Солнце (2005)

Фильмы Александра Сокурова давно отнесли к категории «авторского кино», которая то ли похвальная, то ли ругательная. Это означает, что кинопроизведение некассовое и не для всех. В «Солнце» нет батальных сцен, ярких спецэффектов, острой японской экзотики и виражей сюжета. В нем есть человек.

Исторические события, знакомые по любому учебнику истории, в фильме прямо не показаны. Потому что для режиссера важнее взгляд не с высоты, снаружи, а из внутреннего мира главного героя. А для него мир внешний, наполненный генеральскими и адмиральским отчетами, императорским церемониалом и прочими атрибутами той даже не должности, а жизни, в которой он находится – мир чужой.

Очень медленно, шаг за шагом, и герой и зритель открывают для себя совершенно другого Хирохито, живую личность, которой интересна красота мира природы, поэзия, шоколадки «Херши» и близость с родными. И по мере того, как Япония приближается к политической катастрофе, ее властитель двигается к освобождению от взявшего его в плен против воли потомка богини Аматэрасу и сакрального стержня поклонников восходящего солнца. Это перед ним плачут военные и едва не падают ниц гражданские, его рубашки застегивают на теле главного героя, из-за него готовы погибнуть. Божественный император Сёва умрет и с ним его фанатичные подданные, а Хирохито и его сограждане будут жить.

Картина Сокурова о конфликте человека и социальной роли, из которого человек выходит победителем, вовсе не призывает оправдать трагические события прошлого. Скорее, она показывает путь к тому, чтобы таких событий было меньше. И в истории стран, и в жизни отдельных людей.

Третий фильм «тетралогии власти» получился в ней самым необычным, ибо в «Солнце» нет ни развенчания тирана, ни его очеловечивания, главный герой этой картины — вообще не тиран. Японский император Хирохито, каким его показали Арабов и Сокуров, — скорее «лишний человек» в системе его обожествления, хрупкий цветок интеллигентности в мире зверства и насилия. Иссэй Огата делает все возможное, чтобы показать Хирохито психически неполноценным, но при этом не буйным, а тихим безумцем, от которого никому нет вреда. Как и Ленин в «Тельце», он все хорошо понимает про тот мир, который его окружает, и тоже не может ничего с ним поделать: характер Хирохито, как он представлен в «Солнце», очень напоминает последнего русского царя — слабовольного интеллектуала, оказавшегося у власти и уничтоженного ею.

Вновь, как и в «Тельце», выступая не только режиссером, но и оператором фильма, Сокуров добивается того, что его детище выглядит наиболее зрительским и простым по восприятию в сравнении с остальными его картинами. Начав уже в «Молохе» укорачивать планы, более активно используя монтаж и движения камеры, Сокуров делает свои последующие после «Молоха» картины более динамичными и легче усваиваемыми рядовым зрителем. Постоянная для режиссера танатологическая тема присутствует и в «Солнце», но подспудно, заявляя о себе открыто лишь в финальном диалоге. Сокуров в данной ленте довольно смело препарирует японские традиции, не критикуя их, но обнажая их тяжкое бремя, как для рядовых японцев, так и для императора.

Япония — сама по себе культура смерти, возведшая в традицию ритуальный суицид, она кажется дикой, варварской страной для европейца, американца и русского (не даром весь ужас западного человека перед этим танатоцентризмом показывают и «Письма с Иводзимы» Иствуда, вышедшие почти синхронно с «Солнцем»). Трагедия изображаемых Сокуровым процессов — в столкновении варварских феодальных традиций, ставших причиной милитаризма, крови и войны, и американского консюмеризма, стирающего любые традиции, в том числе и благие. Беседы Хирохито с генералом Маккартуром — конечно, кульминация картины, в них видна вся трагическая несоизмеримость двух мировоззрений, двух картин мира, одной из которых предстоит исчезнуть.

