Глина (2008)

Чрезвычайно интригующее кино. Садишься смотреть с изрядной долей скепсиса, мол, что же там наснимали для телевидения, да ещё и по не особо известной детской одноименной книге Дэвида Алмонда. Слышали о таком? Я вот нет. А надо было бы.

Так вот, весь мой скепсис довольно быстро улетучился, фильм хватает за грудки и не отпускает до самых последних кадров. Детская, говорите, книга? Не знаю, потому как кино детским назвать язык не поворачивается. Это, в принципе, крепко сбитый религиозный триллер. Ну или философская драма. Или сказочные ужасы. Этакий коктейль из фильмов «Семь», «Лабиринт Фавна» и «Сомнение».

С режиссурой, конечно, не все так гладко. Такое чувство, что Эндрю Ганн до конца не определился, что он будет снимать и для кого. Какие-то моменты всё-таки кажутся по-детски наивными, смотреть на то, как Стивен обзывает свою простодушную тётушку тупой дурой без улыбки невозможно. Но зато от некоторых сцен волосы на голове встают дыбом — достаточно вспомнить эпизод с оживлением Голема. Хотя как раз, может, этот контраст, эта смесь наивности с жуткой глубиной мысли идёт фильму на пользу.

Очень сложно разбираться в этом кино, оно как глина: может менять форму до неузнаваемости под каждыми новыми руками. Сказано было много, но ничто не прошло лейтмотивом, красной линией через весь фильм. Здесь было место и искушению веры, с опасностью ставить в центр вселенной себя самого, много рассказали и про силу таланта, который неизбежно заставляет примерить на себя роль Творца. Существует ли смысл жизни и есть ли смысл его обретать? А может, это была притча о Боге и Дьяволе, причем неизвестно, кто из этой вечной космической пары Бог, а кто Дьявол.

У этого фильма есть настроение, от него веет духом, хотя, некоторым может показаться, что потягивает душком — всё оттого, что режиссёр вместе с Дэвидом Алмондом (тем борзописцем, что написал роман) выкладывает на экране историю, по-своему переиначивающую, таинство творения и чудо от творца, представляя пародийно-мистическую интерпретацию священного акта, перекладывая его из рук Бога в ладони чудачащегося юнца.

Алтарный мальчик Дэви завязывает знакомство со странновато взвинченным пареньком, возбуждённо ваяющим фигурки на предложенный священником библейский сюжет, горящего желанием на пару с новым другом вдохнуть в холодную глину живое тепло, чтобы, повторяя священное действо, дать начало существованию, верша превращение, ну, или что-то вроде того.

Одержимость новичка смущает церковного служку сомнениями, вздымая его душу страхом измены и ожиданием возмездия за дерзкую попытку поверить в силу своего духа, способного дать движение, поднимать и двигать, наполняя своей волей вчера ещё безжизненную грязь.

Манипулируя в ритуалах библейскими историями и деяниями апостольских времён, одарённый Стивен втягивает неуверенного Дэви в захватывающую авантюру, испытывая его веру и устойчивость на излом, открывая в нём способность и силу, если не вершить настоящее чудо, то хотя бы справляться с самим собой.

Удивительно, что в интерпретации таинства нет насмешки, нет иронии что бывает свойственна небрежности, а в пародийности отсутствует даже намёк на сатиру, поскольку всё действие вращается вокруг веры, веры Стивена в силу своих способностей, веры Дэви в действенность церковных служб, веры в устои и историю, веры в Бога, как веры в самого себя.

И нет ничего, что могло бы помешать молодым сериальным актёрам верить в то, что они могут быть круче тех, кто уже поднялся на господствующую высоту, точно расставляя драматические оттенки, не позволяя ни скользкого ёрничества, ни фривольной суеты, зная тайный план романиста, ведущего разговор с человеком о человеке, открывая юности вид на истинное, в пространстве отношений, связей и (всегда ли?) грешной души.