Наша история (1984)

Если «Нашу историю» перекодировать на язык полиции нравов, выйдет набор околокриминальных типажей и ситуаций. Здесь действует пьяница-автомеханик с подозрительным чемоданом денег, вокзальная шалава, ее сутенер, его приятели-шалопаи… По ходу событий герои не раз посягнут на чужую собственность, дом, даже на чужую жену. Они будут пить, скандалить, драться, праздно шататься — что для записного моралиста или представителя власти тоже является «питательной средой преступления». Словом, все это предосудительно, «с душком», и если бы сюжет снимала условная Гай Германика, вышла бы окровенная «чернуха».

Однако эта криминальная фабула бесконечно далека от смысла «Нашей истории», сделанной с французским шармом, утонченным юмором и чувством прекрасного.

Начать с того, что персонажей Блие невозможно изъять из рассказываемой истории — в этом случае, как морская медуза, они просто превратились бы в кусочки слизи, потеряли бы самое себя. Кажется, что героиня Натали Бай — потаскушка из парижского пригорода, стоящая на уровне или ниже того самого социального дна, что до Великой французской революции называли просто «сволочью». Вроде бы в чувствительном автомеханике, не расстающемся с банкой пива (поклонники Алена Делона были в ужасе от этой роли), тоже нет ничего симпатичного — как нет шарма в бытовом алкоголизме. Но в мире Блие, как в «Парижских тайнах» Сю или «Отверженных» Гюго в человеке важно только человеческое. Социальные маркеры, паспортные данные, обывательские стереотипы — все это ненужная шелуха, отвлекающая от человеческих отношений, подлинных ценностей любви и дружбы.

В киноутопии Блие социальные статусы, материальный достаток или «паблицитный капитал» отменяются сразу и навсегда. В «Нашей истории» имеет значение только, кто кого любит и как умеет держать речь. Если «враг — это тот, чью историю ты слушать не обязан» (формула из «Диалогов о Ближнем Востоке»), то друг — тот, чью историю мы внимательно слушаем, и частью которой становимся. В «Notre histoire» все события образуются таким включением в рассказ другого, созданием общего повествования, интеллектуальной и эмоциональной полифонии.

Метод Бертрана Блие — свободные монтажные ассоциации, переплетающие фантазию и реальность — именно в «Нашей истории» оказывается идеально увязан с содержанием. Что бы ни выдавали за реальность произведения с линейным повествованием, но в действительности наша жизнь — это поток калейдоскопических впечатлений и событий, врывающихся в сознание многоканально и хаотично. Конечно, когда мы рассказываем о пережитой сцене другому, мы наводим в хаосе порядок, выбираем себе выгодную роль, закругляем или выпрямляем сюжет — словом, создаем «историю», как в картинах Бертрана Блие. Мы требуем особого внимания, понимания, участия, как любой персонаж второго плана: например, субретка-служанка в разговоре с Делоном:

- Это история одного мужчины, который находится в комнате служанки с девушкой, которой надоело быть прислугой. Ей очень хочется изменить свою жизнь. Ее мечта — встретить мужчину, немного старше нее, который увезет ее в Париж, где она станет замужней женщиной.

- Да, но этот тип устал. Он, не переставая, пьет два дня, и он не может одновременно иметь дюжину историй. Он должен выбрать одну и за нее держаться.

Но выбор одной повествовательной линии или одной истории — это, конечно, только иллюзия правильности и порядка. В мире Бертрана Блие, направляясь в свой домой, укладываясь в супружескую постель, вы можете оказаться в чужом доме и с чужой женой. Но, как известно, «все счастливые семьи счастливы одинаково»: в одинаковых домах и интерьерах.

- Пойдем, поспишь в моем доме, мы потеснимся!

- Я не люблю твой дом!

- Он такой же как и твой, балбес. Они все одинаковые — наши халупы. Те же телевизоры, те же холодильники, те же кровати. Только жены другие.

Если в повседневной жизни мы часто переключаемся на подруг наших подруг и друзей друзей (по Лакану, любовь носит скользящий диагональный характер), то справедливо, что и мире Бертрана Блие внешние обстоятельства сливаются и нивелируются. Важнее различать персональные истории и фантазии, проецирующие подлинный образ личности — стилистически и содержательно оригинальный. Каждый из нас — это ходячий текст с характерными словечками, интонациями, манерой шутить и смеяться, привирать или быть убийственно серьезным. В зависимости от яркости и привлекательности воплощаемых в разговорах и на деле фантазий, мы втягиваем в них другого, делаем его частью сюжета. Как сказал Делёз: «если ты оказался в мечте (фантазии) другого — значит, тебя поимели».