Как и во всех фильмах тетралогии, Сокуров никого не идеализирует и не демонизирует: Хирохито не повезло, он, как и Николай Второй, оказался не на своем месте, мир надругался над ним и выплюнул его как использованный материал. Божественный статус императора не позволял ему заниматься тем, что ему нравилось — гидробиологией и изучением языков, власть оказалась для него бременем непосильным и чуждым. Арабов и Сокуров трагически отвечают на главный вопрос о власти: «Что будет, если нами будут управлять интеллигентные люди, несущие добро?» Их ответ: «Ничего хорошего, история их перемелет и уничтожит».

Вся «тетралогия власти» показывает, что управление миром всегда оборачивается для человека обожествлением его персоны: если он — ницшеанец, то утопит мир в крови, стремясь доказать свою силу и божественность, но время все равно вернет его к изначальной сущностной слабости; если он — добр и божественный статус его тяготит, то исторический процесс просто перемелет его. Обладать властью, по Сокурову, для человека — всегда трагедия, это своего рода экзистенциальный пат, из которого нет выхода.

Третья часть тогда еще трилогии прояснила для меня общий замысел мастера. Если «Молох» — это развенчание или обратное вочеловечивание того, кого мы — советские дети — привыкли считать дьяволом во плоти; «Телец» — это «Бог (наш общий советский бог) умирает», т. е. тоже вочеловечивание Сверхсущества в бренную, умирающую плоть; то «Солнце» — это рассказ о том, как Император Хирохито, почитаемый богом (хоть сам и сомневающийся в этом), приходит к фактическому и формальному (т. е. официальному) отказу от божественного статуса. Великолепна игра Иссэя Огата, на протяжении картины проходящего путь от отрешенного властителя Японии, взирающего на всё с горних — божественных — высот, до живого человека, облеченного огромной ответственностью за свой народ, но и имеющего свои, человеческие чувства: простую, совершенно обычную любовь к жене и детям или чувство сопричастности к директору института, который на аудиенции не находит себе места перед потомком божества, но не может покривить душой и солгать, что северное сияние бывает на широте Токио, а сам сегодня вообще не ел (и много дней до этого вряд ли питался досыта, ведь в разоренной войной Японии с продуктами туго), и институт его разбомбили американцы.

Слава Юрию Арабову (многолетнему соратнику Александра Сокурова) за этот сценарий! В отличие от первых двух частей трилогии (теперь уже тетралогии), где в определенной степени присутствовал эффект «подглядывания» за героями, здесь мы видим чрезвычайно талантливо задуманную и исполненную картину внутреннего преображения героя — преображения, показанного нам через детали его быта: через костюмы как визуальное обозначение периодов бытия, через различные привычные каждодневные действия. Обратите внимание, как император Хирохито не может сам открыть дверь при первом визите к генералу Дугласу МакАртуру. Если в начале все двери в бункере перед ним открывают слуги, что вполне естественно, то столкновение с другим миром показывает, насколько в некоторых моментах император далек от реальности. Но он быстро к ней возвращается, вписываясь в изменившийся мир (но не теряя при этом себя) и символично распахивая при возвращении от МакАртура двери в своей резиденции раньше своего мажордома.

Есть что-то в игре Иссэя Огата от Дастина Хофмана в известной роли — погруженность в себя. Безмолвное повторение губами слов собеседника, постоянная сосредоточенность на своем внутреннем, визуально довольно бесстрастно реагирующая на события внешнего мира. Но в конце визит жены раскрывает нам императора-Солнце как нормального, живого человека — любящего мужа и отца. От одевающегося с помощью старенького слуги в начале картины до «нормального» мужчины, помогающего жене снять шляпку — такова «костюмная визуализация» внутреннего преображения императора.

Не знаю, как отнеслись японцы к такому изображению их истории, но мне картина показалась очень достоверной. В чем-то она интереснее первых двух частей, но, думаю, чтобы ее по достоинству оценить, нужно смотреть трилогию (тетралогию) подряд, как ее задумал и воплотил сам Сокуров.

