Грязные зомби (2008)

Где-то в диких, влажных и опасных мангровых зарослях стереотипной бразильской сельвы, среди болот, грязи и испражнений, под бесконечный вой миллионов москитов и сатанинское улюлюканье обезьян, где-то, куда не ступала нога здорового, красивого, умного и сексуального человека находится колония людей, чей разум и тело был поражен бесповоротно проказой. Брошенные на произвол судьбы, никому не нужные, кроме, вероятно, самих себе, обитатели колонии стараются по мере возможностей не унывать, принимая как данность и свою болезнь, и новые правила существования. Обреченные среди обреченных, здесь встретились и полюбили друг друга Луис и Ракель. И было бы им счастье под несчастливой прокаженной белесой луной, если б в один не самый прекрасный момент из сельвы не полезло нечто зомбиподобное, желающее отведать плоть кусками. В полку обреченных значительно прибыло.

Бразильское эксплуатационное кино, так называемая pornochanchada, сформировавшееся, как и практически весь мировой грайндхаус, в 60—70-х гг., прошлого века, в эпоху бесславной кровавой военной диктатуры, как ясно из названия было ничем иным, как на все 100,1% по чуровоометру софт и хард-эротикой, утяжеленной поясом верности из сюжетов, напоминающих небезызвестные мыльные оперы, являющиеся, между тем, главным экспортным продуктом всей бразильской поп-культуры. Однако любой грайндхаус, даже темпераментный латиноамериканский в целом и пылко-страстный бразильский в частности, просто невозможен без диалектики ужасов, ибо одной эротикой сыт не будешь, хотя в создании собственной разновидности хорроров Бразилия изрядно поотстала, к примеру, от близлежащей Мексики, где уже вовсю колотил злодеев до полусмерти и монстров до смерти донкихотствующий рестлер Санто, до той поры, пока не появился на небосклоне бразильского кинематографа Жозе Можика Маринш — прародитель всего бразильского хоррора как такового, этакий всебразильский Роджер Корман, вошедший в историю мирового хоррора как создатель культового Зеки-из-гроба. Именно Маринш сделал бразильский хоррор аутентичным, тесно связанном с корневыми бразильскими мифами, легендами и литературой.

Новый век постмодернизма, для Бразилии ознаменовавшийся и крахом диктатуры, и отменой цензуры, и значительным ростом популярности мыльнооперных историй, для бразильского хоррора не принес ничего хорошего, Маринш ушел в долгий отпуск, и лишь в 2008 году по сути своей произошла долгожданная реинкарнация классического грайндхауса мангровых зарослей в трех вышедших в том приснопамятном году картинах: собственно «Реинкарнации демона» великого и ужасного Маринша, ромероподобном «Капитале мертвых» Тьяго Болотти и «Грязных зомби» молодого и амбициозного постановщика-мультиинструменталиста Родриго Арагана, которого по праву можно считать наследником традиций как Маринша, так, к примеру, и Ллойда Кауфмана.

«Грязные зомби» — это картина, снятая в прямом смысле «от противного», будучи при этом одним из самых противных зомби-хорроров вообще в своей зашкаливающей и запредельной избыточности разнообразной расчлененки. Родриго Араган, вооружившись недюжинным черным юмором и натуралистичной, греховно-тошнотворной визуальной пассионарностью киноязыка, граничащего в большинстве случаев с диким, необузданным абсурдом и гротеском, в «Грязных зомби» не следует по проторенной тропе многочисленных жанровых шаблонов, стереотипизационных американизмов и всеразрушающей дух нигилизма голливудщины. Сюжетный скелет картины — это история людей, которых Бог ли, Дьявол ли или сама Природа наказала проказой. Отвергнутые обществом, герои не живут среди густых мангровых зарослей, а скорее существуют, ожидая своего финала, который будет печален и ужасен. Араган так или иначе переиначивает на свой лад мотивы творчества и Жоржи Амаду, вплетая в искусную домотканную ткань ленты историю эдаких Ромео и Джульетты, полную своеобразного авторского лиризма и мелодраматизма, и Жоана Гимараенса Розы, примечательного своим острым литературным бытописательским отпостмодернизденным взглядом на деревню. За довольно непродолжительное время действия завязки Араган успевает придать драматизм там, где он необходим, и обрисовать четкие черты в характерах центральных героев, невзирая даже на бросающуюся в глаза кустарность постановки. Режиссер заставляет зрителей, превозмогая желудочные спазмы, если не полюбить, то хотя бы посочувствовать несчастным прокаженным, которым еще только предстоит узнать что такое Ад.

