Еда (1992)

В картине «Еда» Шванкмайер доходит, казалось бы, до дна нигилистического отрицания, всячески подчеркивая деструктивный характер социальных и межличностных связей: три гастрономических обряда превращаются у него в этапы безысходного культурного пути. На первом («Завтрак») человек человеку — автомат: питаясь отбросами друг друга, заводя каждый раз по кругу машину конвейерного социалистического питания, люди ввергают себя в гигантскую обезличивающую очередь за сомнительными дефицитными благами, сами расписываясь в своей экзистенциальной несостоятельности.

Это куклы социализма, живущие во время омассовления и стирания индивидуальных черт, потому прыжок в рыночную свободу, сомнительную в своей поверхностности, не дающую ничего кроме вещественного изобилия, ставит их обездушенные идеологией тела перед реальностью биологической борьбы за существование, не скрывающей за собой уже никаких идей: «всеобщая демобилизация», «конец истории», «эра тотального гедонизма» суть колоссальный в своем масштабе метафизический вакуум.

Насыщаясь суррогатами, герои «Обеда», как симулякры, уродливые барочные двойники, превращают пожирание предметной среды в пародийное соревнование, при этом четко сохраняя координаты своей социальной принадлежности. Утонченный богемный сноб и нищий маргинал — две личины современной культурной жизни делят между собой жилое пространство, до поры, до времени обращая свою агрессию лишь на окружающие вещи, однако, уничтожив их, начинают рассматривать как добычу уже друг друга. В этой небольшой миниатюре Шванкмайер пытался запечатлеть не только общественные условия раннего капитализма в бывших соцстранах, период так называемого «первоначального накопления», известный своей варварской неистовостью и наглым имморализмом, но, воссоздав в новом историческом контексте антиконсюмеристскую концепцию «Большой жратвы» М. Феррери, он, быть может, сам того не ведая, едко, даже самопародийно, изобразил социальные последствия постмодернистской антропологии.

Тело, не обузданное душой, не иерархизированное, не подчиненное власти превосходящего его бессмертного начала, превращается в агрессивный механизм по уничтожению окружающего пространства. Разве поедание — не яркий и убедительный символ эгоистического присвоения внешнего мира? Поглощение как неконтролируемая экспансия, как безудержное буйство ненасытных страстей — что может быть страшнее такой экзистенциальной установки по отношению к Другому? Как бы постмодернизм не заявлял об упразднении субъектно-объектных отношений во имя новых пластичных моделей диалогического взаимодействия, все это не больше чем декларации, опровергаемые фактами окружающей жизни.

Постмодернизм как раз воплощает субъектно-объектную парадигму в отношениях между людьми в более чудовищном виде, чем прежде: ведь эмансипировав свои потребности, рассматривая их в качестве мерила своего экзистенциально поведения, я с логичной закономерностью превращаю другого в объект своих неограниченных аппетитов, насилуя его волю. Уважение к свободе Другого начинается с практически осуществленного самоограничения и никак иначе, ведь если мыслить как Ж. Делез и Ф. Гваттари, заявлявшие в «Анти-Эдипе», что сковывать аффективную жизнь посредством разума — это быть «полицейским для себя и для других», то в отношениях с другим человеком вам потребуется уже реальный полицейский, потому что ваш квазидиалог закончится весьма плохо для того, кто станет вашим завтраком, обедом или ужином, в переносном смысле, конечно.

Нарушенная целостность человеческого тела, понимаемого уже как некая неорганизованная дискретность — тема третьей части «Еды». Гастрономическая булимия становится образом фундаментальной ненасытимости человека вещественной средой и вынужденного вследствие этого пожирать самого себя. То, что люди никогда не смогут успокоиться, насыщая, подобно блудному сыну из евангельской притчи (Лк. 15, 11—32) свое чрево рожками для свиней, — идейными и материальными суррогатами, говорит о том, что их голод имеет природу метафизическую и может быть утолен лишь в горних сферах. Человек, отступивший от Бога и вставший на четвереньки, чтобы есть грязь у себя под ногами, никогда не насытиться.

Спаситель говорит: «Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира» (Ин. 6:51), но вряд ли эти важнейшие слова об экзистенциальной необходимости для человека Евхаристического общения с Христом, скажут что-либо современным людям, которые не слышат ушами и не разумеют сердцем (Мф. 13, 14—15). Таковы неутешительные плоды расчеловечивания человека в современном мире, процессов, узаконенных постмодернистской антропологической парадигмой, которую в анимации представляет Ян Шванкмайер. И сколь бы талантлив он не был как мультипликатор и скульптор, зверская деструктивность его работ говорит сама за себя: отрицая наличие в человеке бессмертной души, но на самом деле делая ее земляной и вещественной, растлевая ее страстной привязанностью к чувственным предметам, вы вынуждены страдать от ее ненасытной, инфантильной, эгоистической алчности, не знающей ничего кроме своих гипертрофированных потребностей.

