Барабаниада (1993)

Как Антон Павлович Чехов любил каждого своего «маленького» разбитого героя, так и режиссёр Сергей Овчаров безразмерно любит своего маленького безымянного Барабанщика, неспособного защититься от наступившего 199… года в России. Немое действие своей упорядоченной хаотичностью постоянно подстёгивает информационный метаболизм зрителя, булгаковские морфийные фантазии переплетены с действительностью так туго, что легче распутать наушники, лежавшие в кармане, чем разобраться в фантастичности или реальности мелькающих на экране образов. Гонимый судьбой герой Александра Половцева сам является полым барабаном, внутри заполненным лишь гудящей пустотой, оживая лишь тогда, когда по нему ударит негодующий сосед с подушкой, браток в красных спортивных штанах или бывшие коллеги по исполнению музыкальных номеров на похоронах. В нём нет слов, нет текстов, а есть лишь бесцельное и безропотное блуждание в поисках своего места. И если в этих поисках придётся следовать за живым барабаном Страдивари, подаренным мертвецом, поднявшимся из гроба во время церемонии прощания, то почему бы и нет, хуже то не будет. И хочется бы приклеить к похождениям героя набивший оскомину штамп про «одиссею», но у спешившего домой мужа и его тысяч будущих последователей-блуждателей была цель, а у барабанящего перекати-поля цели нет, как её внезапно не стало на последующее десятилетие у целой огромной страны.

Овчаров не просто формально обозначает музыку одним из героев своего фильма, он делает её любовницей визуального ряда, проводником своих идей, врагом пошлости вербального общения обесцеленных людей. Право слово, когда за барабанщиком с крепкими подушками и нью-васюковским шахматным задором гонится весь контингент разбуженного им общежития, то легко представить слова, которые могли бы сопровождать эту погоню. Но вместо грязи звучат воздушные переливы моцартовской Симфонии N40 и вот сама сцена уже обретает новые цвета. И все они — тяжеловесный Брамс, волнующий Глинка, Бетховен и Мусоргский, Верди и Минкус, следуют за героем, пытаясь привести его в Вечность, в которой находятся сами. И дав классикам говорить за людей, Овчаров в какой-то мере даже делает последних лучше, их даже самые грязные эмоции становятся чище и пронзительнее, а минуты молчания и кричащие опаленной грустью глаза несчастного клоуна доносят конфликт в нужной для восприятия форме.

Фильм легко мог перейти ту грань, за которой начинается навязчивое выжимание эмоций со стенаниями о судьбах, ценах за ошибки, воздушных булках, которые мы потеряли и прочему переливанию сока в стакан. Вместо этого он любит своего Пьеро, несущего свой сизифов барабан в вечном поиске чего бы покушать и как остаться в веках. Бесцеремонное в своей чуткости, кричащее без слов, кино, распоряжающееся гуманистическими посылами очень тонко и разборчиво. И возмутительно прекрасный Александр Половцев, который в любое другое время стал бы королём независимого кино на долгие вперёд, но в те смутные годы барабан повёл его совсем по другим дорожкам.

9 из 10

Главный герой. На кого он похож? На блаженного. «Не от мира сего». С отсутствующим взглядом он исполняет свою партию. С отсутствующим взглядом он наблюдает «разборки» «Дирижёра» со «слушателями». С таким же отсутствующим взглядом сидит почти за кадром при дележе денег. Что есть у этого человека? Ради чего он работает в этом маленьком оркестре? Ради какой великой цели? Ради еды и сна в своей маленькой комнатушке? Насколько возвышены его устремления? Это становится понятно уже с первых кадров…

И вдруг! После рюмки водки На него снисходит озарение! Озарение в виде барабана Страдивариуса! И Жизнь наполняется великим смыслом! И смысл этот — Большой Барабан. И этот великий смысл наполняет всю его Жизнь! И он спешит всем озвучить этот смсысл! Но… Но соседи этого смысла не понимают.

И далее мы на протяжении всего фильма наблюдаем стагнацию, вереницу потерь, неудачные попытки выживания… И постепенное падение нашего главного героя. Потери и падение человека, у которого вместо любви, вместо семьи, вместо жилья, вместо денег и еды, вместо счастья — только большой барабан. Большой Барабан, который заполнил всю ту пустоту в душе главного героя. И который, увы, тянет его на дно.

Как сказал явно «в запале» кто-то из западных киношников — «Диалог убивает кино»! А ведь это вполне себе аксиома, слово и в правду способно разрушить визуальный образ, при том что оно безусловно может также его и родить. Но тут парадокс масштаба «яйцо-курица», а о бесконечности пусть воркуют смертные с учёными степенями, пространство оперирует абсолютной свободой, а история кино по факту рождения ставит лишь один вопрос — родилось ли оно инвалидом? Или фонограмма — это параллельный подвид, как те мелкие существа, что живут на коже и в теле более крупных животных…

Режиссёр Сергей Михайлович Овчаров — последний русский сказочник-интерпретатор, ведь и Лесков, и Салтыков-Щедрин, да что там, сам Чехов — это вполне себе былинные сказители-гусляры второй половины 19-го века. Россия — это вообще страна, где любые поверья и придания становятся такой ядрёной былью, что трудно поверить во всё происходящее, не перекрестившись.

