Сомнамбула (1998)

Аргентинец Фернандо Спинер экранизировал идею, которая в той или иной степени посещала, наверное каждого человека: а что, если окружающий нас мир на самом деле не существует, что, если он нам только снится? Или даже еще радикальнее — а не является ли все наше существование сновидением, не снимся ли мы кому-нибудь? И что будет если этот кто-то проснется? Как бы абсурдно не выглядел абсолютный солипсизм со стороны рационального сознания, художников, творящих собственные миры, подобное мировоззрение всегда притягивало невидимым магнитом. И желание подсмотреть в замочную скважину за чужим сновидением, или (что проще) попытаться перенести на бумагу или холст свое собственное, раз за разом преследовало как мастеров, подобных Эммануэлю Сведенборгу и Сальвадору Дали, так и легион безвестных графоманов. Сеньора Спинера нельзя назвать среди первых, но и к числу вторых он тоже явно не относится уже хотя бы потому, что решился перенести на экран не свой собственный, а тот самый, подсмотренный чужой сон. Видения того неизвестного Бога, которому приснилась Вселенная.

Хотя поначалу фильм довольно успешно притворяется очередной постапокалиптической утопией с прозрачными политическими аллюзиями. В мире «Сомнамбулы» существует Город, где произошла катастрофа, в результате которой тысячи людей потеряли память. По крайней мере, так вещает телевидение, радио и прочие средства массовой информации в успокаивающих население передачах. Пораженных, как заявляется, успешно лечат в «Институте ментальных исследований», который, в лице своего руководителя доктора Гассара, является фактическим правителем Города. Существует и тайная оппозиция, возглавляемая неким Гауной, лица которого никто никогда не видел. Его призывы смутны и непонятны: «Гауна ждет тебя! Нет страха, нет боли, нет болезней…». Его адепты говорят о том, что за пределами Города их ждет счастье и покой. Вот только никто и никогда не был за пределами Города. До тех пор, пока в клинику Гассара не попадает странная женщина по имени Ева. Как и все в мире «Сомнамбулы» она не помнит своего прошлого, но есть в ней еще одна особенность — она никогда не спит, но в тоже время постоянно видит цветные и яркие сны. Тогда как все остальные обитатели Города вынуждены жить в черно-белом мире. Чтобы раскрыть тайну Евы, Гассар приставляет к ней тайного сотрудника Службы Безопасности Клюге и устраивает побег…

Впрочем, внешняя канва событий не слишком интересует Спинера. Скорее даже наоборот — он выстраивает ее по лекалам и штампам классического постапокалипсиса, словно бросая кусок тем, кто жаждет от кино приключений. Пробирающиеся за Город герои сталкиваются с полицией и бандитами, находят укрытие в гараже у классического байкера, проходят через ряд квестов и т. д., и т. п. Но на фоне фантомного, сюрреалистичного Города и еще более призрачного Загорода все, что происходит с Евой и Клюге — не более, чем плод досужего воображения. Все, что исчезает из поля зрения героев тут же тонет в мареве миража, подергивается дымкой тумана, лишается устойчивых очертаний. Цель, к которой стремится Ева непонятна ей самой. Но она твердо знает, что во чтобы то ни стало должна добраться до местечка под названием Сааведра. И тогда все изменится. Но нужно ли это ее спутнику и преследователям? И что случится, если Ева погибнет?

Спинер очень тонко выстраивает образ фантомного, сновидческого мира. В нем нет ничего постоянного, а прежде всего — памяти. Вещи имеют причудливый, футуристичный вид, не имеющий ничего общего с функциональностью, зато знакомый по многим и многим иллюстрациям к старым фантастическим романам. Те строения и пейзажи, что находятся в глубине кадра выглядят выцветшими, плохо прорисованными картинами, вблизи — грубыми декорациями. Только рядом с Евой все ненадолго облекается плотью, но стоит ей удалиться, как снова становится блеклым рисунком… Вне поля зрения девушки мир «Сомнамбулы» тает и распадается на глазах. Остается интрига — кто такой Гауна и сможет ли он спасти мир Города? А может быть, вообще все обстоит ровно наоборот — это Ева снится Клюге? Или доктор Гассар проводит эксперимент, вышедший из-под контроля? Тайна, как водится, раскроется в конце, развязка окажется неожиданно изящной, но все это будет уже не слишком важным. Финал мог быть абсолютно любым, он все равно не смог бы скрыть легкого беспокойства, остающегося после окончания картины и невольного скашивания глаз в сторону привычных вещей: а не исчезают ли они, когда на них не смотришь?