Своей «Едой» Ян Шванкамайер глубоко затронул мое сознание и возбудил голод к сюрреализму в кино. Три маленьких фильма в одном, о трех главных составляющих потребностей человеческого бытия: Завтрак, Обед и Ужин, продемонстрированных путем трех классовых неравенств. Причем, чем ближе к ночи, тем заможнее и прожорливее становятся персонажи.

В первой части — Завтрак, нам демонстрируется то, как человек низшей прослойки общества, обычный простолюдин сосуществует среди себе подобных: и на лицо то разные — однаковы в быту. Можно проследить и процесс взаимоиспользования друг друга в целях пожрать-выжить(именно в такой, грубой, форме преподносит нам это Шванкмайер).

Вторая картина — Обед, более притягательная своей атмосферой и происходящим. Двое, с виду приличных, мужчин за столиком в ресторане дожидаются обеда. Тот, что постарше, ухоженней и уверенней в себе задает тон процессии, демонстрируя правила этикета за столом — второй пытается ему подражать, достаточно уверенно и неудачно, демонстрируя яму в междуличной сущности. После игнорирования официантом они приступают к трапезе, поедая подручные предметы. Первый — сильный и богатый ворует идею(во время потребления цветов), второй — слабый, опосле пытается играть в наганяй, повторяя весь процесс поглощения обуви, одежды, приборов за первым. В конце, обманув второго, оставив без приборов и одежды прижатого у стены(оставшись сам без одежды но с вилкой и ножом), первый проглатывает и его.

При просмотре этой части восторжение разума не имело границ — это же мы! Сильный жрёт, и съедает слабого и что тут добавить.

Третья короткометражка — Ужин. Такая себе эпитафия к первым двум частям — завершение сложного дня(фильма). В ней видим прожорливого мужчину, явно ни в чем себе не отказывающего, который накладывает целую кучу всяких вкусностей себе на тарелку, но основным блюдом является рука — именно та, левая, с золотым кольцом, которая отсутствует и заменена на протез у самого мужчины. Далее быстрыми кадрами о том, как спортсмен-инвалид ужинает своей ногой, девушка — грудью, а толстый волосатый страдающий дзеркальной болезнью мужик к пивку отужинает половым членом, скорее всего тоже собственным.

В третьем фильме увидели ещё чуть-чуть того, как человек сам съедает себя — саморазрушение, независимо от материальных благ, способа и уровня жизни, профессии.

Но, я думаю, что такое искусство сюрреализма надо обязательно смотреть и выносить мораль лично для себя.

9 из 10

Чем глубже погружаешься в творчество чешского режиссёра, сценариста и художника с большой буквы, работающего в жанре сюрреализма, тем больше поражаешься безграничности горизонтов его фантазии и умению излогать глубокие философские мысли своим неповторимым языком, понятным без переводчика людям различных национальностей. Его киноработы обычно не содержат диалогов в их прямом понимании, разве что закадровый текст, звучащий в тех местах, где он необходим чисто в служебных целях, соединяя отдельные части повествования. Ян Шванкмайер считает своими учителями Сальвадора Дали, Рене Магритта, Луиса Бунюэля и ряд других, не столь известных обычному любителю кино художников-сюрреалистов. В свою очередь, его учениками признают себя Тим Бёртон, Терри Гиллиам, Братья Куай… При всём том, его стиль не спутаешь ни с одним из владельцев вышеназванных громких имён, он абсолютно узнаваем.

