарианкой, купила однажды кусок свиного мяса и съела его. После чего, правда, её вырвало. И поскольку читала она свой монолог на пределе эмоционального включения, и только что не умерла в нём, то я вкус этой свинины, тоже будучи с некоторых пор вегетарианцем, не только вспомнил, но и почувствовал. До последствий, аналогичных описанным, дело у меня не дошло…

Видно, что с актёрами Вырыпаев чувствует себя, как рыба в воде, так как на заре своей успешной сценической карьеры успел поработать даже преподавателем актёрского мастерства в театральном училище родного Иркутска. У него тому, что обычно делают студенты первого курса, с упоением отдаются уже законченные профи, демонстрируя в каждом отдельном случае различные уровни театральной условности.

«Танец Дели» — одна из образцово-показательных «витрин» так называемой «новой драмы», уже не только признанного, но и канонизированного движения театральных сектантов, к которому Вырыпаев имеет счастье принадлежать. В отличие от упомянутого «Кислорода», «Танец Дели» не так известен на миру, однако Вырыпаев уже не раз сам ставил этот текст на сцене (в России и в Польше) и другим давал, в частности Сергею Афанасьеву в ГДТ.

Режиссёр, ныне живущий «примаком» в стране своей второй жены, польки Каролины Грушки, похоже, аналогичным образом ощущает себя и в кино, куда время от времени совершает набеги из родного театра. Но если раньше приходилось полжизни работать на своё имя, чтобы потом при удачном стечении обстоятельств имя начинало работать на тебя, то сейчас этот процесс заметно ускорился. Отдав новой драме 10 лет, Вырыпаев уже начал стричь купоны. Сложно представить, чтобы кому-то другому презентовали почти полмиллиона баксов только лишь на то, чтобы заснять разговоры на фоне стенки, а самым сложным техническим приемом сделать при этом «восьмерку» — классическое монтажное соединение двух лиц, вступивших в диалог.

И если энергетика театрального «Кислорода» была в самом деле сродни глотку О2, то «Танец Дели» — это, скорее, те самые оставшиеся 79 процентов прочих газов, которые и образуют наряду с кислородом окружающую атмосферу. Готовил ли нас Вырыпаев этим бескислородным воздухом к грядущему концу света или, без затей, всего лишь «фиксировал на плёнку свой текст»? — вопрос риторический. Но в том и в другом случае, надо думать, небесполезный.

Я люблю фильмы Ивана Вырыпаева, Абсолютно. Их хочется смотреть, а больше их хочется слушать, разбивать на цитаты, записывать и целовать каждую буковку. Танец Дели прекрасен. В нем столько идей, столько жизни и кислорода.

Каждая из его частей несет в себе определенный смысл, новую идею. Но есть идея, которая рефреном проносится по всему фильму. Жизнь это танец, даже когда нет музыки мы танцуем под ритм своего сердца, она прекрасна во всех своих проявлениях, как прекрасен любой танец, нужно принимать ее такую как она есть, ведь каждая жизнь уникальна.

Герои без горечи встречают смерть близких, возможно, так и нужно, ведь если человек действительно нас любил, он бы не хотел, чтобы о нем печалились.

Фильм потрясающий, его стоит посмотреть, добавить в свою кинокопилку. Это один из немногих фильмов, который я готова неоднократно пересматривать, а это что-то да значит.

Кино минималистическое, зациклованное, когда повторы фраз, динамика, такт и ритмы напоминают Танец, но только это не движения танцора, а трансформации эмоций и чувств героев. Картина снята в так нелюбимом мною формате из серии короткометражных взаимодополняющих фильмов, но вместе с тем обладающая колоссальной энергетикой и содержанием.

Так что же хотел сказать режиссер и автор сценария Иван Вырыпаев?

На мой взгляд, это история о том, что мы сопереживаем несчастьям ближнего, потому что это норма, так положено. Вот, например ОСВЕНЦИМ, даже при произнесении этого слова, мы должны изобразить на лице скорбь, ведь так принято. А скорбим ли мы по-настоящему или это просто рефлекс, вынужденная реакция или даже просто причитания и порицание тех, кто виновен в этом?

И только истинное сострадание ближнему, когда сердце ощущает такую же боль, как если бы к нему поднесли раскаленную сталь, как если бы человек узнал вдруг, что болен раком и умирает сам, только оно способно возвысить человека настолько, что он может исполнить настоящий «Танец Дели». Когда нет оценок и степеней этого сострадания, когда ты принимаешь эту боль в себя полностью, именно тогда рождается истинная любовь и искусство.