Араган на сей скелет поступательно наращивает плоть зомби-хоррора, сталкивая между собой мертвых духовно и мертвых физически, физически калечных, то есть наших уродливых прокаженных, включая влюбленных Луиса и Ракель, и физически опасных, то есть кровожадных зомби, которым не суть важно кого жрать, но главное — жрать. И с момента появления зомби, в прямом смысла из ниоткуда, лента Арагана превращается в эффектный оммаж всей существующей зомби-эстетике, становясь абсурдистским кровавым кошмаром, в котором Араган дает волю своей буйной садистической фантазии. Головы, руки, ноги, кишки с мозгами, легкие с глазами летят во все стороны, окрашивая черную грязь в цвета слизистого багрянца. Те, кто только что не хотел жить, сражаются за свою жизнь, полную боли и унижений, с яростью и страстью. Изначальная маргинальная драма, выпестованная с тщанием и дотошностью, тонет в беспощадном и бурлящем океане крови. Трэш побеждает все.

Где-то в диких, влажных и опасных мангровых зарослях стереотипной бразильской сельвы, среди болот, грязи и испражнений, под бесконечный вой миллионов москитов и сатанинское улюлюканье обезьян, где-то, куда не ступала нога здорового, красивого, умного и сексуального человека находится колония людей, чей разум и тело был поражен бесповоротно проказой. Брошенные на произвол судьбы, никому ненужные, кроме, вероятно, самих себе, обитатели колонии стараются по мере возможностей не унывать, принимая как данность и свою болезнь, и новые правила существования. Обреченные среди обреченных, здесь встретились и полюбили друг друга Луис и Ракель. И было бы им счастье под несчастливой прокаженной белесой луной, если б в один не самый прекрасный момент из сельвы не полезло нечто зомбиподобное, желающее отведать плоть кусками. В полку обреченных значительно прибыло.

Бразильское эксплуатационное кино, так называемая pornochanchada, сформировавшееся, как и практически весь мировой грайндхаус, в 60—70-х гг., прошлого века, в эпоху бесславной кровавой военной диктатуры, как ясно из названия было ничем иным, как на все 100,1% по чуровоометру софт и хард-эротикой, утяжеленной поясом верности из сюжетов, напоминающих небезызвестные мыльные оперы, являющиеся, между тем, главным экспортным продуктом всей бразильской поп-культуры. Однако любой грайндхаус, даже темпераментный латиноамериканский в целом и пылко-страстный бразильский в частности, просто невозможен без диалектики ужасов, ибо одной эротикой сыт не будешь, хотя в создании собственной разновидности хорроров Бразилия изрядно поотстала, к примеру, от близлежащей Мексики, где уже вовсю колотил злодеев до полусмерти и монстров до смерти донкихотствующий рестлер Санто, до той поры, пока не появился на небосклоне бразильского кинематографа Жозе Можика Маринш — прародитель всего бразильского хоррора как такового, этакий всебразильский Роджер Корман, вошедший в историю мирового хоррора как создатель культового Зеки-из-гроба. Именно Маринш сделал бразильский хоррор аутентичным, тесно связанном с корневыми бразильскими мифами, легендами и литературой.

