Лэм (1985)

Ублажая отца, хороший сын отдался церкви, вступив в небогатый орден, став воспитателем в исправительной школе для малолетних мальчиков, обучая их уходу за растениями и работе со столярным инструментом, положив на это годы жизни, не жалуясь папе и не чувствуя угрызений совести, будто не было поводов, пока не привели новичка.

Надоевшего до смерти, мать вручила братии больного десятилетнего недоростка, сбыв с рук обузу, подальше от греха, безразличная к тому, чем грешили наставники, потому, наверное, что и сама не была без греха, но, чтобы не брать лишнего на душу, уступила ребёнка церкви, развязывая себе руки и, будь, что будет, а что уж будет — тому и быть.

Маленький изгой с разнузданными манерами был, наверняка, не первой жертвой дисциплинарного устава, который исповедовала «священная» братва, но несправедливость к болезному всколыхнула нутро честного брата, уставшего выполнять сыновний долг и церковные обязанности, не смея бросить всё и уйти.

На счастье, вскоре папаша сам освободил сына, наконец-то отправившись с этого на тот свет, оставив крошечное наследство, известие о котором превратилось в сильный пинок, поднявший зад притерпевшегося святоши, вдохновленного примером юного беглеца, приручив которого, он под покровом ночи уходит в люди, не зная веса ноши, которой окажется жизнь приближенного к себе мальца.

Лиам Нисон совершенно точен в роли беспомощного церковного Маугли, которым стал в монашеском ордене Майкл Лэм (Michael Lamb), потеряв всякое представление о мирской жизни, наивно думая, что сможет вернуться в неё просто так, добавив к собственной жизни, жизнь чужую, на самом деле, эгоистично, подобно своему отцу, поставив её на службу своей.

Хью О’Конор безобразно мил, обращая в свою пользу дурные манеры персонажа и нецензурщину, которой пестрит его смутная речь, непринуждённо отправляясь эпилептическую отключку, и также легко возвращаясь к живому стилю, окрылённый беззаботностью детства, справедливо полагая, что взрослый сам знает толк.

Если бы так! Можно сколько угодно склонять фамилию расстриги, привязывая к ней хорошо известный библейский смысл, примеряя его к положению священника и мальчика, находя в каждом из них жертву, отданного на заклание Агнца, страдающего и вынужденного погибать. Можно посчитать неслучайным принятое Лэмом церковное имя, зная о муках, что вынес святой Себастьян. Но игру слов останавливает память, говоря цитатами об ответственности «за тех, кого мы приручили», о добродетелях и совести, поколебавшей веру, по крайней мере, он сам так сказал.

Я же скажу, что фильм безумный, как и герой Лиама Нисона. Не вижу я тут ни ума, ни сердца, хоть убей. Ничего, кроме тронувшегося после смерти батюшки, поздно прозревшего монашека, который, глядя на бедового мальчишку, решился, сбросив бремя, отправиться в бега, думая зажить, далёкий от реального дела, а потому обречённый и в отчаянии, осознав это, готовый на всё, делая жертвой безумия обоих.