Российское кино последнего времени выглядит эдаким средневековым Эльсинором: мрачным и немногословным. Если закрыть глаза на пышные комедии от «Первого Канала» и непрекращающиеся попытки Безрукова переиграть всех и вся, картина суровой реальности складывается исключительно в серых тонах. Последние работы Сигарева («Жить»), Росса («Сибирь монамур») или Серебренникова («Измена») настолько соответствуют духу средневековья, что просто невозможно после сеанса взять и не напиться.

Эти фильмы словно насквозь пропитаны серым едким мороком. Герои на экране умирают (жизнью это назвать нельзя) молча, и от этого становится невыносимо тяжело. Невысказанными остаются важнейшие эмоции: сомнительная крошечная радость от венчания («Жить»), и даже такая выстраданная измена («Измена»).

Впечатление, что даже секс в русской действительности перестал быть источником наслаждения, а превратился в орудие мести, фетиш обладания, который странным образом не приводит к желаемому катарсису. Не приносит счастья. На экране роботы или «жертвы обстоятельств» беспомощно шевелят губами и членами, не в состоянии хоть сколько-нибудь изменить свои пустые жизни. Неприкаянность и бессмысленность бытия наложила печать на уста людей, отдав их судьбу на откуп обстоятельств. С этого момента рациональное «мыслю — значит, существую» уступило фатальному «от судьбы не убежишь». Выходит, нет смысла даже пробовать. И все замолчали.

В нависшем гробовом молчании фильм Вырыпаева взрывается бурными диалогами, как пехотная мина, на которую, наконец, ступила нога странника. Герои в больничном коридоре-чистилище изливают на зрителя потоки слов, связанных и не очень. Интонации, переливы и звуки живых голосов радуют слух не меньше, чем музыка за кадром и в интермедиях. В один момент темы жизни, любви и смерти, из жутких страшилок превращаются в момент истины. Страх, радость, любовь и сострадание находят, наконец, свое выражение в словах. Простых человеческих словах, какими раньше говорили живые люди. Общей темой всех семи эпизодов остается мистерия Танца Дели. О нем говорят, им восхищаются как чем-то невиданным и неповторимым. И пусть танец зародился из боли и страдания — это самое совершенное зрелище доступное живому человеку.

Насыщенные эмоциональные монологи и диалоги производят прекрасное впечатление. Разговоры о танце, смерти матери и жены, страхе перед неизвестным, любви и снова о танце, о таком танце, что не передать словами, но так хочется, что просто нет сил молчать! Слова рождают символы, обнажая смысл крохотного пятнышка на линии времени, которым с высоты вселенной выглядит человеческая жизнь.

«Танец Дели» — это фильм прозрение, открытие новой вселенной внутри самого себя в момент столкновения с неизбежным (в фильме это смерть и любовь), быть может, самом важном переживании в жизни любого человека. Любовь и смерть в каждой новелле неразрывно связаны, переплетаясь в причудливом словесном танце (назовем его Дели), оживающем как огонь в интерпретации героев.

«Танец Дели» метафорическая обратная сторона жизни, окружённая словами и светлыми переживаниями под аккомпанемент жизнеутверждающих ритмов Гребенщикова, которой противостоит серость гнусного бытия, как завершенной данности. «Нужно внутри самого себя разрешить быть всему, что есть» — вот так просто.

Посмотришь такой фильм, и словно на солнышке погрелся с закрытыми глазами под пенье птиц и шум прибоя. Определенно, на небе говорят не только о море, но и о прекрасном Танце Дели.

Хорошо, как в раю!

П. С. Ларсу фон Триеру должно понравиться?

8 из 10

В фильме балетный критик на смогла написать рецензию на танец Дейли: «Это нельзя описать словами». В полной мере это относиться к фильму. Особенно нелепо его препарировать на актеров, музыку, декорации и пр. Первое сравнение, которое приходит в голову- Джим Джармуш «Кофе и сигареты». Только с иного ракурса, можно сказать, что еще более «не для всех». Можно ли еще ближе и проще через кино указать на ЭТО, на недвойственность, на любовь, счастье, страдание, принятие, на иллюзию концепций? И действительно — пересматривать обязательно, не не раньше чем через несколько месяцев. Впрочем- Вы почувствуете когда. Маленькая глава из Экхарда Толле «НОВАЯ ЗЕМЛЯ» — лишь одна из множества тем, затронутых в этом небольшом шедевре:

Непротивление происходящему

Джидду Кришнамурти, величайший индийский философ и духовный учитель, без малого пятьдесят лет непрерывно путешествовал по всему миру и выступал, пытаясь словами (являющимися содержимым) выразить то, что находится за ними, за содержимым. В заключительный период своей жизни на одной из своих лекций он удивил и озадачил слушателей вопросом: «Хотите узнать мой секрет?» Все сделались чрезвычайно внимательными. Некоторые слушатели посещали его лекции в течение многих лет, но пока так и не смогли уловить суть его учения. Наконец-то, по прошествии всех этих лет, мастер собирался дать им ключ к пониманию. «Вот мой секрет: — сказал он, — я не против того, что происходит».

