Голос луны (1990)

Свой последний фильм «Голос Луны» мастер снимает по книге, оттого он представляет собой более связное повествование, чем обычно. Как правило, поклонникам режиссера эта лента не нравится, а вот те, кого нельзя отнести к феллиниманам, от нее фанатеют. Однако, попытка выпустить «Голос Луны» в повторный прокат к столетию постановщика успехом не увенчалась, не то что выпуск «Сладкой жизни» и «8 1/2». Спорным можно считать и утверждение, что перед нами творческое завещание режиссера, потому, скорее всего ближе к истине мысль, что «Голос Луны» - не шедевр, но и не проходной фильм. Рассказывая истории чудаковатых, эксцентричных персонажей в исполнении Бениньи, Вилладжо, а также множества эпизодически появляющихся на экране фриков, Феллини колеблет зрительское представление о норме, соглашаясь по сути дела с тем, что она – достояние, прежде всего обывательской серости.

Герой Роберто Бениньи – один из самых прекрасных психологических портретов за всю его карьеру, начисто лишенный чрезмерной экспрессивности этого актера и сделанный на полутонах, он воплощает собой образ стихийного поэта, замечающего красоту и смысл даже во внешне абсурдных предметах и деталях. В схожей манере выполнен и персонаж Паоло Вилладжо (бессмертный Фантоцци!), несколько сатирически шаржированный тип обывателя-параноика, видящего повсюду вокруг заговоры и врагов. Что же касается как всегда сочной феллиниевской массовки, то она за редким исключением, вопиюще нормальна, хотя и колоритна, среди нее попадаются порой весьма интересные (как всегда у Феллини) экземпляры, например, братья рабочие, поймавшие Луну посредством ухаживания.

Несмотря на клинически верную картину бреда своих персонажей, что, видимо, заслуга первоисточника, Феллини делает своих чудаков вполне безобидными для общества (исключая агрессивного героя Вилладжо), однако, они обречены на одиночество, ибо наделены чрезмерной фантазией, делающей их больше неспособными к коммуникации солипсистами, чем обычными людьми. «Голос Луны» долгое время остается непонятным, пока один из героев не сравнивает Луну с женщиной, и сразу зов Луны, лунатизм, эксцентрика героев картины предстает как ответ на зов Вечной Женственности (а разве не ответом на этот призыв можно считать и все творчество Феллини?!). Два часа экранного времени смотрятся не то чтобы с интересом, но и без видимых усилий, хотя видно, что данный фильм дался маэстро тяжелее обычного.

Это, видимо, связано и с экранной адаптацией – жанром, в котором мастер давно не работал, и с ускользанием смысла в новой, такой непонятной для мэтра реальности, в которой он отождествляет себя скорее с эксцентрически фантазирующими старомодными персонажами Бениньи и Вилладжо, чем с массовкой, танцующей под Майкла Джексона. В данной сцене массовых танцев устами персонажа Вилладжо Феллини высказывает всю свою неприязнь к новому времени, времени телевидения и поп-звезд, в котором редко происходят странные карнавалы вроде конкурса «Мисс Мука». В основном же это мир, оккупированный образами, которые создали не мы, то есть созданными за нас большими и чуждыми нам социальными институтами. «Голос Луны» - это, безусловно, прощание с кино и с жизнью, с миром, в котором фантазия маргинализированна и приравнена к болезни, мир, который еще не погиб потому, что в нем остались поэты-одиночки.

Подводя итоги нашего пространного погружения в фильмографию Федерико Феллини, скажем лишь еще одно последнее замечание: всегда маэстро Феллини с его жизнелюбием и неудержимой фантазией был маргиналом в кинематографе, хотя параллельно с ним творили такие визионеры, как Кен Рассел, например, или такие витальные художники, как Иржи Менцель. Однако, всегда Федерико Феллини оставался один, когда создавал свои миры, один даже в самой насыщенной массовке, в каждой, кажущейся теперь с экрана хаотичной съемке. Одиночество – это удел любого гения, забравшегося высоко, тем более так высоко, как Феллини. Тем не менее, его жизнерадостное художественное мышление продолжает жить и давать плоды в лентах таких его эпигонов, как Эмир Кустурица. Хотя даже, несмотря на это, даже если бы он остался без последователей, мы бы все равно смотрели его фильмы, такие причудливые и такие родные.

