Озеро (2008)

Этот странный фильм мне попался случайно, и впечатлил. Пожалуй, сильнее, чем большинство увиденного за последнее время.

Итак, нам представляют семью отшельников. Семья, конечно же, странная, и тут сложно понять — вызваны странности отчуждением, или это в самой семье пошло что-то не так.

У матери есть ее дети. У отца, который появляется редко, есть мать. У младшего брата есть старшие брат и сестра, у сестры есть желание уехать, а у старшего брата — одержимость сестрой. И это не любовь — это действительно одержимость, желание единолично обладать другим человеком сквозит в каждом взгляде, пусть и наравне с наивностью. Разговоров в фильме практически нет — все ясно и без них.

Появление нового человека ломает этот казавшийся надежным, хоть и абсолютно бесперспективный мирок.

Пожалуй, соглашусь с тем, кто назвал этот фильм «фильмом ужасов» — он действительно страшный. И смотреть его тяжело.

Актеры — в основном русские — порадовали, на экране воспринимались именно персонажи. Впрочем, кроме Кубасова, игравшего старшего брата, я никого раньше не видела. Первые несколько минут несколько напрягает манера съемки (затрудняюсь определить, был ли в этом стиле заложен какой-то смысл вроде эпилепсии главного героя), однако к ней быстро привыкаешь.

В целом — это не тот фильм, который можно кому-то рекомендовать, он слишком специфичен. Но лично мне он очень понравился.

9 из 10

Режиссёр Филипп Гранрийе входит в когорту французских режиссёров, которых называют обновителями авторского кино. Эти режиссёры задают нынче новые тренды, пробуют и реализуют те идеи, которые даже зубрам артхауса 60-ых казались запредельными. Но самое главное — они не боятся экспериментировать. Причем эксперимент здесь понимается не в духе трансгрессивного кино (вспомните шокирующий «Розовый фламинго») и не в духе нарочитого абсурда Аррабаля или Ходоровски. И даже не в неожиданных социальных срезах, как у Пазолини. У Гранрийе прослеживается скорее преемственность с т. н. «медитативным кино», яркими примерами которого могут служить Брессон, Джармуш, Ван Сент, Тарр и Каурисмяки. Но он не довольствуется наработками мэтров, а настойчиво врывается в пространство экрана и ломает всякие правила построения фильма.

В фильме «Озеро» нет главных героев. Практически нет диалогов. Фильм разворачивает небольшой эпизод из размеренной (но это не значит, что спокойной) жизни семьи с весьма странными отношениями между её членами. Помимо Алекси, главного действующего лица, в семье присутствует его сестра Хеге, младший брат, слепая мать и грозный отец, впрочем, трое последних как бы отодвинуты в повествовании слегка в сторону. Алекси рубит деревья, страдает эпилепсией и любит свою сестру. Делает он это только по-братски или нет — это мы должны решить для себя сами, фильм не даёт ответа ни на один вопрос. Но со временем, эта отшельническая идиллия разрушается пришествием чужака, который влюбляется в Хеге и хочет уйти вместе с ней.

Вообще, сюжет смысла пересказывать нет, он тут представлен только в виртуальном плане, то есть он существует только в наших головах, в фильме он нагло отсутствует. Это эффект обрезанной пленки: у неё нет начала и нет конца, зато есть непрерывный кусок из середины. В связи с этим у зрителя отсутствует возможность какого-либо анализа происходящего. Но режиссёр очень хотел, чтобы мы отбросили костыли разума и переключились на чистое восприятие. Судя по его интервью, он в курсе значительных концептов современной французской философии. В частности, здесь так и просится делезовское тело без органов. То, что визуализирует Гранрийе — это телесность, которая вышла за пределы материального тела. Именно поэтому (как условное ядро всего полотна в целом: показать трансформацию телесности) режиссер так часто использует блюр, дрожащую камеру и невнятные крупные планы, перемежая всё это ландшафтными съемками — тело режиссера тоже инкорпорируется с фильмом.

Бесполезно искать в этом фильме аллюзии на политическое, эстетическое и так далее. Любые философские концепции, включая вышеописанное тело без органов — это скорее притянутая за уши попытка объяснить увиденное и почему это было показано так, а не иначе. Здесь идет атака на дорациональное, бессознательное, детское. Поэтому в фильме нет ни одного четко прописанного характера, нет эволюции характеров и раскрытия их. Ну разве что Алекси, которого режиссер упорно показывает на фоне единого соединения трех тел (его, сестры и пришельца), ну и его аутическая реакция на происходящее в целом даёт понять, что на все мы смотрим скорее его глазами, это этакая аватара отсутствующего режиссера. Так как нет характеров, то нет и действующих лиц. Единственный здесь субъект — это целокупный ландшафт, который материализует те или иные образы. Ландшафт, как единственный субъект, должен быть максимально неоформленным, минималистичным и пустынным. Таким образом не события разворачиваются на фоне северной природы, а природа разворачивается на фоне как будто случайно оказавшейся здесь камеры.

«Озеро» довольно интересно озвучен. Герои говорят на ломаном французском, при этом они в большинстве русского происхождения, что даёт вполне прозрачный намёк на то, что действие происходит в России, а Гранрийе, таким образом, пытался найти пресловутую русскую духовность, которая так манит некоторых европейцев. В таком фильме речь должна быть не такой, какой она нам представляется обычно. Здесь она намеренно неидеальная, часто невпопад и бессмысленная. Текст разлагает здесь сам себя, и это должно лишний раз ограждать от попытки уйти от чистого восприятия в сторону языковой игры или намека на сюжет. Именно поэтому в фильме может появиться немецкая песня, намеренно недоступная анализу, если зритель, конечно, не мультилингвист.

Фильм представляет собой для кого-то сплошную головную боль, а для кого-то находку. Здесь всё не такое, как обычно, и это лучше заранее иметь ввиду, как некий маячок. Дело не в «артхаусности» или «ультраконцептуальности», а скорее в другом взгляде. Возможно, что это действительно зарождение другого кино, которое прощупывало себе путь через весь артхаус 20 века, а возможно, что это и не кино даже, а что-то вообще не оформляемое в произведение. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы фильм оценить, скорее даже наоборот, нужно слегка «поглупеть», а вот это как раз и сложно, ибо за всеми модными дискуссиями мы разучились возвращаться в самую начальную точку — точку телесного восприятия.

Странное кино. Очень странное.

Прежде всего — актёрским составом: из шести актёров четверо — явно из России. А может и пять.

Ещё очень странная картинка. Всё очень-очень-очень близко, зритель практически впритык к героям. Настолько близко, что очертания плывут и теряют резкость. И темно. Больше половины фильма проходит в маленькой избушке. И люди растворяются. То в темноте, то в тумане, то в природе… То в тишине.

Потому что за полтора часа фильма набралось, наверное, десятка два фраз. В основном на французском, очень короткие (да, нет, спасибо, имена), максимум — два небольших предложения молитвы. Ещё были две песенки: на немецком и колыбельная на русском.

И дыхание, шорохи, эхо, снег под ногами, вода… Обычные звуки природы, в которые иногда вмешивались удары топора.

Глухомань в горах. Маленькая избушка. Мать, двое сыновей, дочь. Отец, который появился в самом конце. И чужак, который одновременно вписался и не вписался в этот мир.

Странное кино. Другое. Как «Джерри» Ван Сента.