Фильм «Барабаниада» из числа тех лент-призраков, которые похоронила «ельцинская эпоха», он как-то тихо тогда «отгремел», чтобы звонко отдаваться могучим эхом в быстро сменяющемся настоящем. История простоватого барабанщика похоронного оркестра превратилась в гомеровский эпос-скитание по безбожной нищете и безбрежной разрухе России 90-х. Скрестив народный лубок и слэпстик периода немого кино, Овчаров получил такой гибрид формы, аналогов которому в мировом искусстве попросту нет.

Вернувшись в исходную точку — в первобытность человека, в ритм жертвенных там-тамов, в дозвуковое кино, режиссёр очень точно отрефлексировал время после распада СССР. Ноль… — новая страна, новые «людоедские ценности», новая форма «продажной жизни» и на фоне всего этого несмелый ненужный человек, очередной Идиот, Гамлет, Христос…

Начало 90-х в ленте Овчарова выглядит то как начало голодных 20-х, то как синтетический постапокалипсис третьего тысячелетия. Новая демократическая реальность населена бомжами, ворами, накаченными молодчиками в трениках, дядями в кашемировых пальто с барсетками, рвачами-пограничниками и мусорными свалками, через всё это, «оловянным болванчиком» пробирается в новое светлое далёкое главный герой в отрешённом исполнении замечательного Александра Половцева (ему бы в пору стать Бастером Китоном русского арт-хауса, но он как известно выбрал коммерческую роль мента Соловца и рекламу детских соков).

Вторым главным героем фильма явился собственно сам барабан «Страдивари». По сути одушевлённый предмет, он являлся герою то домом, то столом, то телевизором, то стиральной машиной, то резво бросался от него вскачь, на что-то обидевшись, то зазывающие манил куда-то вперёд. И как же здорово построен в картине звуковой ряд, будучи немой, лента Овчарова, бесконечно наследует элементы дозвукового экрана, вместо синхронной фонограммы тут звучат шедевры классической музыки, словно живые оркестры в кинозалах 10—20-х годов. Например тому, как вкраплена в иную сцену «Сорока-воровка» Россини, позавидовал бы сам Кубрик. Кстати, перекличка с великим американцем в этом фильме обычное дело: хроника барабанящих африканских племён в начале ленты и монтажный переход от прошлого через рок-установку («барабан»='чёрный монолит») в настоящее.

По словам самого режиссёра, эта мифическая русско-народная трагикомедия должна была завершаться сценой самоубийства героя, в которой висящей на верёвке музыкант пытался выбраться из петли, осознав всю бессмысленность своего поступка, а оживший барабан то откатываясь, то вновь подкатывая под ноги героя, оставлял бы финал открытым.

8 из 10

Фантастическая завязка знакомит с барабанщиком похоронного оркестра, который решает однажды порвать с нелюбимой работой и, подчинившись зову своего инструмента, сделанного якобы самим Страдивари, отправляется в путешествие по городам и весям России подобно менестрелю.

Овчаров снял не просто развернутый римейк своей же одноименной короткометражки 1981-го года (в которой, к слову сказать, сыграл главную роль), а представил травестийный и малоприглядный портрет перестроечной России. Изначально это был рискованный и дерзкий по замыслу и, главное, по форме проект, поскольку в ленте не произносится ни одного слова. В звуковой дорожке вся нагрузка ложится на музыкальную классику, самые знаменитые творения — от Бетховена до Стравинского.

Фильм не превратился в разоблачительную сатиру (хотя все составляющие этого неблагодарного жанра здесь на лицо) по той простой причине, что автор бесконечно влюблён в своего неприкаянного героя, вечно гонимого вперёд верным другом — барабаном. Кроме того, Овчаров обладает уникальной способностью видеть исконную и вместе с тем парадоксальную суть вещей.

А его редчайший комический дар позволил выстроить феерические эксцентриады на тему «особенностей текущих исторических катаклизмов»; будь то стихийное деление страны на мелкие княжества, бомжовый быт или типичные зарисовки в подземном переходе. Облаченные в форму гротесковой буффонады, они не просто узнаваемы, но и вызывают тот самый горький смех, что заставляет вспомнить произведения Гоголя и Салтыкова-Щедрина.

Но штучная авторская работа оказалась своего рода вещью в себе, будучи недооцененной как на зарубежных фестивалях, так и на родине, где высоколобые судьи всегда с некоторым предубеждением и пренебрежением относились к комическому искусству. И это притом, что «Барабаниада» с первых же кадров апеллирует к Чаплину и Китону: герой Александра Половцева тут и в самом деле похож как на неунывающего Чарли, так и неулыбающегося Бастера.