Главный герой Сальвини безумен, но неистово жив внутри! Мертвых он воспринимает как живых людей. Безумие ли – эта безотчетная вера в торжество жизни над смертью? Безумие ли – вопреки здравому смыслу настолько любить жизнь?

Сальвини ищет проход в «иной мир» – то же, что и сам режиссер, находящийся в предсмертном состоянии. Но сам герой молод, потому что молода душа самого Феллини. Она отчаянно разыскивает выход в иное жизненное пространство из одряхлевшего тела.

Безумие ли, что перед глазами героя буквально воскресают яркие образы детства? Пожалуй, да… но какое счастливое!

– Я же женщина разумная, – говорит одна героиня фильма.

– Да, тогда и впрямь беда, – отвечает ей другой.

Так называемая «разумность» – это конформизм, слепое «поглощение» точки зрения большинства. Настоящая же разумность – это смелость и умение мыслить вне рамок эпохи.

Одинокий скиталец Сальвини, находящийся в поисках неподдельной человечности, – как раз такой «неразумный» человек. Это бесславный Дон Кихот, оружие которого – искательная доброта. Своей наивной чистосердечностью он напоминает вечную музу Феллини – Кабирию.

Даже стиральную машину, неживой предмет, другой такой же «безумец» воспринимает как живую. Он дает ей ласковое имя – «прачка Мария». Разве не в этом сердцевина человеческой жизни? Очеловечивать и оживлять неживое. Кому-то очень хочется, чтобы это считалось безумием, и нужно, чтобы человек это не умел.

Ведь такое творческое восприятие жизни имеет непредсказуемое влияние на поведение человека. А, стало быть, его будет невозможно «держать в стойле» с помощью потребительских «условных рефлексов», что опасно для нынешнего порядка вещей.

– В жизни каждый должен иметь призвание, – мечтательно говорит один безумец другому.

И действительно, каждый имеет на это право. Но станет ли такой «подарок» достоянием масс? Ведь с точки зрения экономики, человек – не больше чем налогоплательщик, содержащий бюджет; батарейка, своими энергозатратами питающая аккумулятор государственной машины.

Так называемый поиск человеком «себя» – это вероятная угроза обрушения этой конструкции.

Экономика встанет, если этот поиск обретет массовый характер, если он будет происходить вопреки всему.

Вопрос жизни сменится вопросом выживания. Соответственно, информация об этой «батареечности» должна быть либо дискредитирована, либо изъята из обращения.

Но жизнь по Феллини – это не сухой экономический расчет. Это музыкальная симфония, полная волшебства. В нашей повседневности глушится умение слышать тонкие струны жизненной игры. Но Феллини открывает зрителю глаза, учит его тщательно вслушиваться в каждое мгновение.

В каждом моменте, считает Маэстро, – непостижимая магия жизни: бесконечный источник внутренних человеческих сил, его творческий и волевой потенциал. Его надо усердно улавливать. Неистово хвататься руками как за воздушный шар, улетающий в небо.

– Нововведения должны соответствовать духу традиций – говорит один из героев фильма. Трудно поспорить с этим высказыванием.

Малая, но важная тонкость состоит лишь в том, что это соответствие невозможно, когда традиционные регуляторы жизни бессильны сдержать ураганный ветер перемен. Это мы и наблюдаем в одном из прошлых картин Феллини – «Джинджер и Фред».

Главный герой – «лишний на этом» торжественном «празднике жизни». Но он так усердно ищет в нем свое место, что и вовсе думаешь, что этот праздник к нему несправедлив. С его открытой миру душой!

Сальвини пытается услышать свой внутренний голос. Он ищет утерянное счастье, бывшее под носом, – самое драгоценное счастье на Земле. Он все время возвращается к колодцам, не столько, чтобы опуститься в них, сколько затем, чтобы опуститься вглубь себя.

А придя на концерт, Сальвини спустя 10 лет будто вернулся в «Город Женщин», но в обличье переродившегося Снапораза. Теперь он увидел в них не объект потребительской сладости, а предмет высокого восхищения – собирательный образ загадки жизни, затаенный в их красоте. Просияв от блаженного осознания, он твердит: «Вы все одна!».

«Голос Луны» снят как мечтательный и сладкий сон, которому хочется стать явью. Чем старше становится Феллини, тем более фантазийно говорит его киноязык – на стыке реализма и сюрреализма, художественного и документального повествования.

Все это сходится в одной точке. С наступающей старостью Маэстро все живее стремится просто созерцать мир, восхищаться многообразием его красок, умозрительно сосредоточить в себе его необъятность.