Новый век постмодернизма, для Бразилии ознаменовавшийся и крахом диктатуры, и отменой цензуры, и значительным ростом популярности мыльнооперных историй, для бразильского хоррора не принес ничего хорошего, Маринш ушел в долгий отпуск, и лишь в 2008 году по сути своей произошла долгожданная реинкарнация классического грайндхауса мангровых зарослей в трех вышедших в том приснопамятном году картинах: собственно «Реинкарнации демона» великого и ужасного Маринша, ромероподобном «Капитале мертвых» Тьяго Болотти и «Грязных зомби» молодого и амбициозного постановщика-мультиинструменталиста Родриго Арагана, которого по праву можно считать наследником традиций как Маринша, так, к примеру, и Ллойда Кауфмана.

«Грязные зомби» — это картина, снятая в прямом смысле «от противного», будучи при этом одним из самых противных зомби-хорроров вообще в своей зашкаливающей и запредельной избыточности разнообразной расчлененки. Родриго Араган, вооружившись недюжинным черным юмором и натуралистичной, греховно-тошнотворной визуальной пассионарностью киноязыка, граничащего в большинстве случаев с диким, необузданным абсурдом и гротеском, в «Грязных зомби» не следует по проторенной тропе многочисленных жанровых шаблонов, стереотипизационных американизмов и всеразрушающей дух нигилизма голливудщины. Сюжетный скелет картины — это история людей, которых Бог ли, Дьявол ли или сама Природа наказала проказой. Отвергнутые обществом, герои не живут среди густых мангровых зарослей, а скорее существуют, ожидая своего финала, который будет печален и ужасен. Араган так или иначе переиначивает на свой лад мотивы творчества и Жоржи Амаду, вплетая в искусную домотканную ткань ленты историю эдаких Ромео и Джульетты, полную своеобразного авторского лиризма и мелодраматизма, и Жоана Гимараенса Розы, примечательного своим острым литературным бытописательским отпостмодернизденным взглядом на деревню. За довольно непродолжительное время действия завязки Араган успевает придать драматизм там, где он необходим, и обрисовать четкие черты в характерах центральных героев, невзирая даже на бросающуюся в глаза кустарность постановки. Режиссер заставляет зрителей, превозмогая желудочные спазмы, если не полюбить, то хотя бы посочувствовать несчастным прокаженным, которым еще только предстоит узнать что такое Ад.

Араган на сей скелет поступательно наращивает плоть зомби-хоррора, сталкивая между собой мертвых духовно и мертвых физически, физически калечных, то есть наших уродливых прокаженных, включая влюбленных Луиса и Ракель, и физически опасных, то есть кровожадных зомби, которым не суть важно кого жрать, но главное — жрать. И с момента появления зомби, в прямом смысла из ниоткуда, лента Арагана превращается в эффектный оммаж всей существующей зомби-эстетике, становясь абсурдистским кровавым кошмаром, в котором Араган дает волю своей буйной садистической фантазии. Головы, руки, ноги, кишки с мозгами, легкие с глазами летят во все стороны, окрашивая черную грязь в цвета слизистого багрянца. Те, кто только что не хотел жить, сражаются за свою жизнь, полную боли и унижений, с яростью и страстью. Изначальная маргинальная драма, выпестованная с тщанием и дотошностью, тонет в беспощадном и бурлящем океане крови. Трэш побеждает все.

8 из 10

Да здравствует бразильский трэш, бессмысленный и беспощадный!

Только здесь можно узнать (внимание, взрыв мозга), что для того чтобы укушенный зомби не превратился в зомби, его нужно превратить в зомби! Причем сделать это должна укуренная в каку бабуля-колдунья, с помощью ритуалов псевдовуду, о которых она краем уха слышала от своей то ли бабки, то ли матери.

Фильм являет собой классический образчик треш-культуры, и приятно что не только в Японии, Британии и Штатах снимают нечто подобное, но очередь добралась и до Бразилии.

Из недостатков можно отметить пожалуй только некоторую замедленность действа, думаю, что если бы картина была подинамичней, то смотрелась бы более интересно.