Он не стал вдаваться в подробности и развивать мысль, поэтому я подозреваю, что почти все его слушатели были ошеломлены и растеряны больше, чем когда-либо прежде. Однако смысл его простого высказывания очень глубок.

Что значит «я не против того, что происходит»? Это значит, что внутренне я нахожусь в сонастроенности с тем, что происходит. Конечно же, «то, что происходит», имеет отношение к таковости данного момента, который всегда такой, какой есть. Это имеет отношение к содержимому, к форме, какую этот момент — единственный момент, какой только и есть — принимает. Быть в сонастроенности с тем, что есть, означает быть в близком родстве с тем, что происходит, и в состоянии внутреннего непротивления этому. Это значит не навешивать ментальные ярлыки типа «хорошее» или «плохое», а позволять этому быть. Разве это подразумевает, что ты больше не можешь действовать, чтобы вносить перемены в свою жизнь? Совсем наоборот. Когда основой твоих действий является внутренняя сонастроенность с настоящим моментом, то сама Жизнь наполняет их вдохновением.

Доныне мне казалось, что понятие «любимый фильм» очень глупо, потому что хороших фильмов великое множество и выделить один, под громким лозунгом «любимый», просто невозможно! Но, как оказалось, я просто не смотрела «свой» фильм. Я уже давно знакома с творчеством Ивана Вырыпаева. При просмотре «Кислорода», я поняла, что мне все это очень близко и понятно. Но только после «Дели» меня словно накрыла взрывная волна. Я почувствовала этот фильм. Это настоящее открытие для человека, когда его мироощущение (которое, казалось, невозможно передать, облечь в простые слова) воплощается, и более того, воплощается другим человеком с такой филигранной точностью. Разве это не прекрасно?

Фильм состоит из семи, связанных между собой частей. Но каждая из этих частей самостоятельна по своей сути. Технически тут все просто. Пять героев, неизменные декорации, повторяющиеся диалоги. Ничто не отвлекает внимания от главного, полное сосредоточение на сути. Что такое танец Дели? Чтобы это понять, нужно увидеть его своими глазами. Можно сказать, что это танец жизни, смерти, страданий, любви, но это такая крупица по сравнению с тем, что на самом деле заложено в этом танце. Тут либо отозвалось в душе, либо нет. Главного, как говорил Антуан де-Сент Экзюпери, глазами не увидишь.

Я пересмотрела фильм уже раз 5, но знаю, что буду возвращаться к нему вновь и вновь. Поклон и восхищение Ивану Вырыпаеву и Каролине Грушке.

10 из 10

Очень жаль, что на «Танец Дели» обратил внимание довольно узкий круг людей. Фильм «Эйфория» 2006 года, дебют Вырыпаева в кинорежиссуре, несмотря на свою порой нарочитую «арт-хаусность» все-таки как-то сильнее прогремел. Хотя с другой стороны, возможно, звездный час «Танца» просто еще не настал. А может, и не надо. Фильм и так великолепен, и если большинство российской публики так его и не посмотрит — хуже от этого станет только им.

Казалось бы, все, что можно было создать симбиозом кино и театра, уже давным-давно создано: Триер со своей трилогией из двух частей «U.S.A.», созданной в стилистике архаичного телетеатра, гениальные работы Марка Захарова в жанре телеспектакля и прочее, и прочее, и прочее… Вроде бы, тема уже исчерпала себя. Но нет — Вырыпаев снимает «Танец Дели». Хотя нет, не снимает — четыре основных плана в одной-единственной декорации, которая, между прочим, представляет собой белую стену, выложенную кафельной плиткой, с полным отсутствием действия — тут, скорее, уместнее будет сказать не снимает, а «пишет». Потому что основная составляющая фильма — диалоги.

Диалоги в «Танце» — пожалуй, сильнейшее, что я видел в 2012 году. Уже сами по себе они поражают своей абсолютно лишенной нарочитости театральностью, но при этом не имеют ни одного намека на реализм (вспомните хотя бы еще один российский фильм 2012 — картину Василия Сигарева «Жить»: диалоги в ней только и состояли, что из междометия «Чё»). А с такими актерами, даром что их в фильме всего пятеро (это, напомним, постоянная гостья фильмов Вырыпаева Каролина Грушка, великолепная Ксения Кутепова, а так же Игорь Гордин, Арина Маракулина и

Инна Сухорецкая) диалоги превращаются в нечто космическое.