Как все-таки поразительно точно Сокуров назвал этот свой очередной исследовательский фильм о причинах поклонения современных народов смертным вождям. Он ведь наверняка смотрел сильнейшее в эмоциональном плане произведение, которое режиссер Тун Фей Моу назвал «Люди за Солнцем», картину о том, как целая нация может стать зверями, поклоняясь своему Солнцу, и для которой остальные люди, другой веры или национальности — просто бревна, материал для опытов и крематориев. Ведь если человеки под защитой Солнца вместо Бога, то можно все… Эти два фильма нужно смотреть обязательно вместе, чтобы попытаться понять природу этого явления. Всем рабам — слепым поклонникам сильных личностей, готовым вместо «здравствуйте» выкрикнуть «хайль» в чей-то персональный адрес, посвящается… И не надо думать, что японцы как-то сильно изменились после этих событий вокруг Хирохито. Фукусима — прямое этому доказательство. Тихий океан каждый день продолжает заражаться.

А может быть этот «божий одуванчик» Хирохито действительно был не в курсе того, что творили его верноподданные, не представлял о существовании целых конвейеров Смерти типа того, как N731, а, скажем, о массовом вырезании китайцев в Нанкине и представить себе не мог в силу своей утонченной натуры? Ну а вдруг это для него была всего лишь статистика, как для другого Отца народов…

Для меня Сокуров — прежде всего поэт, который мыслит не фабульной схемой, а внутренними движениями, подводными течениями, тайниками и полуподвалами психики героев. Ни четкого стрежня фабулы, ни ее динамики, ни ее однозначной прямоты в его фильмах я не нахожу. Сокуров сложный, травмирующий, остро переживаемый, обжигающий правдой, но он свой… Достоевскому же мы разрешаем — по живому… Простите, за столь смелое сравнение. Вырвалось, т. к. фильм посмотрела только что и все еще под впечатлением.

У Александра Сокурова есть целая трилогия о вождях, которых, в большей или меньшей степени, можно назвать преступниками перед теми, кого они вели, и в то же время — их богами — тельцами, молохами, померкшими солнцами, ведь во всех трех фильмах налицо процесс затухания личности. Это «Молох» — о Гитлере, «Телец» — о Ленине, «Солнце» — о Хирохито.

Когда снимают фильмы о власти, превосходстве, доминировании и подчинении чужих воль, редко идейным центром картины делают слабость. А зря, ведь это так правильно!

Сокуров увидел в повелителе японской Империи, чья божественная природа (в отличие от ленинской и гитлеровской) была узаконена Конституцией, правом наследования и, конечно же, вековечным мифом о Стране Восходящего Солнца, — не просто слабость — хилость, душевную немочь и болезненное распадение. Линий распада, возможно, и больше, чем я назову, но мне пока открылись эти:

Хирохито — Бог (потомок Солнечной богини).

Хирохито — Зверь (азиатский Гитлер).

Хирохито — маленький нескладный полубезумный человечек (комик-Чаплин).

Хирохито — ученый, часами просиживающий в собственной лаборатории, изучающий морскую биологию — крабика (о, он великолепен), рыб (о, какие у них плавники), моллюсков (о, какие у них усики)… Ну и Дарвина, конечно.

Хирохито — поэт, создающий, как и полагается истинному японцу, жизнеутверждающе-депрессивные строки о прелести и смерти красоты: «Снег зимою похож на сакуру в марте.// Равнодушное время стирает и то, и другое».

Хирохито — Пилат, вперяющий глаза в лунный (а вовсе не в солнечный) диск, и носящий белые перчатки как знак того, что раз и навсегда «умыл руки перед народом», что они априори не могут быть грязными.

Но Сокуров точно знает — на этих руках кровь (т. е. и на них тоже). Видение, которым режиссер «награждает» своего персонажа — жутко. Бомбы — черные птицы, летящие высоко над горящей землей (адово пекло) и звук приближающегося конца, пронзительный и омерзительный, как зов небытия.

