Союз Каламари (1984)

Чёрно/Белый путеводитель по Хельсинки`85. Бесцельное шатание в никуда и ни за чем. Всех парней в этом фильме зовут — Фрэнк. И им всем уже пора на сцену. Но ещё чуть рано. Покорять Новый Свет Каурисмяки отправит своих героев в 1989-ом. А пока «Союз Каламари» как предчувствие «Ленинградских ковбоев»…

Любовь сегодня не умрёт. Мой путь далёк. Со мной цветы. И где-то рядом ветер.

Среди всех финских режиссёров Аки Каурисмяки занимает исключительно важное место, ведь именно он одним из первых открыл миру свою страну, сделав это весьма своеобразно и прямолинейно. После вольной адаптации романа «Преступление и наказание», прорубившей ему окно в мир большого кино, Аки Каурисмяки вознамерился создать «самый паршивый фильм из когда-либо сделанных» и придумал чисто условную предпосылку, отправив 15 разгневанных финских мужчин под одним условным именем Фрэнк преодолевать «долгий и трудный путь» длиной в 2 мили. Именно столько составляет расстояние между Каллио, являющегося зоной рабочего класса Хельсинки и более престижным районом Эйра, ставшим главной целью обиженных жизнью персонажей. Простой до корней и, вместе с тем, не вполне понятный сценарий негласно обеспечивал второму фильму Киаростами значение тёмной лошадки вплоть до выхода на экран, о чём впоследствии точно выразился Пиркка-Пекка Петелиус, один из главных актёров фильма: «Мы не имели точного представления о том, что делали».

Вряд ли сам Каурисмяки ожидал столь высокого внимания от картины, у которой был лишь номинальный сюжет, такой же, как и зарплата всего персонала. Первые сомнения в её тривиальности возникают уже с начальных титров, указывающих, что фильм посвящён поэтам Бодлеру, Мишо и Преверу, точнее, их «призракам, до сих пор парящим над землёй». В столь же эфемерном свете предстают претензии участников будущего похода, в которых ни разу не упоминается слово «деньги» или «безработица» как темы, характерные для более поздних работ Каурисмяки. Первая же крупная метафора «Союза Каламари», таким образом, выставляет местное сообщество униженных и оскорблённых в некую иную, постапокалиптическую и чудовищную по сути действительность, источником которой, вероятно, оказывается сон их коллективного разума. Ранний Каурисмяки, в числе фаворитов которого был Бергман, демонстрирует весьма интересную трактовку его идей, а близкий ему по духу Джармуш, как известно, десятилетие спустя сделает афоризм «поэта-призрака» Мишо эпиграфом к одной из своих самых значимых картин «Мертвец».

Совершенно очевидно, что Каурисмяки умело обыграл классические традиции предшественников в обозначении фатального реализма больших городов. Городская среда, внутри которой разворачивается жизнь Фрэнков, далека даже от намёка на идеал. Чем дальше идут эти герои, тем более хрупкими становятся их надежды, а город незримо высасывает из них остатки духовности. Ещё недавно родной Хельсинки мгновенно оборачивается репеллентным местом, колыбелью негатива для тех, кому опостылела его суть. Он грозит каждому, кто осмелится восстать против него. Презрение Фрэнков к тому, во что превратился их город, не остаётся без ответа и превращается во взаимную ненависть. Город просто не может оставить в покое несчастных, которые угрожают установленному порядку, ведь хуже этого нет ничего. Любопытен тот факт, что при отработке сценария Каурисмяки собственноручно рисовал крест рядом с именем того героя, кому не суждено дойти до цели, оставив в итоге лишь двоих «счастливчиков».

Пока Фрэнки пересекают улицу за улицей, попадая в нелепые и странные ситуации, вокруг них бурлит диаметрально противоположная жизнь — сладкая жизнь элегантных форм и дорогих макияжей, скрывающих, впрочем, всё ту же угрюмость человеческих душ, требующих самовыражения. Столица и вправду похожа на самое большое зеркало общества, где любые моральные ценности давно уже приобрели поверхностное значение, не отражаясь в нём. Самыми живыми предстают как раз таки Фрэнки, но стоило лишь одному встретиться лицом к лицу с фатальной неизбежностью, и цепная реакция в своём роковом значении не заставила долго ждать, а причины смертей с каждым разом будут выглядеть всё более нелепо. По нормам цивилизации, разумеется.

Деструктивные силы большого города не оставляют героям ни малейшего шанса на спасение, затуманивая им мозги и превращая в тех, кого они сами ненавидят — потребительскую массу. Одному предстоит ощутить на себе случайное или осознанное насилие, другого ожидает не менее мучительное суицидальное настроение, третий не устоит перед соблазном богатства… Опасность приходит также в виде симпатичных женщин, зачастую находящихся под властью чувств или являющихся бывшими жёнами героев. По собственному признанию Каурисмяки, в юности он ставил знак равенства между брачными отношениями и смертью.

Сами Фрэнки предпочитают обращаться друг к другу по имени, что рождает особый, подчёркнуто сюрреалистический ритм диалогов и заметно сглаживая их абсурдность. Будучи экспериментальной моделью Каурисмяки, эти люди уже обозначают отличительные особенности режиссёрского стиля. Например, носят тёмные очки даже ночью, испытывают страсть к рок-н-ролльной музыке, клубам и выпивке. Герои «Союза Каламари», при всей многозначности своих образов, станут неким собирательным прообразом будущих героев Каурисмяки.

Не ощетинившийся опытом и не обветрившийся холодным скандинавским цинизмом в должной мере, Каурисмяки фактически снимает здесь пробу с самого себя, в известной степени приравнивая смерть к свободе, а жизнь — к социальному принуждению. Его реализм ещё не так безжалостен и чёрств, а во многом даже наивен, но режиссёру удаётся донести самый важный вывод о том, что в подобного рода путешествиях без начала и конца важно не расстояние, а жизненный опыт каждого из участников.