В «Нашей истории» эта истина буквализируется: автомеханик Робер Авранш кочует из постели как герой-любовник чужих и своих историй. Но единственный способ выбраться из чужой фантазии — взять сюжет в свои руки, переписать историю, переиграть роли. Так жизнь превращается в творчество, коммуникация — в искусство. Блие восстанавливает неписанные законы Галантного века, когда умение остроумно импровизировать, поэтично выражаться было совершенно необходимо для светского общения и вообще социализации.

У Алена Рене «жизнь — это роман», у Бертрана Блие, жизнь — это переплетение сочиняемых на ходу историй. Служанке хочется, чтобы сюжет вращался вокруг ее желаний, сосед, разбуженный шумом, на время берет ниточку сюжета в свои руки, кресло титульного героя занимает случайный пассажир. В спектре методологии киноабсурда (к которому относятся фильмы Луиса Бунюэля, Роя Андерсона, Киры Муратовой и др.) эта методика номинально может быть понята как абсурд случайных ситуаций, сближений и подмен. Здесь у каждого есть возможность обменяться с другим своей социальной ролью, домом, женой — как и в комедиях положений. Но в содержательно смысле я назвал бы метод Блие «гуманистическим абсурдом».

В логике цинического разума, в мире, где человеком торгуют оптом и в розницу, подлинно гуманистическое поведение абсурдно, как внезапная приязнь и верность. Удивительная непрагматичность, неуместность, даже неадекватность поступков тех, кто переступает через собственную ревность или жадность в выражениях любви и дружбы к первому встречному (та самая любовь к дальнему, о которой говорил Заратустра) — это общее качество героев Бертрана Блие. Ужасу и абсурду функционирования современного «человейника», с его безумной одержимостью деньгами, развлечениями, «успешностью» и карьерой можно противопоставить только такой абсурд беспричинного гуманизма.

Метод Бертрана Блие, таким образом — это переворачивание не ситуации, но нашего к ней отношения. Если в комедии положений местами меняются муж и любовник, жена и посторонняя женщина, то в «Нашей истории» похожая коллизия имеет два измерения. Во-первых, нашим ближним действительно может быть случайный человек, подсаженный судьбой за одну школьную парту или в один автобус. Это потом мы убеждаем себя, что живем с единственным и незаменимым. Но ведь это означает и еще то, что любой случайный прохожий тоже может стать твоим закадычным другом. Поэтому этика кинематографа Блие — это абсурдная этика признания другого человека человеком. Только и всего…

10 из 10

Пещера полная алмазов, рубинов…

Ты — самый желанный, ты — самый любимый,

Твой портрет — в желтой прессе на первой странице.

И ты понимаешь, тебе это

Снится… Тебе это снится…

Начну с того, что фильм очень напомнил что-то из Линча. Сюжет есть, но его нет, контуры размыты и одна история плавно переходит в другую. Возможно, что-то вроде «Малхолланд Драйв»? Один герой говорит: «Я расскажу историю о том, что…», но новый эпизод начинается немного раньше этих слов, прологом о том, кто нам будет повествовать.

В каждой истории есть что-то вполне обыденное, но заканчивается все обычно абсурдом. И только самая последняя история показывает некоторый смысл всего происходящего, в ней мы находим объяснение побега нашего автомеханика. Он возвращается к той, которая не отпускала его ни на минуту, к той, которую он видел в лице почти каждой, которую пытался удержать, каждой, чью улыбку он так долго хотел увидеть. Были и другие женщины, но сколько бы он с ними ни был, события поворачивались так, что он все равно уходил на поиски неё. Все герои подталкивают героя к ней, все истории заканчиваются его побегом. И только последняя заканчивается прибытием (поезда и героя) туда, куда он стремился, в отличие от других сцен, там мало людей и они центральные, второстепенные, стоят в стороне и не смеют больше к нему приближаться. История закончена.

«У тебя есть жена и дети» — говорят друзья и сам герой это понимает, но к жене возвращаться не хочет, почему — мы узнаем в конце. В конце же, он видит ее, понимая, что это снова она, а не та, которая сделала ему больно. Он ее прощает, и тогда становится понятно, как он ее любит.