Но вот только что это за горящая какофония? Хиросима? Перл-Харбор? Нагасаки?

Да и важно ли это?

Интересна приватная беседа Хирохито с Макартуром:

Х.: После бомбы, сброшенной на Хиросиму, мы ожидали, что к нам придут звери.

М.: Я не отдавал такого приказа… А разве не звери напали на Перл-Харбор?

Х.: Это без меня. Я не приказывал…

М.: Значит и то, и другое случилось само собой.

О! Никто не виноват. Не в чем каяться. Не о чем жалеть. Может, в этом секрет долгожительства? (Даты жизни японского императора Хирохито впечатляют — 1901—1989 гг.)

Однако бедное Солнце не только осуждается Александром Сокуровым. Иначе бы не появилась столь убедительно сыгранная Агата реминисценция — совсем из другой оперы — из кино — Чаплин! Хирохито — актер (вывернутая наизнанку любовь к ритуалу). Он смешон. Он нелепо-абсурден. Он нюхает розы в дворцовом саду, неумело позируя для американских фотокамер. И Макартур уверен, что это удачный пиар-ход, который позволит рядовым американцам испытать сочувствие к поверженному богу и увидеть в нем человеческое.

А мы в этот момент видим слишком человеческое. Его маленькое смешное тельце, его сломленная воля и его божественная власть никак не могут найти точек соприкосновения. И император в обескураживающем исполнении Иссей Агата (который нарушил табу, все еще действующее в Японии, сыграв венценосца) просто разрушается на глазах, теряя опоры, выпадая из традиции, реальности, яви, снося то слезы, то насмешки, то скорбное молчание окружающих, обманывая их да и себя тоже.

О, как же велика в Японии сила традиции! Порой кажется, что для стопроцентных японцев она — синоним и этики, и эстетики, и Бога, и единственное оправдание бытия. Главный заложник ее силы и правоты, конечно, император.

Так что генерал Дуглас Макартур был прав, когда не захотел наказывать «японского Гитлера» военным судом. Он придумал куда более тонко убивающий способ осудить и наказать. Поставить на место!

Военному преступнику, человеку, которого тогда многие считали чуть ли ни одним из главных виновников войны, кровавее и абсурднее которой не ведал мир, гуманный американец предложил добровольно отречься (не от престола — нет!) — от миссии, статуса, роли Бога на земле. Он по сути дела попросил перестать быть Солнцем.

Что должно сделать Солнце в ситуации позора и скорби? Неужели просто убирать бюстик Наполеона с письменного стола? Приходит на ум одно — ритуальное самоубийство. Красивая и чистая (своей честностью и правотой) смерть — как раз в японском стиле.

И оно совершено в финале. Только не богом, а человеком — простым юношей, который записывал обращение Хирохито к народу.

Сильный финал (Арабов, что тут скажешь). Именно простой смертный, а не великий правитель и повелитель Страны Восходящего Солнца доказал правоту слов Хемингуэя: человека можно уничтожить, но нельзя победить. А вот сверхчеловека — можно.

Так сила ли — власть, та, что наделяет Наполеона, Ленина, Гитлера, Сталина, Хирохито… возможностями Бога. Или слабость? И кому сияет ее холодное солнце?

Этот фильм завораживает своей грацией. Это звучит довольно парадоксально: фильм о войне и грация — вещи несовместимые, но для меня это именно так. Плавные движения, сосредоточенное действие, продуманные фразы и долгое копание в себе.

Это японское спокойствие и рассудительность. Созерцание на все со стороны и поиск равновесия.

Это японская приверженность своему императору и вера в свою империю. Непоколебимая стойкость до последнего.

По сути, последнее обращение императора к народу можно трактовать по — разному. Там нет четкого определения, что он отказался от своего божественного происхождения. Но сам факт того, что он пошел на это, говорит об огромных душевных терзаниях и переживании о своем народе.

