Я иду (2000)

Далеко-далеко отсюда, в стране белой земли и масличных равнин, где воздух пропитан тоской и любовью, живут удивительные напевы и танцы… Там люди утоляют печали гитарной струной и топят свое горе в безудержных ритмах фламенко.

В 2000 году Тони Гатлиф снял фильм «Я иду» («Vengo»), эта скромная картина не прошла мимо жюри премии «Сезар» и в 2001 получила приз за лучший саундтрек, однако понятно, что это все-таки очень специфическое кино, рассчитанное, прежде всего, на особые музыкальные предпочтения. Но в основе своей это глубокое кинематографическое исследование, в котором объектом режиссерского внимания становится не только музыкальное направление, но в целом культура юга Испании, где причудливо сплелись испанское, цыганское и арабское начала. Через судьбу цыгана Како, как сквозь увеличительное стекло, мы видим историю народа, историю музыки, историю самой этой земли.

В клубке традиций и ритмов, пришедших в Андалусию из самых разных уголков земли, рождается чудо новой традиции, новых ритмов, новой эстетики — культуры фламенко. Много веков это искусство было под запретом, самые разные общественные институты пытались уничтожить его, сжигали на кострах юных танцовщиц, обвиняли гитаристов в кражах и бросали их в темницы, но они не смогли убить душу фламенко. Они загоняли его все глубже в землю, от которой оно научилось питаться, вбирать в себя ее живительные соки. Много веков фламенко жило в пещерах, не видело солнца и рассказывало о боли, которую переживает народ. Поэтому оно так смело создает свою собственную систему красоты, где важнее всего не грация или красота, а выразительность и страстность: в фламенко душа должна суметь вырваться за грань своей внешней оболочки и наполнить воздух дуэнде — особым состоянием души, в котором исполняется танец и поются древние песни кантэ хондо.

Именно поэтому фламенко не для концертных залов, не для публики, не для продюссирования и тиражирования. Его надо видеть в тесных цыганских пещерах цыганского Сакромонте в Гранаде, или звездной ночью на пастбищах андалузских холмов. Здесь ничто не ограничивает свободу этого симбиоза ритма, музыки, танца и песни, ничто не превращает его в зрелище, не крадет его красоту и не продает его дух.

История, рассказанная Тони Гатлифом, не оригинальна для тех мест, где живет цыган Како, особенной ее делает музыкальный антураж, который словно бы иллюстрирует каждую новую эмоцию этого человека. На пороге отчаяния отца, потерявшего единственную дочь, сердцу помогает только музыка, которая не разучилась верить в лучшее, не разучилась любить, радоваться, несмотря на всю драматичность человеческой жизни. история Како окрашена особыми цветами — голосовыми переливами юных цыганок, поющих о любви, переборами струн гитары молодого мужчины, который так ласково обнимает ее изгиб, глубинными напевами старого араба, который подарил фламенко свою мудрость.

Каждая музыкальная культура — это таинство общения с природой, приобщения к прошлому, узнавания завуалированной в ритмах истории. Она помогает народу хранить память, ровно, как и предметы прикладного искусства. В фильме «Vengo» именно музыка и ритм становятся главными героями истории, которая случилась далеко-далеко отсюда, в стране белой земли и масличных равнин.