На закате своей жизни Феллини пытается вернуть себе детский взгляд на мир. Хочет заворожить себя навсегда. «Прививка от цинизма» — так можно охарактеризовать эту картину. Это послесловие режиссера на его старости лет, когда цинизм практически неизбежен.

Маэстро считает, что современному человеку необходимо «встряхнуться», отказаться от роли биомеханического «винтика», стать Творцом. Человек на то и человек, считает Феллини, чтобы иметь в своей жизни право на чудеса, стремительно уходящие у него из-под носа.

В критической ситуации, выходящей за рамки обыденной жизни окружающих главного героя «заурядных людей», оказалось, что они — те же глупые дети. Но Сальвини, в отличие от них, просто не напускает на себя «взрослость». Ему нет дела до этой ширмы, поэтому он не стесняется блуждать.

В жизни каждого человека должно произойти событие, переворачивающее с ног на голову всю его жизнь. Только это вырывает его из оков. Только так он может творчески и полноценно жить, считает Маэстро.

Пабло Пикассо говорил: «Каждый ребенок — художник. Трудность в том, чтобы остаться художником, выйдя из детского возраста. Чтобы рисовать, ты должен закрыть глаза и петь».

— Радуйтесь и смотрите на мир открытыми глазами. И делайте это тем усерднее, чем старше вы становитесь. Так душа молодеет, когда тело дряхлеет. И так она обретает бессмертие, — вот что говорит этим фильмом Феллини.

Таково его посмертное завещание человечеству.

Завещать человечеству ежеминутные радость и счастье, оставить после себя галерею картин, наполненных живописью человеческих внутренних миров.

Прощаясь с этим миром, Феллини уходит в тот потусторонний мир, который он создал в своем кино. Его жизнь после смерти – это его полет среди неиссякаемого множества человеческих мечтаний, переживаний и грез.

Услышать «Голос Луны» – значит внять не столько внешнему зову, сколько своему внутреннему голосу, призывающему к исполнению своей творческой миссии. Название фильму дано не случайно, потому что лишь наедине в ночи с Луной человек, уединившись, становится собой.

10 из 10

1990. Италия, Франция. Режиссер Федерико Феллини. В главных ролях: Роберто Бениньи, Паоло Вилладжо.

Иво Сальвини любит гулять по ночам. Потому что он — лунатик, который слышит голос Луны. Во время своих прогулок он попадает в разные места и в разные общества, везде оказывается к месту, но нигде не чувствует себя своим. Иво не пытается услышать или понять голос Луны: ему достаточно просто слушать. И это его отличает от всех остальных.

Феллини со свойственной ему иронией и печалью рассказал в своем последнем фильме о поэтическом и немного сумасшедшем мире мечты. По мнению кинокритика Сергея Кудрявцева, «Голос Луны» — «духовное завещание накануне предчувствуемого ухода в далёкие пределы». И не стоит суетиться, разгадывая его. Кстати, сам Феллини признавался: «Чтобы не выглядеть сумасшедшим в глазах большинства, мне надо было стать кинорежиссером. Прелесть этой профессии в том, что тебе позволено воплощать в жизнь свои фантазии».

Режиссер, как и герой фильма в исполнении Роберто Бениньи, считал фантазии равнозначной частью реальности. И достаточно присмотреться к своему прошлому или оглянуться вокруг, чтобы убедиться: творческих, талантливых людей, в которых есть яркая индивидуальность, всегда считают безумцами, не от мира сего, со странностями. Да, они такие с точки зрения здравомыслия, коллективного конформизма, который всегда стремится унифицировать личность.

«Безумцы — личности, и каждый одержим чем-то своим. Мне кажется, что здравомыслие — это умение выносить невыносимое, жить без эксцессов», — говорил Феллини. У героев его последнего фильма жить без эксцессов не получается.

8 из 10

«Голос Луны» привлек меня не столько именем режиссера (я не считаю, что все фильмы Феллини однозначно гениальны, и каждый из них требует безусловного внимания), сколько описанием, обнаруженным в Википедии. «Народная энциклопедия», со свойственной ей скупостью (а эта скупость, как правило, особенно заметна в ее описаниях интеллектуального кино) отражает сюжет так: В фильме рассказана история лунатика Иво Сальвини, который любит гулять по ночам. Он оказывается в различных неподходящих местах и наблюдает за разными людьми. При этом он часто вспоминает свою бабушку. Сальвини попадает в одно недоразумение за другим, но это его не расстраивает — ведь он уже немного сумасшедший.

