Призраки (2005)

«Неужели я не услышу издали крик брата,

неужели они ушли,

а я остался»

Мы рождаемся на свет, пару лет блаженствуем в коконе бессознания или под апельсиновой кожурой, затем мы падаем, кокон трескается и дальше будет только боль. Нет, будет конечно и радость, но в основном все же боль. Новоприбывшие в ряды больных еще надеются найти какое-то лекарство. Им снятся вещие сны, они бегут из родных городов в другие города, потому что верят, что есть возможность себя излечить. Счастье возможно, и оно впереди.

Таких невинных людей как Нина сегодня уже почти нет. Наш адов мир устроен так, что для того, что бы в нем удержаться нужно быть такой оторвой как Тони. Возможно, в какой-нибудь иной пригожей реальности таким людям как Нина уготован лучший удел — писателей, художников, режиссеров. Но по фильму получается, что этот мир опять нас нагнул: сегодняшние люди искусства — отвратительные, пошлые личности.

Главный бич современного человека — одиночество. Человек так устроен, что не может жить в одиночестве, да только реальность такова, что только в одиночестве он и может жить. Человек просто никому не нужен, кроме разве что своей семьи. Но создать и сохранить семью, выстрадать ее, преодолеть все проблемы и избавиться наконец от одиночества — это безумно тяжело и мало кому под силу. Поэтому одиночество мает почти каждого.

Лютый кошмар любого родителя — потерять своего ребенка. Это случилось с Франсуазой и я не знаю как она это смогла пережить. Много лет она заглядывает в лица молодых девушек надеясь найти в них знакомые черты. Видимо именно это еще теплит в ней жизнь. Но когда случается наконец то, о чем она мечтала долгие годы, оказывается что душа ее уже слишком изранена болью и одиночеством. Жизнь вообще не похожа на сказку — это только в голливудских фильмах люди соединяются друг с другом с легкостью фигурок «тетрамино» из тетриса. Кажется, что вот только поверти немного и они встанут на свои места. В реальности все не так. Счастья нет, одиночество — норма.

Нина еще надеется избавиться от боли, для Франсуазы уже все итак ясно.

В меру прохладное, но скудное лето. Но что же там, за границей? Неужели мир ярчайших красок необычайной красоты и пестрых ленточек новых возможностей? Нет: метла мети прохладный летний парк Берлина, погрязшего в часы разговоров без слов.

Там, где надо улыбаться, примеряя украденные вещи, скороспело отдав сушить мокрые волосы знойному Берлинскому ветерку. Когда одна зарывается в рассказах, приправленных слащавой, но сухой фальшью, во второй же, маленькой и робкой, просыпается талант повествователя-романтика, ущемленного оковами ущербного материального мира, дышащего свободой своих мыслей. Рассказ рождается сам собой: вот она — девочка-девушка мечтатель. Вот пес, которого она всегда хотела. Вот музыка, равной которой она доселе не слышала. Вот девушка — та, о которой мечтала. Вот и перец драматизма — плохие звери-мужчины, терзающие беззащитную овцу. Но повествователь винен только лишь тем, что обладает необузданной фантазией-мечтой, и вместе с тем вынужден познать горечь разочарования разрушившихся песчаных миров.

Давящий свет красной комнаты. Нарочито игнорируемая макросъемка, придающая особый матовый оттенок коже их лиц.

Разящее сходство не всегда доказательство факта, и тогда его можно смело выбрасывать в мусор, приобретя и вмиг потеряв надежду на лучшее.

Иногда птица летит вверх, иногда — падает ястребом вниз, иногда же летит, не дрогнув, по прямой. Эта лента — последний вариант. Обыденность со всеми ее мелкими сюрпризами и разочарованиями, и три точки обычным шагом по вялой зеленой траве — не конец, но и без «дальше».

Даже цвета лета могут быть печальными.