Короткометражный фильм «Еда» снят ровно по середине между двумя его полнометражными картинами «Алиса» и «Конспираторы наслаждений». Рухнул железный занавес, первыми отошли от СССР страны Варшавского договора, включая родную автору Чехословакию, разделённую на две части, позже отошли все союзные республики, таков был печальный результат проигранной холодной войны. Шванкмайер не мог не затронуть тему тоталитаризма в своём творчестве, сделав это в первой части фильма. Картина в целом затрагивает общечеловеческие вопросы, не зависящие от идеологии. Несмотря на небольшой хронометраж фильма, уложившегося по времени чуть более, чем в четверть часа, он разбит на три самостоятельные главы: завтрак, обед, ужин. В первой части «Завтрак» длинная вереница людей «скованных одной цепью, связанных одной целью» — поесть, ждут своей очереди (одна из наиболее характерных черт тоталитарного общества), чтобы утолить голод и отдать свой долг, накормив следующего человека в очереди. Такая социальная ответственность. Небольшой сюжет, вызывающий множество ассоциаций. Сразу вспоминаются строки Николая Тихонова «Гвозди бы делать из этих людей. Крепче бы не было в мире гвоздей.» По сути эта глава идеально иллюстрирует один из основных принципов, провозглашённых строителями коммунизма «От каждого по способностям, каждому по труду». Люди видятся автору, как автоматы для вендинга, что является аллегорией механического, несвободного труда. Те неведомые глубины, из которых доставляется пища к столу, дают отчётливо понять, каково её качество. Видимо, не только в нашей стране бытовало мнение о том, что в сосиски добавляли туалетную бумагу из-за чего наблюдался дефицит последней. Ну да ладно, пора заканчивать с завтраком и переходить к обеду. Во второй части, названной «Обед», в центре внимания два героя. Один из них в цивильном костюме, при галстуке. Другой — более неформально одет, в помятом пиджаке, с модной в то время длинноволосой причёской. Если обратить внимание на детали, то в первом легко разглядеть чиновника — человека системы, а во втором — человека богемы, судя по его способности видеть красоту в обычном цветке. Но вскоре, вследствие полного безразличия официанта к обоим клиентам, ситуация принимает неожиданный поворот, съедается всё, что окружает столь разных по началу людей. Возникает ситуация ведомого и ведущего, или манипулятора и манипулируемого. Естественно, в результате манипулятор в выигрыше, а пошедший на поводу человек искусства обречён на проигрыш. Этот сюжет — жёсткая сатира на общество потребления с его неуёмными аппетитами, влекущими уничтожение всего и вся, включая и человека. Настала пора «Ужина». В этой части зритель видит продолжение всё той же темы неумеренных аппетитов человечества, на примере его отдельных представителей, но помимо этого главной темой третьей части является обманчивая привлекательность и пьянящий вкус еды, усыпляющий бдительность. Чрезмерное чревоугодие весьма опасно для здоровья. Поглощая в огромных количествах солёную, сладкую, жирную пищу, человек неизбежно наносит удар по тем или иным частям своего тела, а по чему бьёт пиво, зритель увидит в самом конце. Потому автор и заменяет на тарелках трапезничающих граждан обычную еду на части их тел.

Конечно же, этим не исчерпываются все смыслы, вложенную в картину. Еда здесь выступает мерилом всего, некой универсальной валютой и с этим не поспоришь. Ян Шванкмайер в фильме с участием живых актёров применил технику покадровой съёмки, свойственную анимационным фильмам, но от этого кино не стало мультфильмом, да и не любит он когда его называют мультипликатором, поэтому -это кино с элементами анимации. Впрочем, как не назови, его художественная ценность ничуть не пострадает. Отличный фильм, расширяющий горизонты сознания.

10 из 10

Это удивительный фильм. Как ярко показана способность человека превращаться в животное, когда он хочет есть.

Фильм состоит из 3 историй — «Завтрак», «Обед», и «Ужин». Как по нарастающей, проявляются все человеческие пороки, связанные с чревоугодием, желанием набить себе брюхо. В начале показано, на что способен человек, чтобы насытиться, под конец фильма — то, на что индивидуум способен, чтобы удовлетворить свой аппетит, свои вкусовые рецепторы.

Когда приближаются большие праздники, которые влекут за собой «обжираловку в темноте», я сажусь и смотрю этот фильм.

И всем советую.

10 из 10

Короткометражка о «еде», состоящая из трёх трапез (Завтрак, Обед и Ужин), каждая из которых наполнена неким тайным посылом.

Предполагалось, что это будет просто ролик про «большую жратву», к которой товарищ Шванкмайер питает большую симпатию. Но оказалось всё не так очевидно. Пища в ролике хоть и присутствует, но на повестке дня скорее разные теории и домыслы о её пользе и вреде.

Первая история, самая для меня непростая, про человека автомата, выдающего фаст-фуд, чтоб тот, кто заплатил за еду, в итоге занял его место. Возможно имеет место быть в этом какая-то гротескная подоплёка, типа укора в сторону общества потребления. Ну а почему бы и нет. Даже Моби в своём клипаке про кентукийского петуха высказывался на эту тему. Лишний раз напомнить не повредит.