Но в целом:

8 из 10

У-у-ух! Давненько я не получал такого удовольствия от зомби-трэша. Боюсь соврать, но чуть ли не со времен «Живой Мертвечины» от Питера нашего Джексона. А то и вообще — столько не живут. А тут вот из какой-то Бразилии, где до 2008-го года вообще знать не знали, кто такие зомби, и никакого кино про этих богомерзких тварей не снимали, появляется такое вот чудо… в перьях, и невзирая ни на какие авторитеты, смачно бьет апперкотом прямо в подбородок.

Кстати, в том же 2008-м году в Бразилии сняли (правда, на любительском уровне) еще один зомби-муви («A Capital dos Mortos»), немного опередив «Mangue Negro» по времени (последний вышел на экраны в начале следующего, 2009-го года), но, думаю, что Родриго Арагон не слишком огорчился тем обстоятельством, что его десант из живых мертвецов высадился в сельве не первым.

Итак, уже локация и персонажи предстоящего действия выглядит для подобного рода фильмов весьма необычно. Вместо современных городов и группы юнцов и юниц (или представителей среднего класса, на выбор) мы имеем заброшенную среди мангровых зарослей колонию прокаженных, опустившихся и отчаявшихся людей, добывающих себе пропитание на обнажающемся во время отлива илистом дне. И однажды из этого самого ила в их мирок приходит… Да-да, то самое, щелкающее обнажившимися челюстями, шаркающее полуразложившимися ногами, роняющее отваливающиеся куски гниющего мяса Зло. Что, как, почему — не важно. Экспозиция, представленная Арагоном весьма кратка, хотя уже и сама по себе способна вызвать у зрителя приступ тошноты — от одного образа жизни маргинальных субъектов. Но это только цветочки — от количества крови, гноя, блевотины и прочих «аппетитных» жидкостей, выплескивающихся фонтанами, потоками и водопадами в кадре порой хочется протереть экран. Причем, несмотря на заявленные изначально условия игры, напоминающие компьютерный экшен, Арагону удается сохранить весьма впечатляющий уровень натуралистичности. Да, большинство сцен в его фильме напоминают обложки альбомов брутальных дэт-металлических групп, но при этом умудряются быть похожими на правду. Лишь в паре случаев создатели переборщили с дешевыми компьютерными эффектами, не удовлетворившись «живым» гримом. Но и этим эпизодам находится оправдание — они снимают напряжение и позволяют зрителю хоть немного переварить поглощенный поп-корн, а то ведь тот, неровен час, и назад полезть может.

Другим подобным средством для Арагона стал… даже не черный, а кроваво-красный юмор, с которым он подает сцены зомби-нашествия: гиперболизация некоторых мерзостей до такой степени, что удержатся от смеха становится уже невозможно. Взять, хотя бы, такое обстоятельство, что зомби в «Mangue Negro» абсолютно неубиваемы. Даже по частям, даже без головы, даже остатками челюстей они продолжают кусаться, хватать, ползти за живыми, неизбежно при этом издавая злобное рычание при полном отсутствии легких, трахеи и прочих атрибутов, необходимых для извлечения звука. Их крошением в капусту герои, сами по внешнему виду недалеко ушедшие от живых мертвецов, занимаются почти полтора часа экранного времени, умудряясь при этом не особо повторяться. А ведь изначально авторы поставили их в весьма жесткие условия — оружия у Лукаса и Ракель (пара главных героев более-менее приличного вида) почти нет, и отбиваться им приходится практически голыми руками.

Никаких идей, никаких лишних разговоров, ничего, что отвлекало бы от зомби-массакры в фильме Арагона нет. С этой точки зрения он снял идеальный «мусорный фильм», создав максимально возможную на сегодняшний день отвратительно-привлекательную картинку. Абсолютный гиньоль. Можно даже сказать, гиньоль в квадрате. Совершенно бессмысленный и отрицающий любые нормы и стандарты. Без симпатичных героев, без шансов на выживание, без иронии (хотя и не без юмора), безо всего, без чего немыслим любой современный horror-фильм, который всем фэнам zombie-movies, gore-slashers (благо, что огнестрелов здесь почти нет) и т. д. и т. п. смотреть полагается в обязательном порядке.