Этот фильм, о том, как человек совершил ошибку и пытается ее исправить. Но чтобы сломать самого себя — понадобиться очень много времени. Тем более императоры не ошибаются. Долгое мучительное копание в себе и осознание неизбежного.

Не каждый способен найти выход и признать свои ошибки.

9 из 10

Наша жизнь — росинка.

Пусть лишь капелька росы

Наша жизнь — и всё же…

Кобаяси Исса

Блуждание в закоулках чужой души — дело неблагодарное и, по большому счёту, бессмысленное. Несмотря на то, что все и всегда этим промышляют, как бы не замечая, что и своя-то душа порой запрятана в таких дебрях, что не ровен час — заплутаешь. Вскапывание и окучивание чужой национальной ментальности и вытягивание из почвы иноземной культуры зёрен смысла вовсе кажется занятием достойным лишь Донкихота или Незнайки на Луне. Тем не менее желающие буровить носом заморские культурные просторы отчего-то появляются и случается, что после пары-тройки погружений в иную духовную среду рождают на белый свет небезынтересные измышления.

«Солнце» Александра Сокурова — сочинение во всех отношениях занятное, экзотичное до крайности в силу полного и абсолютного отсутствия аналогичных работ в отечественном и, пожалуй, мировом кинематографическом арсенале и увлекающее стремлением хоть самую малость познать и попытаться понять народ, населяющий страну восходящей звезды. В авторском фокусе — рубежное для японцев событие — поражение в великой азиатской войне и гибель живого Божества. Точнее не гибель, а скорее самоубийство. Пусть и во многом вынужденное.

Жребий брошен. Рубикон пройден. Бомбы скинуты. Японская нация на грани коллективного харакири. Против неё — весь мир. Китайцы, корейцы, американцы, англичане, русские. Министры, белые, как полотна чистой бумаги, рыдают на заседаниях правительства. У верных камергеров дрожат руки.

Он — один. Он — отпрыск Аматэрасу, солнечной богини. В него свято верят миллионы солдат и крестьян, мужчин и женщин, самураев и плебеев. Одно его слово и народ в мучительном единении будет драться насмерть и неотвратимо погибнет. Один его жест — и нация предаст огню всю территорию крохотного архипелага, чтобы не досталась противнику. Одно его решение и время оборвёт своё течение для обитателей страны белоголового Фудзи и цветущих вишен.

Он решает иначе. Капитуляция принята. Живое божество отказывается быть таковым и нисходит к смертным. Вкушает вино и курит сигары с Макартуром, главой американских оккупационных войск; участвует в фотосессии для иностранных таблоидов, терпит выкрикивания фотографов: «Эй, Чарли! Посмотри сюда, Чаплин!». Маленькая Япония, затаившись и задержав дыхание, обреченно наблюдает уход в небытие своего Бога, а вместе с ним обрубание связей времён, исчезновение небесного тела, освещавшего путь к славе и величию островного народа.

Что и зачем совершил японский император? Акт гуманизма ради сохранения жизней подданных или шаг, продиктованный страхом за собственное существование, жизнь родных и близких? Волевой поступок героя или трепетное деяние слабого перепуганного человека? Наконец, во благо ли?.. Вопросы открыты и вряд ли получат достойный ответ.

Кодекс Бусидо гласит: «Когда для выбора имеются два пути, выбирай тот, который ведет к смерти». Человек-император принимает решение — жить и вместе с тем убить в себе Бога-императора. Взрывается звезда. По Японии прокатывается массовая волна суицидов, унося с собой честь предков, мечты о могуществе державы и тысячелетние традиции.

Сакура шелестит на ветру. Безвозвратно угасает цивилизация. Рождается новая.

Это пронзительно точный фильм. Понятно, что тема психологическая, и без этого тут нельзя. Но этот нож всяко острее среди других ножей.