Второй приём пищи знаменуется двумя посетителями ресторана — солидный дядька и расхристанный панковатый пацан — к которым никак не подойдёт официант, чтоб принять заказ. И они с голодухи начинают закусывать тем, что «бог послал». Я, признаться, немного удивлён, как режиссёр через такую, казалось бы, обыденную ситуацию передаёт идею чуть ли не фашизма. Сильный жрёт слабого, как говаривал герой Чака Паланика, «не самое точное определение, но это первое, что приходит на ум».

Третий эпизод тоже отнюдь не прост, и по сути бессюжетен. Так сказать, про любителей всяких деликатесов. Трактовать его, в принципе, можно по-разному. Мне лично представляется это пожирание сисек и «ляжек лыжника с картошечкой и лучком» эйфорией от приёма пищи, заменяющей депрессию по поводу немощных конечностей. Уверен, кто-нибудь завернёт и покруче.

В целом, понравилось даже больше «Конспираторов наслаждений». Как раз то, что нужно. Теми же средствами быстро передана коротенькая и чуть более доходчивая история о философии питания.

10 из 10

Еда — это то, с помощью чего мы живём, то, что живёт с помощью нас и то, что живёт за счёт нас, ведь ради неё мы и живём. Можно сколько угодно отрицать, что еда управляет миром, можно с пеной у рта утверждать, что есть на свете куча других вещей, на которые можно и нужно обратить внимание… Но вот дискуссия о набивании желудка кончается, следует короткий перерыв, и враждующие стороны идут… правильно, есть. Поглощать вкусности, дабы потом с новой силой спорить о том, что чтобы похудеть, нужно просто отказаться от чрезмерного употребления пищи.

Данная короткометражка, пожалуй, единственная в своём роде о еде в арт-хаусном стиле. Режиссёр показал нам завтрак, обед и ужин, а по возрастающей мимолётно обрисовал статусы кушающих людей. Вспомните, кто смотрел: в «Завтраке» речь идёт о человеке-автомате, который выдаёт сосиску с горчицей и какой-то напиток, заплати ему определённую сумму. Поев, индивидуум становится на место автомата и выдаёт ту же самую еду третьему, пока ждёт очередь. Самый скорый и дешёвый способ насытиться.

Потом мы становимся свидетелями сцены, где богатый и бедный почуют в ресторане, а официант, не замечая их, всё время пробегает мимо, отчего оным приходится съедать все, что они видят перед собой.

В графе «Ужин», прежде чем провести экскурс по людям-самоедам, нам показывают самого богатого, жирного от своего положения господина, усердно накладывающего в блюдце с собственной рукой всяческого гарнира.

В общем, знакомство с Яном Шванкмайером прошло на «хорошо», потому что мне не совсем удалось постичь, что хотел всем этим донести режиссёр. И не мультфильм это совсем — просто некоторые моменты явно пластилиновые, ибо сожрать стул за один присест невозможно. Явно на любителя, хотя пусть кажущуюся, но гениальность, отрицать не могу.

После просмотра наблюдается отвращение к еде в целом и к самому себе в частности. Иногда бывает полезным…

7 из 10

Культ еды и вообще кулинарно-кормового идола витает в небесах. Что уж говорить, даже люди на вопрос о самых главных вещах в их жизни вставляют обязательно: «вкусная еда». Василий Уткин на программе «Что? Где? Когда?» на вопрос ведущего о трёх главных китах его жизни ответил в такой последовательности: «Еда. „Что? Где? Когда?“, футбол». Искусство складывать из продуктов что-то не столько даже вкусное, сколько обязательно красивое, мне кажется, существовало во все времена. Но об этих вещах начинаешь думать не до, а после просмотра короткометражки Яна Шванкмайера с неприхотливым названием „Еда“».

Режиссёр построил своё кино очень интересно. В самом начале на зрителя обрушиваются сотни кадров со всякими вкусностями. Признаюсь, слюнки потекли от такого многообразия. Затем первый этап — «Завтрак». Грязная мрачная комнатушка, грязный стол, простой человек за столом, у которого можно «купить» небольшую порцию фастфуда, тем самым освободив человека, но взамен стать таким же контейнером для вновь вошедшего клиента. Напрямую вроде бы ничего криминального не сказано, не раскрыты все секреты еды, насколько она вредна, насколько опасно есть почти все продукты, как всё это радостно рассказывает еженедельно «Первый Канал». Но после «Завтрака» на вновь появившиеся кадры с едой смотрится уже недоверительно. Уже её не хочется. «Обед» усиливает впечатление, рассказывая о том, что человек готов в момент голода жрать всё. На память приходят строчки из сказки Леонида Филатова: «Что не просит — он в гостях. Всё неси ему в горстях. Чай, у нас нехватки нету ни в фарфоре, ни в гвоздях». Но Ян Шванкмайер показывает и крайнюю сторону такого аппетита. Пожирание друг друга. «Раньше у нас было время, теперь у нас есть дела: доказывать, что сильный жрёт слабых, доказывать, что сажа бела» пела группа Наутилус Помпилиус. Вот на обед сильный мира сего, состоятельный, успешный, обманув бедного простака, видимо, съедает его, ибо не в силах он утолить свой голод.

