Дочери Евы (1985)

На первый взгляд, «Silip» — филиппинская смесь пошлости и изображения актёрской игры. Слишком много откровенных сцен на грани эротики и порнографии. Актрисы, которые даже не стараются играть. Однако к середине фильма перестаешь обращать внимание на отсутствие игры и одноголосый перевод и начинаешь углубляться в идею. Конфликт из-за мужчины вырастает в конфликт личности и толпы, религиозности и свободы.

Думаю, фильм стоит посмотреть, хотя бы для того, чтобы сложить о нём собственное мнение. Не думаю, что «Silip» может войти в список любимых фильмов, но мысли вызывает.

6 из 10

«Silip» оставляет после себя крайне противоречивые впечатления. С одной стороны — это трагическая история противостояния личности и толпы, свободы и религиозных предрассудков, любви и ненависти; с другой — откровенно эротический, порой перешагивающий в своей откровенности границы порнографии фильм, главные роли в котором доверены по сути, не актрисам, а моделям, которые просто не в состоянии справиться с выпавшей на них драматической нагрузкой. Отсюда и сложность в восприятии картины Элвуда Переса — к ней просто непонятно как относиться: то ли как к откровенно эксплуатационной ленте, к которой в качестве нагрузки приложены «мысли вслух» о «вере, надежде, любви»; то ли как к попытке в экспериментально-шокирующей форме рассказать о том, что для авторов фильма на тот момент казалось очень важным. Но в любом случае, предположить, что это кино снималось по указанию диктатора Маркоса, чтобы отвлечь внимание народа от накопившихся проблем, а заодно как гнусная клевета на «единственную в Азии католическую нацию» (имеется и такое мнение о «Silip»), можно только очень сильно страдая от синдрома «католицизма головного мозга». Против этой болезни Элвуд Перес бороться пытается. Против собственно католицизма — ни в коем случае.

Религиозные предрассудки, действительно играют в судьбе его героев трагическую роль. Тоня, родившаяся и выросшая в маленькой рыбацкой деревне, пережила несчастную любовь, в результате которой вся ее жизнь пошла наперекосяк. Ее избранник, местный пастух Симон, единственный в деревне мужчина, занимающийся не тем делом, что все остальные, а потому и выделяющийся из общего ряда по определению, предпочел ей ее лучшую подругу Зельду. После этого Тоня решила посвятить себя Богу, отвергнув все плотские радости и прокляв всех мужчин разом… Но в деревне, жители которой в силу традиций и обычаев придерживаются весьма вольных нравов, это выглядит как странная блажь, которая была бы абсолютно безобидна, когда бы Тоня не объявила себя в отсутствие заболевшего местного священника, учителем и не перетянула на свою сторону всех деревенских детей, заразив их своим фанатизмом.

Тем временем, в деревню возвращается Зельда, уезжавшая в Манилу в поисках лучшей жизни. С ее приездом с новой силой вспыхивают страсти вокруг Симона, тем временем нашедшего приют в объятиях вдовы Моны, чей сын, будучи заражен религиозным безумием Тони его тихо ненавидит. Тоня же, взбудораженная старой подругой внезапно понимает, что не в силах бороться со своими чувствами, которые взрываются подобно долго копившему свои силы вулкану, но при этом продолжает истово верить в изобретенную ей самой версию католической религии. Зельда, которая сохранила несмотря на все, что стояло между ними, любовь к подруге детства, пытается вернуть ей разум способом, который она понимает лучше всего — то есть, через секс. Мона боится потерять любовника. Дети, чьи умы были заражены фанатизмом Тони, не могут простить своей учительнице измены, превращаясь в маленьких монстров, словно сошедших с экранов фильмов ужасов… А жители деревни, посмотрев на все это безобразие, не нашли ничего лучше, как обвинить Тоню и Мону в колдовстве. И, кстати, не так уж были и не правы.

Поиски Тоней своей личной свободы привели ее в сети религиозного фанатизма, Зельду аналогичный квест привел к ощущению вседозволенности и полного безразличия к мнению окружающих. Объединившись, они принесли в мирную деревню смерть и хаос, которые родились вроде бы и не по их воле, не их руками, но по их вине… И трудно сказать, чья вина больше: жаждущей крови толпы или доведших ее до такого состояния самореализующихся личностей…

А теперь представьте себе, что главным изобразительным средством, которое режиссер избрал для рассказа этой истории, стала эротика. Откровенные сексуальные сцены занимают, наверное, половину из более, чем 2-часового экранного времени… Но это еще не все — самое главное, что Элвуду Пересу через череду эротических, а порой и порнографических эпизодов удается раскрыть сюжет и характеры персонажей. И, в конце концов, сказать то, что он хотел сказать. А вот удалось бы ему это, если бы он сократил их хотя бы вдвое и сделал не столь откровенными? Большой вопрос, который становится еще больше, глядя на неуклюжие попытки Сарси Эммануэль и Марии Изабель Лопес изображать что-то иное, чем сексуальные страсти…

Вот и получается — вроде бы из «Silip» получился серьезный и неординарный фильм о вечных для человеческой цивилизации вопросах. А в тоже время — какое-то низкопробное, играющее на самых простых эмоциях и желаниях зрелище, по сравнению с которым фильмы Тинто Брасса — верх морали и пристойности… А может, это просто особенности филиппинского менталитета? Не знаю…