Ночь страха (1986)

Африканерское кино — это некая вещь в себе, очень сильно напоминающая советский кинематограф «эпохи застоя». Зубодробительные производственные драмы, сентиментальные мелодрамы с обязательным чтением «правильной» морали, легкие комедии без всякого намека на социальную сатиру… Места жестким, а уж тем более жестоким боевикам, триллерам, не говоря уже о хоррорах, в этой оптимистичной картине мира не было. В англоязычном кино Южной Африки — сколько угодно. А вот в бурском — увольте… Здесь царил консервативный, основанный на библейских добродетелях (кто сказал — «Кодекс строителя коммунизма»?) стерильно-благостный мир. И только к самому концу эпохи апартхейда начали появляться остро-социальные критические ленты, подобные «Зеленому фактору» Кооса Рутса или «Пяти звездам» («Vyfster») Сиаса Одендааля. Ну, и таким «низким» жанрам, как хоррору и слэшеру внезапно тоже место нашлось. Правда, если подходить к первому и единственному фильму Стенли Рупа с теми же критериями, что и к его аналогам и вдохновителям (вроде «Пятницы, 13-го»» или «Хэллоуина»), то, боюсь, что положительной шкалы оценок не хватит — ниже нуля уйдет столбик. Но для национального кинематографа он выглядит пионером-первопроходцем, открывающим неведомую территорию.

Чтобы сильно не запутывать зрителя, с названием картины решили особо не мудрить: «Ночь страха» — куда уж проще и понятнее. С интригой, кстати, тоже. Личность маньяка раскрывается сразу и без обиняков. Никаких тайн и загадок фильм зрителю не предоставляет, разве что рисует (в прямом смысле этого слова) некую мистическую подоплеку пробуждения Древнего Зла в душе обычного змеелова-зулуса, которого нарисовала молодая художница, вытащив тем самым из подсознания дремавшие там первобытные инстинкты. Нетрудно обнаружить в этом нехитром повороте сюжета известный среди многих, находящихся на низкой ступени развития, народов страх перед изображением своего облика (в рисунке или на фотографии — не суть важно). На этом с мистикой и прочими превходящими обстоятельствами создатели фильма покончили, оставив лишь африканца в боевой раскраске, ночной порой выходящего на охоту на двуногого зверя. Учитывая, что время апартхейда подходило к концу, свои жертвы убивец по расовому признаку не разделял, но поскольку до окончательного торжества Нельсона Манделы еще оставалось несколько лет — активно бороться с маниаком по силам оказалось лишь отважному африканеру Стиву Вослоо и его молодой жене Катрин. Чернокожие жертвы проснувшегося злого духа могли лишь истошно верещать и в отчаянии задирать лапки.

Особенным разнообразием эта борьба не отличается — просто калька с популярных в 80-е годы слэшеров. Только, как и всякая копия на прозрачной бумаге — размытая и нечеткая. «Шорохи и скрипы» у Стэнли Рупа получались так себе, главный женский образ в исполнении Сандры Феррейры — на редкость асексуальным (впрочем, это для бурского кино — дело обычное), маньяк — совсем не страшным… Ну, разве что в главном борце со злом кое-какую харизму разглядеть можно. Чем-то он определенно напоминает Александра Михайлова в заглавной роли «Змеелова»… И не только профессией протагониста. Просто, никак невозможно убежать от сравнения африканерского и советского кино — даже кинематографии социалистического блока не были столь духовно близки между собой. В том числе и в столь «неродном» для них жанре слэшера.

Разумеется, при подобных вводных, не могло быть и речи об особой «кровавости» сцен или натуралистичности изображения насилия, но и фильмом «для младшего школьного возраста» «Ночь страха» все же не стал — при желании его вполне можно записать в «кино категории «B» и занести в соответствующий раздел коллекции. Но, конечно, сравнивать даже не с лучшими — средними образцами жанра, будет делом заведомо проигрышным. Слишком разными были исходные позиции. Слишком глубоко укоренились традиции африканерского кинематографа, чтобы сломать их одним махом. Для этого, похоже, надо было, подобно настоящим мастерам хоррора из Южной Африки Дарреллу Рудту или Персивалю Рубенсу, снимать на английском языке.