Третья и последняя часть может быть рассказывает о самопоедании. Возможно, она рассказывает об уничтожении чего-то важного. Ведь пожилой аристократ съедает руку, спортсмен, может быть футболист, съедает свою ногу, элегантная дама с маникюром свою грудь, а человек, живущий только пивом и размножением съест что-то тоже очень важное. То есть они съедают то, что судя по всему, является важнейшей частью их жизни. Ведь не случайно ногу на блюде готовится поглотить именно человек в спортивной майке. Что это? Нераскрытые таланты, которые были сожраны «хозяином», может быть, это неумение хранить то, что принесло успех, поедая это, как только настаёт голод.

Смотреть на мелькающие вкусности между «Завтраком», «Обедом» и «Ужином» уже становится невмоготу. Пропадает к ним доверие. Пропадает вожделение к еде, пропадает какая-либо заинтересованность. Хотя спустя несколько часов после фильма всё так же с аппетитом уплетается куриная ножка с картофельным пюре, политая соусом.

10 из 10

В «Еде» Шванкмайер ведёт свою любимую пугающую игру с предметами, людьми и пространством. Получается до дрожи образно.

Фильм смачно демонстрирует абсурдность нашего существования. Мы готовы с наслаждением «поедать» (= потреблять) всё, что только попадет к нам под нож: еду, предметы живой и неживой природы, друг друга и даже свои собственные достоинства. Наше современное Постсоветско-СШАшно-Европейское общество живет по законам всеобщего всеобъемлющего потребления, стращает Шванкмайер. Очевидно, все потребленное нами основательно перерабатывается и на выходе почти никуда не годится, но нас это немало не заботит. Мы в пожизненном рабстве у своих потребностей.

Лично мне больше всех понравилась вторая короткометражка. В ней самые выразительные герои: «Лидер» и «Лузер». «Лидер» инициативен и хитер, он с легкостью находит, чтобы такое ещё пустить в расход. Ему даже удается довольно долго сохранять благопристойное выражение лица. «Лузер» внимательно, завистливо следит за действиями «Лидера» и опасливо, но торопливо копирует их. Наивный! К концу обеда лица обоих людей теряют благообразие (в конечном счете, какая разница: руками ты ел или столовыми приборами?), а «Голодранец» к тому же получает последний в своей жизни урок: потреблять надо по средствам, не съедая последнюю возможность продолжать в том же духе, а иначе более опытные расчетливые дяди слопают тебя живьем.

Я боюсь Шванкмайера, но не любить его не могу.

9 из 10

Помнится на меня произвела неизгладимое впечатление эта короткометражка Шванкмайера. Можно даже сказать, что с тех пор я его полюбил. Вот именно такого в кино мало. Утверждать что такого вообще нет, не буду, но Шванкмайер занимает очень интересную нишу.

А про «Еду» могу сказать, что она действительно поражает. Визуализация настолько потрясающая, что ты погружаешься полностью в этот, не очень я бы сказал приятный и даже отвратительный мир. Я её смотрел примерно год или даже два назад, но образы живы до сих пор.

Шванкмайер исследует феномен еды в современном обществе. Еда — это ведь то что идет через столетия, причем не только человеческой истории, а истории эволюции вообще. И вот наконец настало наше время. Мы готовы есть не только еду, но и друг друга, а в конечном счете и себя самого. За удовольствие мы готовы платить невозможную цену…

Да уж великолепное произведение, оригинальное во всем от подачи, до содержания. А последний эпизод, если честно, заставил меня даже аплодировать монитору, в пустой комнате. Ну а потом на еду я стал смотреть совсем иначе, и сейчас этот взгляд не прошел. Да и ожидание заказа в кафе, когда напротив тебя кто-то сидит, стало совсем уж каким-то пугающим и сюрреалистическим. Последние ощущение уже прошло, но вот увидел фамилию «Шванкмайер» и все, опять буду кушать дома и желательно в одиночестве.

P.S. Тема еды всплыла у Шванкмайер в его Полене, но это уже совсем другая и полнометражная история.

9 из 10