Описание, прямо скажу, мне не понравилось — когда некто использует подряд слова «различный» и «разный», мне совсем не хочется верить в то, что герой фильма действительно — «немного сумасшедший», а вот в умственных способностях пишущего подобное я начинаю сомневаться. Думаю, если бы автор аннотации не сдерживал себя, но писал то, что думает на самом деле, он высказал бы нечто вроде «Фильм — тоска. Все герои больные. Не досмотрел. Ни о чем», и, конечно, допустил бы множество ошибок в написании использованных им же слов.

Кстати, сейчас подумалось, что по схеме автора можно пересказать любое произведение, причем в некоторых случаях ознакомившись лишь с обложкой диска — картинки, к примеру, тоже нередко дают варианты интерпретации. Беда в том, что подобные «анализы» желательно сразу складывать на полочке около унитаза, а не размещать в энциклопедиях.

Разумеется, дурное описание сюжета фильма лишь подогрело мой интерес к нему. А два часа, которые продолжался фильм, я провел с чувством возрастающей радости от того, что он мне попался.

Итак, является ли фильм «историей лунатика Иво Сальвини»? Можно, конечно, сказать и так. Но это все равно, что сказать, будто роман «Братья Карамазовы» — приключения Алеши Карамазова и его друзей. Иво Сальвини, разумеется, один из главных героев фильма, но именно один из, но никак не единственный. По сути, любое его взаимодействие с каждым персонажем фильма превращает последнего в равнозначную Сальвини фигуру. Сальвини словно наполняет смыслом все то, с чем встречается, что видит и что осмысливает. Достаточно вспомнить Анжелину — танцующую девушку-панка, которая начинает существовать только в те минуты, когда ее пути пересекаются с путями Иво, или каждого из братьев Мичелуцци, которые все окружающее видят глазами Сальвини. Собственно, и любовь Сальвини — Альдина, если вдуматься, обретает смысл своего существования только тогда, когда он думает о ней или видит ее. Трудно представить ее «живущей на белом свете», если там же нет Иво. Он недаром неоднократно сравнивает ее с Луной — как и Луна, Альдина становится Альдиной в тот момент, когда о ней заговаривают. Можно сказать, что фильм, скорее, о том, как Сальвини превращает мир несуществующий в нечто реальное, нечто такое, что становится миром сущего, а не мыслимого.

Равнозначной, но совершенно иной фигурой в фильме является Гонелла, в исполнении Паоло Вилладжо, актера настолько же блистательного, насколько и неверно оцененного российскими зрителями. Для России восприятие Вилладжо, как правило, зациклено на Уго Фантоцци, но эта его роль лишь приоткрывает его возможности. Истинную трагедийную мощь таланта Вилладжо, скорее, можно увидеть в фильмах»… Прекрасная страна» (1977), «Дорогой мамочке в день ее рождения» и еще более многогранном фильме «Дорогие проклятые друзья» (1994), о котором я еще напишу в скором времени.

На мой взгляд, Гонелла — это Феллини, причем Феллини потаенный, непроизносимый, спрятанный, возможно, даже от самого себя. Пусть этот герой, с точки зрения общества, в котором живет и Сальвини, и сам Гонелла, сумасшедший, но его сумасшествие — не болезнь, а единственный выход из ситуации, в которую попал окружающий мир. За Гонеллой никогда не прилетит Инопланетянин, как он прилетает за героями совершенно другого фильма — «Суп из капусты» с де Фюнесом и Жаном Карме. Гонелле просто некуда деться, чтобы спасти себя и то, что он привык сознавать родной реальностью. Наверное, именно поэтому так пронзительно больно и одновременно приятно видеть его танец со своей скрываемой ото всех любовью посреди воплощения современного мира — многолюдной дискотеки под музыку Майкла Джексона. Эта музыка ему настолько чужда и кажется настолько дикой, что не воспринимается ничем иным, кроме шума, причем шума навязчивого и деструктивного. Отсюда и его слова о том, что подобное может нравится только тем, кто никогда не слышал скрипку, и просто не умеет слышать ее. Интересно то, что вальс в исполнении Гонеллы и его спутницы выглядит много реальнее толпы, которая продолжит пляски под Джексона после того, как Гонелла его закончит. Вернет сущность музыке Джексона, кстати, именно Сальвини, который именно посреди дискотеки выведет некий абсолют Альдины, воспримет ее в каждой женщине, которую видит, а заодно вернет и этой ипостаси мира право на существование.