Этот фильм пронзительно точно рассказывает о последнем императоре Японии. При нем Япония перестала быть империей, оккупированная США в 1945—46 году.

В этой истории очень важна тема превращения императора в обычного человека. Как такового превращения самого императора нет. Изменяются люди вокруг, обстановка — задерживаясь изо всех сил, но быстрее, чем он сам.

Наблюдая этот процесс — понимаешь, что же такое был император прежде. Эмоции самого человека и людей вокруг дают представление о том, что же уходит.

Фактически, только император мог выдерживать такую ответственность. Быть настолько непоколебимым и незахваченным обстоятельствами. Император — это вторая личность, вернее первая из двух в одном человеке. Вторая лишь служит ей, как и все вокруг — чтобы император мог заниматься своими делами.

Чтобы он мог думать о том и так, о чем и как думали императоры дистастии. Чтобы он мог формировать представление о будущем нации. Чтобы он смотрел не на сегодняшний день, а на время в целом. Император — нужен нации быть адекватным в этих вопросах.

Поддержание требуемого состояния императора непрозаично. Во время бомбежек человек занимается микробиологией и записывает хокку. Все слуги безупречно продолжают соблюдать все ритуалы.

Всем им нужен император, это обязательная часть их жизни. Вся организация их жизни предполагала наличие императора.

В фильме можно точно указать эпизоды, прямо иллюстрирующие каждый упомянутый момент.

Наверное, всё это было хорошо задокументировано. В кадре за императором всегда записывают, скорее всего все записи сохранились.

В итоге фильм, похоже, удалось снять на такой базе очень точно. Ведь императора не убивают… он рассеивается, расплывается… .

Исчезает извечное. Исчезает не кроваво, истекает не кровью, а духом, своей сутью. Просачивается сквозь пальцы человека слезами и ставящимися ненужными императорскими вещами.

Затухает речь императора. Нет, слова не становятся тише. Но темы — теряют извечное. Потому что американцев интересует только насущные вопросы.

Двери перед императором открывали не из-за почтения. А для того, чтобы он занимался исключительно своими делами, не нарушая размышлений. Точнее — не размышлений, а кое-чего другого. В том числе — непрерывного осознавания случившегося и случающегося.

Очень дорого будет императору самому открывать двери. Самодостаточность здесь принесена в жертву эффективности.

Уф, я так не доберусь до цели изложения, так что возвращаюсь на шаг назад.

Фильм — о процессе утрачивания своего императора людьми. Лучше всех этот процесс чувствует человек-носитель — что великолепно сыграно. Ранее наполненные смыслами действия становятся клоунадой. Американец видит в нем невменяемого! в императоре! В том, функцией которого было сохранять адекватность всей нации в целом!.

Уходит тот, кто считал эпохами, городами, народами, морями. Кто помнил детали процессов и явлений, происходивших в разные времена. Чьи рассуждения велись на уровнях, неведомых обычным смертным…

Ни в одной книге и ни в одном фильме не показана такая же утрата исчезающих вечных эльфов. А соответствие здесь один в один по построению, не учитывая насыщенность.

Японцы заживо хоронят своего императора. В своей строгой и старательной манере участвует в его развоплощении. Без мумукания каких-то там печальных песен под грустную лютню. Тут фэнтези тихо курит в сторонке, оцепенев от случающегося в действительности.

Фильм без изъянов, просто правильное изложение редкого и невозможного процесса. Трагизм ситуации тут общественен, он не личен. История о том, как целая цивилизация не смогла себя сохранить. Погибла сама и утратила результаты жизни всех предыдущих поколений. Скорбить о самом себе — без сомнения, очень непростое дело.

Техническое: прочие впечатления и оценки. Саундтрек лучше воя бомб, гнетущей тишины и душных пауз — нужен ли здесь? Образы из фильма — многие четко стоят сейчас перед глазами. Мыслей в голове — ворох.

10 из 10