После просмотра у меня остался печальный осадок какой-то недоговоренности.

9 из 10

Немного грустный фильм Бертрана Блие, неповторимый дуэт Алена Делона и Натали Бэй.

Сюжет незамысловат. Едет поезд. Под стук вагонных колёс за окнами вагона проносятся тусклые не то ещё утренние, не то уже вечерние пейзажи. В купе поезда сидит пассажир с газетой, и не столько читает, сколько делает вид, что читает газету. За ним через стеклянную дверь купе наблюдает женщина. Потом она входит в купе и рассказывает свою историю, мужчина рассказывает свою. И совместная постель, как продолжение истории. Потом мужчина выходит, вместе с женщиной с поезда и идёт к ней домой. Женщина спустя некоторое время приводит в дом ещё одного мужчину с того же поезда.

Сюжет развивается дальше и всё больше кажется нам несерьёзным и даже в некотором роде даже абсурдным. Появляются новые герои, звучат новые истории, никто никого не слушает, ходят толпами из дома в дом.

Мужчина, всё больше испытывает потребность в пиве, женщина всё больше испытывает потребность в сексе, кто-то кого-то пытается спасти, кто-то кому-то отомстить,…

Но как-то потихоньку, незаметно сквозь абсурд происходящего на экране начинает вырисовываться истинная жизнь, именно такая, какая есть. Именно та, которую не замечаешь, за набившими оскомину буднями. Когда в суматохе дня сегодняшнего забываешь о дне завтрашнем, перестаёшь замечать близких тебе людей. Когда размываются жизненные цели и остаются только воспоминания. Воспоминания, от которых никуда не убежать, и которые с каждым годом подчёркивают твою несостоятельность и что главное твою глупость. Глупость, опрометчивых решений, которые привели к поступкам, которые уже не исправить. И сколько ты не рассказывай свою историю,…

Жизнь то, хорошая она у тебя была, или плохая продолжается. И надо не только приспосабливаться ко дню сегодняшнему, надо думать о чём-то большем. Надо уметь и слушать, даже не столько уметь, сколько хотеть. Надо быть нужным, /не забавным/, а человеком, который в тяжёлый момент пожертвует чем-то для себя важным, а то и бесценным. Может быть, именно в этом сокрыт смысл нашей жизни.

А, не зная в чём смысл жизни поверь, счастлив не будешь.

Р.S.

Кто из нас не мечтал, сесть н поезд да уехать куда-нибудь далеко-далеко. Зачеркнуть прошлое и начать всё с чистого листа. Звучит красиво, заманчиво.

Но день вчерашний нашей жизни не умирает, а остаётся в памяти, а если и умирает, то вместе с нами.

Мы же всю жизнь путаемся в определениях. Можно уехать далеко, далеко, но нельзя уехать от себя.

Мужчина, один в поезде, что интересного с ним здесь должно было произойти, ровным счётом ничего.

Вот такая она, «Наша история», ровным счётом ничего интересного из того, что могло бы произойти.

К тому же грустно на душе немного.

Взял диск с фильмами А. Делона. Начал смотреть… Собственно взял потому, что хотел посмотреть «Красное солнце» и «Прощай, друг».

Перехожу от одного фильма к другому и, наконец, уперся в «Наша история».

Действие начинается в поезде: мужчина в купе поезда, дремлет. В краткий миг выхода из дрёмы замечает, что через стеклянную дверь купе за ним наблюдает молодая женщина. Мужчина выходит и спрашивает, что собственно ей надо. В ответ она говорит: «Пусть эта история про женщину, которой нравится сидеть на вокзале и смотреть, как приходят поезда…» Далее, по ходу она предлагает… в общем случается то, что случается между мужчиной и женщиной, когда этого хочет женщина. После чего мужик предлагает свой вариант истории — «Эта история про мужчину…», увязывается за ней и оказывается у неё дома, где, как собака, ищет место и находит его в кресле. Надирается пива…- пока сюжет развивается довольно медленно и даже занудно, непонятно в какую сторону пойдёт движение и к чему это всё. Но у меня было время, а главное, что за диск было заплачено, поэтому «мыло-не-мыло» -это из старого анекдота, решил досмотреть и… постепенно сюжет меня начал завораживать: тягомотно разворачивающееся действо сначала переросло в трагикомедию, потом в комедию положений, потом, когда все пошли к соседу, в фарс, потом в трагифарс, потом в абстрактный анекдот, я даже подумал, что может быть это своеобразный «французский» юмор, и был неправ, потом снова вернулось к вроде как трагикомедии, а завершилось мягко и немного минорно. Я могу сказать, что ничего подобного не видел до сих пор, может быть потому, что мало смотрю фильмы, но, действительно, не припомню. Причём действие начало завораживающе притягивать: не то, чтобы я с ожиданием следил — а что будет дальше? — нет, мне интересно было находиться внутри всего происходящего, все равно как следить за фантастичностью мысли не совсем здорового… нет! правильнее сказать — не больного, а очень возбужденного чем-то человека.

