По 206-й... (1989)

Едва ли не самая удачная экранизация по произведениям Василия Белова, «По 206—1…» лишена досадного прямолинейного противопоставления города и деревни, когда первый изображается сборищем хтонических чудовищ, а вторая — последним приютом праведников, спасающих скорее не реальную, а небесную Россию. Конечно, предпочтение сельских городским прослеживается и здесь, но выбранный материал — дурацкая пьяная выходка на самом деле беззлобного деревенского работяги в сочном исполнении Гармаша — это некий скорее не юридический, а человеческий казус. Да, пьяное хулиганство было. Да, следует завести дело и примерно наказать, но всегда ли должен торжестовать формализм, если можно взывать к милосердию, как некогда это рекомендовал еще Пушкин в «Капитанской дочке».

Перед следователем поэтому стоит сложный выбор. Не просто потому, что он постепенно понимает, что деревенский вандал не такой уж асоциальный персонаж. Ему приходится действовать вопреки круговой поруке, которая связывает тамошнего партийного бонзу с председателем колхоза, который по привычке человека, которому достаточно грозно нахмурить брови, вдруг с изумлением понимает, что кадры ему уже начинают не подчиняться, и это, конечно, типично перестроечная проблематика, связанная с ослаблением коммунистической машины на местах. Но отпустить пейзанина совсем не просто, слишком уж это напоминает компромисс с властной вертикалью. А вокруг этой истории вертится еще некоторое количество героев: от наивных до святой простоты крестьян до совсем уж омерзительных журналистов. Однако ни обличение системы, ни восхваление «корневых» героев все же не превращается в актуальный китч, карикатуру. Совершенно ясно, что двум мирам не сойтись. Абсолютно понятно, что мир деревни исчезает и растворяется. Нет сомнений, что тотальный кризис общества знаменует радикальную пересборку общества в самом ближайшем грядущем.

Выводы фильма радикально унылы. Все катится в тартарары, всюду страсти роковые и от мерзостей спасенья нет. Частный случай, деревенский анекдот превращается в эсхатологический знак и обобщающий росчерк под монументальным советским культурным текстом, который казался вечным и неизменным, но оказался разорван силами, которые крылись внутри него. Понятно, что фильм 89 года демонстрирует именно распад квазицелостной мифологии, может быть, даже вопреки воле автора.

7 из 10