Чужой звонок (1985)

В семидесятые-восьмидесятые в общем богатом, разнообразном, всячески цветущем своде советской литературы для детства и юношества стихийно возник целый подраздел подростковой любовной, социальным неравенством отягощенной повести, сюжетно выросшей, несомненно, из «Двух капитанов», из ранней, зависимой, детски-несвободной сведённости вместе Сани Григорьева, ещё не полярного лётчика, но нищего детдомовского мальчишки, с московским, барским комфортом окружённой Катей Татариновой, дочерью легендарного исследователя Арктики. Из «Двух капитанов» и «Дикой собаки Динго» с её душу рвущей, безнадёжной влюблённостью нанайского мальчика Фильки в надменно-славянскую блондинку Таню Сабанееву, наивного дикаря — в дочь цивилизаторов. Инвариантами повести этого типа стали непременная разведённость юноши и девушки по разным социальным этажам, причём девушка ставилась всегда выше, была всегда привилегированней, материально и эмоционально благополучней, — и более сильное (более страстное, более трагичное — в зависимости от обстоятельств, но всегда самоотверженное, всегда личностно краеугольное) чувство юноши. В этих историях было много боли, но красивой, чистой, возвышающей душу боли, без грязи, без низости, без мучительной телесной и духовной неловкости, обязательных в социально зеркальных мезальянсах снисходящего до плебейки барчука. Было в них и потакание вкусам и тайным, не высказываемым вслух желаниям женской аудитории, которой такие расстановки, такие воздвижения на пьедесталы (в жизни — редкие, и оттого тем более драгоценные на экране) — льстили.

Об этом — повесть Слепухина «Киммерийское лето», и «Дни поздней осени» Сергиенко, и «Сентиментальный роман» Веры Пановой, и «Абориген» Юрия Короткова, и даже недавние, разлагающие форму по винтикам «Весёлые ребята» Ирины Муравьёвой. Во многом об этом — фильмы «Смятение чувств» Арсёнова, «Всем — спасибо!» Инессы Селезнёвой, «Чужой звонок» Сергея Олейника по одноимённой повести Екатерины Марковой. Последний опус в ряду, телевизионный, бюджетно скромный, выброшенный на экраны в шабутном, стилистически рваном, яркого и пикантного алчущем восемьдесят пятом и сразу же забытый, отодвинутый в густую тень вышедшим через год после него «Курьером» Шахназарова, вывернувшим чувственную модель наизнанку, вычерпавшим из первой юношеской любви всю романтику, дистиллировавшим её в самоотвращение, рессентимент, протест — стал экранным замыкающим целой эпохи настоящих, выковывающих характер в рыцарском служении прекрасной, недоступной даме русских мальчишек. Герой, подобный им, мелькнул в пореформенном нашем кино лишь однажды — в «Нежном возрасте» Соловьева — мелькнул ностальгической пародией на самого себя, и исчез, растворился в реальности новых трезвости и прагматизма, никаким лицемерием более не прикрытого слияния сфер чувственной и деловой.

Между тем, «Чужой звонок» композиционно едва ли не совершенен и расстановкой акцентов даёт едва ли не наилучшее из возможных представление о тогдашнем состоянии умов просвещённого обывателя (а о том, что нет ничего в мире вдохновительнее мещанской вульгарности, знал ещё Набоков). Середина восьмидесятых была, по сути, очень злым, очень хищным временем, очень бессовестным при всей его внешней благообразности. Не было, у нас, кажется, другой эпохи, в которой героиня наследственно сытая, наследственно пристроенная, обложенная по жизни всеми возможными подушками безопасности и сознательно, уже зрелым в семнадцать лет умом выбирающая комфорт, не забывая при этом о более тонких душевных плезирах (она же художник!), и потому морочащая голову чудесному парню, который так грустно, так красиво, так возвышенно влюблён — могла бы вызвать такое жаркое сочувствие, такую истошную жажду отождествления с нею у зрительниц.

Елена Сафонова, стройная, стильная, в шикарном, белыми лисами подбитом пальто на хмурящихся осенним дождём московских улицах — в этом фильме права, сохранив красоту, не убившись в гнусном бытовом служении сирым и убогим. Её жизнь — удалась, поскольку у неё, ах-умницы, получилось совместить зажиточность престижного замужества с прелестью безумной страсти где-то там, в приличествующей эскападам юности. И даже концовка, отсутствующая в повести Марковой, эта афиша Консерватории с именами близнецов Турбиных, знак того, что жертва её Игоря была не напрасна, что братья выжили, выучились, добились — выглядит не столько как кость, брошенная брошенному возлюбленному, сколько как лишняя думочка под спину героине, максимально смягчающая грызь её ещё живой совести. Всё же образовалось в конце концов, правда? Значит, не таким уж предательством было выпустить тогда из своих рук тёплые ладошки малышей, которые Игорь ей, ей одной доверил?

Щемящая история о первой школьной любви, которая никогда не проходит бесследно и навсегда врезается в память и сердце.

Игорь Турбин — новенький в 8 классе. За свою сдержанность он получил кличку «сфинкс». Он заботится о больной маме и двух маленьких братьях. Он высокого роста, у него приятное лицо и чудесные, немного театрализованные манеры (главную героиню он зовёт «государыня Наталья»). Помимо всего прочего, он отлично учится и у него особые способности к физике. Но случается несчастье и жизнь Игоря меняется.

Наташа — обычная девушка, которая собирается стать художницей и хочет беззаботной юности. Она любит Игоря, но не собирается жертвовать ради него своей жизнью. Она не пустышка, просто в силу молодости хочет веселья и смеха. А жизнь Игоря стала слишком серьёзной.

Пройдут годы, и судьба сталкивает Игоря и Наташу вновь. На что стала похожа их жизнь и правильный ли выбор сделал каждый из них? Кого легче понять и как поступили бы вы на месте обоих?

Восхитительный фильм о взрослении, любви и ответственности, снятый в декорациях великих городов Москвы и Петербурга. Глубокий и красивый, мудрый и трогательный. Один из по-настоящему любимых.