В завершении фильма понятно, почему всё происходило таким странным образом, но… В подсознании всё время вертелась мысль о некоем узнавании, причём не ситуации или сюжета, про что я уже писал, а какой-то грани повествования. Долго не мог понять, в чём дело и, вдруг, как сигнал к узнаванию, вспомнилась изредка звучащие слова: «Пусть это будет история…» или «А теперь это история про…» — и я понял! Это ведь основополагающий мотив книги, которую я очень и очень давно читал и, которая произвела на меня сильнейшее впечатление.

В своё время в литературе была в моде философия экзистенциализма. Кратко и неполно смысл её можно, по-видимому, передать так, как написано в начале статьи в Википедии «человек как уникальное духовное существо, способное к выбору собственной судьбы. Экзистенция трактуется как противоположность эссенции (сущности). Если судьба вещей и животных предопределена, то есть они обладают сущностью прежде существования, то человек обретает свою сущность в процессе своего существования. Основным проявлением экзистенции является свобода, которая подразумевает тревогу за результат своего выбора.» То есть, в некотором смысле, многовариантность каждой отдельной судьбы, многовариантность «историй», при том, что каждый человек, по определению, индивидуален и неповторим.

Я, ничего не знал ни о философских концепциях, ни о самом экзистенциализме, когда в свои (тогда 18 лет) просто «наткнулся» на книгу М. Фриша «Назову себя Гантенбайн». Надо сказать, что книжка произвела на меня впечатление, и надо думать большое, если спустя столько лет, при просмотре фильма, услышав фразу — «Пусть это будет история про…» подсознание тут же выдало сигнал — ты это слышал! Фильм, а возможно и сценарист и режиссёр, не собирались что-либо этакое «экзистенциальное» декларировать. Наверное, им понравился способ изображения истории героя, выполненный таким образом, но… истории, которые мы не прожили, которые не произошли потому, что, образно говоря, мы перешли на другую сторону улицы, это то самое «если бы…», которое подчас так мучает нас. А что было бы, если бы… Какими были бы мы? какими были бы люди, окружающие нас? где бы мы были? «Какой бывает комната, из которой мы уходим. И какой она становится, когда мы в неё возвращаемся?»

Резюме: фильм смотреть не рекомендую потому, что он выглядит не только очень странно и непривычно, но, думаю, что у кого-то может вызвать резко негативную реакцию — человек посчитает, что напрасно потерял время. Я с интересом и не без удовольствия посмотрел его, и благодарен случаю, который «подсунул» диск «6*1». Но моё впечатление может быть следствием неправильно воспитания, поэтому не советую.

Да, и ещё — какие идиоты пишут аннотации к фильмам: такое впечатление, что они смотрят фильмы с закрытыми глазами, а потом пишут о том, что услышали! Вот аннотация достойная моего замечания: «Делон в непривычной для зрителя роли алкоголика разрывается между любовью к выпивке и женщине (Бай), с которой познакомился в поезде. Снова затрагивается излюбленная для режиссера тема сексуальной неудовлетворенности женщины»- разве что плечами пожать! это про другой фильм написано, не снятый ещё фильм, с другими актёрами и про другое место… «Тема сексуальной неудовлетворённости женщины» — это в том случае, если судить о вещах, тебя окружающих, только на ощупь, а ощупывать их задницей!

То, что происходит, происходит потому, что (и это моё видение того, что происходит) это отражение сознания спящего человека.