Оказывается ли Сальвини в неподходящих местах? Нисколько. Сама реальность не очень подходит для Сальвини. Его мир ближе к Андерсену, присутствие которого чувствуется на протяжении всего фильма. Вообще, было бы чудесно увидеть Роберто Бениньи в роли датского сказочника — по-моему, он смог бы сыграть его как никто другой. Интересны его диалог с Луной, зов колодцев, которые постоянно манят Иво внутрь его же собственного Я.

Можно ли сказать, что Иво «немного сумасшедший»? Нет! Наоборот, именно Сальвини с Гонеллой — единственные абсолютно нормальные люди, совершенно лишенные всего того, что готов дать и активно навязывает человеку безумный современный мир.

Интересна последняя фраза фильма, произносимая приближающимся к колодцу Сальвини: «И все-таки, я думаю, что если бы было потише, если бы все мы побольше молчали, может что-то и поняли бы…». Последняя фраза последнего фильма Феллини.

А вот ходить одновременно по двум берегам — это, наоборот, упражнение, к тому же очень нелегкое.

Часто можно увидеть, как начинающий маг-студент идет вдоль речки по обоим берегам сразу: он так сосредоточен, что вас и не замечает. Потому что дело это тонкое и отвлекаться нельзя ни на минуту. Иначе он мгновенно окажется на каком-нибудь одном берегу, то-то будет позор!

Анри Мишо

Единственная постоянная есть в жизненном пространстве героя Бениньи — ЛУНА. Каждую ночь он наслаждается ее величием. Днем ему сложно и одиноко.

Он с трудом понимает окружающий его мир, даже тех, кто находится вблизи его.

Его ночные путешествия также нередко оканчивается конфузом — то, как люди ведут себя ночью ему сложно понять. Они находятся в разных реальностях.

10 из 10

Этот фильм очень сложно понять и совершенно невозможно и даже противопоказано анализировать!Это последний фильм великого Федерико Феллини — признанного гения и одного из самых неоднозначных режиссеров в истории кино. Этот фильм сложнее, чем многие другие фильмы Мастера — в нем заметна сильная усталость режиссера, разочарованность в окружающем мире, пожалуй, даже в своем искусстве. Этот фильм-перевертыш — порождение больной фантазии автора романа и уникального стиля повествования Феллини.

Этот фильм — сплошная иллюзия, один большой символ, малопонятный иероглиф, который заключает в себе какую-то вселенскую тайну, до которой так хочется докопаться, но знаний и ума просто не хвататет. Он полон аллегорий, то мечется между реальностью и вымыслом, на грани сумасшествия, то опускается в глубины подсознания, превращается в какой-то сон, то выскакивает на поверхность, вдруг разражаясь целым градом сатирических зарисовок современной жизни.

Это даже не эксцентрика, свойственная всем фильмам Феллини, это сюрреализм. Фильм похож на полотна Дали — такой же призрачный и ирреальный. Герои фильма — настоящие «лунатики» — полушизофренники, больные люди, выпавшие из течения обычной жизни, «другие», которым чуждо все на этой Земле. Их зовут голоса Луны, голоса, раздающиеся из колодцев и пустых комнат. Все так странно в их мире — он весь такой фальшивый, мир комплексов, страхов, боли. Хотя, если задуматься, реальный мир болен еще больше, чем мир этих странных людей.

Страных людей сыграли Паоло Вилладжо и Роберто Бениниьи. Выбор для Феллини странный — буфонный Вилладжо и гротескный Бениньи. Но мастер не ошибся — Вилладжо совсем забыл об образе Фантоцци и сыграл настоящего «лунатика» и Бениньи совсем не переигрывал. Впрочем, все актеры здесь, кажется, не более, чем куклы в руках кукловода.

Это действительно кино — мифическое и многопластовое, это таинство, которое надо познавать постепенно. Это даже ритуал, от которого я далек, но постараюсь приблизиться.

Что хотел сказать Феллини своим фильмом? Не имею понятия. И вряд ли кто-то сможет просто взять и ответить на этот вопрос. Каждый сможет найти в этом что-то свое. А может и не найти. Главное, что у него было, что сказать, и он говорил это — своим языком, непонятным, странным, оригинальным, другим языком, который нам еще предстоит до конца разгадать.