Еще одна важная составляющая фильма — музыка. Музыку к «Танцу Дели» предоставили молодой композитор Андрей Самсонов и горячо обожаемый автором этих строк Борис Гребенщиков. И музыка эта создает эдакий симбиотический контраст — вроде и не совпадает с происходящем на экране (а герои в основном разглагольствуют о смерти, а в каждой новелле кто-то из них уже мертв и в кадре не появляется), но когда в титрах (а они возникают после каждой новеллы) звучат яркие (я бы даже сказал — светлые) гитарные переборы Бориса Борисовича — понимаешь, что смерть — просто продолжение жизни, любовь и сердце — одно и то же, и вообще — все будет хорошо.

Жаль, что вы не видели танца Дели…

9 из 10

«Каждое движение Внутри танца Ощущается тобой

Спокойно и внимательно И внутри и снаружи

И в начале и в конце И на дне и на поверхности сна»

Всё реже стали появляться фильмы, заставляющие по-настоящему думать и чувствовать. Но те, которые, преодолевая все препоны, всё же оказываются на наших экранах, стали в разы глубже и сильнее. За что Спасибо всем творящим людям.

Танец Дели — это всё и вместе с тем ничего. Абсолют. Бесконечность. Вселенная. Жизнь. Все эти слова одновременно и описывают, и не могут выразить и сотой доли смысла, спрятанного в этом словосочетании. Можно постичь, понять, принять и даже согласиться, но каждый сделает это по-своему, в меру своей духовности.

Действие семи короткометражных фильмов разворачивается в одних и тех же декорациях и сами они связаны одной нитью — загадочным танцем, который и вовсе танцевать никто не собирается — но все семь так не похожи друг на друга, так разнятся смыслом, вложенным в них. Неоднозначно, но очень притягивающе.

Я рада, что именно этот фильм стал моим первым знакомством с творчеством Вырыпаева и искренне надеюсь, что наше знакомство продлиться долгое время.

10 из 10

Прилив.

Новый фильм российского режиссера Ивана Вырыпаева называется «Танец Дели» — несмотря на явное отсутствие танца в смысле телодвижений, на протяжении всего хронометража герои будут апеллировать к сердцам зрителей посредством вышеназванного танца. Фильм начался, и совместно с молчанием появляются (зарождаются?) цвета окружающего мира, для героев — кафеля больничных стен.

Кинокартина «Танец Дели» была экранизирована по одноименной пьесе самого Вырыпаева, что можно заметить с первой минуты фильма; театрализованность — прием, не пользующийся успехом у режиссеров кино, его либо используют частично, либо не применяют вовсе. Однако Вырыпаев, как известно, не только кино-, но и театральный режиссер — обычно постановщики спекулируют таким опытом, но в случае Вырыпаева данный тандем пошел на пользу фильму. Поставленные голоса, отработанные жесты и выражения лиц — все это несколько сковывает актеров, создавая камерную обстановку театра. Кино же раскрепощает — у действующих лиц должна быть свобода, и Вырыпаеву удалось найти «золотую середину» — он умело объединил сжатость и размах, что не может не делать комплимента Вырыпаеву как режиссеру жанра нового российского кино.

Не следует выискивать сакрального значения нумерологической составляющей картины. Это просто семь историй, какие случаются повседневно и повсеместно, семь банальных случаев. Из истории в историю действующие лица остаются те же, не меняется и место происходящего — лавочка, прислоненная к больничной стене, а справа, должно быть, окно. Умело оперируя историями героев, режиссер строит семь предположений насчет того, что бы они чувствовали (или не чувствовали) в зависимости от развития событий. И слова, произнесенные друг другу, смех или слезы, бесчувственное ли выражение лица — эти действия складываются в колебание воздуха, в чарующие па танца Дели, о котором слышат и который слушают.

Фильм наполнен страданием, но на очередном отрезке глаза сами собой наполняются слезами, хотя разговор не о смерти того или иного персонажа, как в остальных частях; однако понимание приходит вдруг, и оно обескураживает: свободны только те, кто выстрадал свою свободу. И от этого делается невыносимо больно.

Здесь нет порывистого ветра в непогожий день, не слышно шума волн холодного океана, а снег если и идет, то только за окном; перед зрителем всего лишь маленькая больница в городе N, пять героев, пять смертей и один танец — танец, которого никто никогда не видел, а зародился он в городе контрастов и названный был его именем — танец Дели.

P.S. Отлив…и ваша жизнь уже изменилась.