Герой, после личной трагедии — измены жены, уходит из дома в никуда, то есть садится в поезд и едет куда глаза глядят. Засыпает и, пребывая во сне, переживает все эти истории, которые мы видит. Естественно, что, как всякий сон, этот сон представляется нелогичным, фантасмагорическим и гротесковым, нередко с потерей логических связей между «картинками». Всё подчиняется и крутится вокруг возбуждённого сознанием события, связанного с тем, что недавно пережил этот человек. Постоянно возникает образ жены, в роли различных женщин, которые «включаются» в действие, и, конечно, образ человека- соперника. Сознание создаёт «истории», переигрывает их, возвращается на исходную и вновь… В предпоследней сцене фильма, когда героя Делона будят его друзья. Он отвечает им, не открывая глаза — «Не мешайте, сейчас я с учительницей.» То есть он, пребывая в полусне, переживает самую последнюю «историю».

Как «фильм про…» это смотрится, как очень и очень странное кино, а как попытка показать сон — вполне внятно.

Скажу ещё раз — мне фильм понравился: он и забавен и серьёзен одновременно, но для просто просмотра — бессмыслен, хаотичен и неприятен своей кричащей бессмысленностью.

Кстати, в прокате, так написано в аннотации, фильм провалился…

Один из тех фильмов, при просмотре которых начинаешь думать — человек, создавший ЭТО — либо настоящий гений, либо абсолютный сумасшедший, которому место в психбольнице. Но, памятуя о том, что Бертран Блие — фигура для французского кино культовая, я все же склоняюсь к первому определению. Фильм гения, у которого настолько ирреальный взгляд на реальные вещи, что понять его творение можно лишь избранным. Я не считаю себя избранным, я видел слишком мало фильмов Блие, чтобы считать себя его поклонником или человеком, увлеченным его глубоко самобытным творчеством, но этот фильм заставил меня крепко задуматься и очень мне понравился, несмотря на то, что для восприятия он сложен и непонятен.

Бертран Блие — один из основоположников и главная фигура «новой волны» французского кино, из которой мировому зрителю гораздо больше знакомо творчество Люка Бессона, чем Блие, не потому что он лучше, а потому что он проще и понятнее. Итак, «Наша история», типичный представитель «новой волны», фильм, корни которого уходят в «Вальсирующих» того же Блие, а крона заполнена «Подземкой», «Последним боем» и «Голубой бездной». Крону я уже основательно изучил и она меня восхитила, пришла пора обратиться к стволу. «Наша история» — ствол «Новой волны», возросший в соответствии со всеми принципами нового поклоения уставшего от традиционности кинематографа. Эти принципы сформулировать довольно трудно, и начинать знакомство с «Новой волной» с этого фильма я бы не рекомендовал, лучше и правда сперва обратиться к «Подземке», более основательной, более сочной, яркой и уже менее новаторской, чем фильмы Блие, презирающие всякий другой подход, кроме своего собственного.

Основные черты творческого почерка Блие и «новой волны» присутствуют.

Во-первых, сюжет. Предельно наивный, искусственно построенный и имеющий под собой минимальное жизненное основание. Рваный сюжет, следя за которым, задаешься вопросом: «А это вообще несет какой-нибудь смысл?» и сам себе отвечаешь: «Похоже, нет!» Автор ставит нас перед событием, которое для него является неоспоримым фактом, для нас оно может не иметь никакого смысла. И автор даже не пытается что-то донести до своего зрителя, главное, что он сам наслаждается своей картиной, своими персонажами и сюжетными перипетиями. Создается ощущение, что ему совершенно параллельно, будет ли зрителю понятно то, что он хочет сказать. Не хочешь — не смотри, говорит он и спокойно продолжает рассказывать свою историю так, словно ее рассказывает старый пьяница — перескакивая с героя на героя, временами впадая в забытье, а временами начиная бредить, забывая время, события, имена, лица, придумывая несуществующие детали и бормоча себе что-то под нос, не обращая внимания на слушателей.

Повествование не имеет ни четких рамок, ни четкого сюжета, герои, как и в бессоновской «Подземке», начинают что-то делать и не заканчивают, временами поступки их лишены не то, что элементарной логики, но и вообще абсурдны. Фильм похож на абстрактное нагромождение людей и разных история, все они пересекаются и ни одна не имеет четкого смыслового контекста. Зачем они рассказаны — не понятно, но все вместе образует нечто совершенно захватывающее.

Сложно объяснять стиль такого фильма. Представьте себе сон, в котором вам снится все, что вы видели и слышали в своей жизни, причем снится сразу, все вместе, сохраняя единство времени и места — тут и неизвестная незнакомка-нимфоманка, в которую вы влюбляетесь, и надоедливые друзья, и нелепые соседи, и любимое пиво, и вы сами, — все это несется круговертью и не желает останавливаться. Это сон, иллюзия, где все преувеличено, переиначено и быть может, ложно, но осознать во сне, что мы спим, может далеко не каждый из нас, поэтому эта круговерть начинает принимать формы реальности, постепенно даже прогулки в халатах при луне или вдохновенное крушение соседом собственного дома не кажется таким уж нелепым. Может, сон начинается тогда, когда мы открываем глаза, а реальность — это то, куда мы погружаемся ночью?

Кафка. «Превращение». Те омерзительные вещи, что рассказываются в повести, выглядят совершеннейшим бредом, однако же, имеют под собой нечто вполне реальное. Это не сказка. И фильм Блие тоже не сказка. Это история, или скорее, философские зарисовки художника-сюрреалиста. Как у Дали. Да, понял я, что это такое. Ожившие картины Дали, запечатленные на пленку другим художником — Бертраном Блие.

Во-вторых, визуализация. Совершенно рваный монтаж, презирающий все законы логики и создающий словно собственную историю, иллюзорность, ирреальность всего происходящего, дополняемая совершенно волшебной музыкой, какие-то декоративные дома с декоративным обустройством, длинные лестницы, все происходит словно в какой-то дымке.

В-третьих, герои фильма. Все они по-своему сумасшедшие. Нормальных, привычных людей здесь просто нет. Большие актеры, разыгрывающие эту какофонию — выглядят людьми потерянными, странными, бегущими от себя. Будь это герой Алена Делона — некогда ангелоподобный мужчина-мечта всех женщин выглядит здесь опустившимся, постаревшим, потрепанным жизнью, с мешками под глазами, залитыми пивом и горечью, неподвижный пустой взгляд, — глаза опустившегося пьяницы, мешковатая фигура, растрепанные волосы, неухоженный вид. Или героиня Натали Бэй — собирательный женский образ, типичный для фильмов Блие, — женщина, помешанная на сексе, при этом глубоко страдающая и чувствующая. Или герой Мишеля Галабрю, сосед, который приводит в свой дом ораву загулявших молодчиков, чтобы они его разгромили и сам радуется этому, а потом собирает всех соседей, чтобы устроить им коллективный показ ночи любви соседа со своей собственной женой…

В-четвертых, отношение к теме. Любовь здесь выступает не как привычная кинематографическая любовь из мелодрам, а как какой-то болезненный гнойный нарост, который мучает и одновременно доставляет садистское наслаждение. Любовь-ненависть, любовь-абсурд. Фильм можно было бы назвать откровенным, потому что в нем, не стесняясь, разговаривают о вещах, сопутствующих любви, но при этом ни сношений, ни даже обычных объятий вы от этого фильма не дождетесь. Никаких американских откровений, и выражений чувств через секс, как в нашумевшем «Бале монстров». Будет секс, много секса, его даже почувствуете, но ничего не увидите! Он будет в воздухе, в атмосфере. Уникальная пропитанная каким-то неестественным воздухом атмосфера — это пятый характерный фактор. Сплошные чувства — и никакого разума!

Ничего конкретного в фильме нет. Никаких конкретных мыслей, никаких конкретных посылов. Фильм «ни о чем», как сказали бы многие, привыкшие к традиционному кино. Я не буду себя отделять и врать, что вот я такой глубокомысленный и проникшийся этим сюром зритель. Нет, далеко не все понятно, и я тоже подозреваю, что фильм ни о чем, но, Господи, сколько всего в этом «ничто», аж душа застонала! Фильм просто завораживает, несмотря на то, что почти 2 часа зрителя таскают по каким-то лабиринтам памяти несчастного мужчины, забывшегося полупьяным сном.

Много символов, много неясностей. Из фактов — только молодой Жан Рено, играющий небольшую эпизодическую роль, заметный благодаря внешности и габаритам, у него еще впереди бессловесная роль в «Подземке», которая продолжит «Нашу историю». Из жизни — только понимание любви. Остальное — сон. Эта иллюзорность достигает в «Нашей истории» почти предельной концентрации. Еще чуть-чуть и фильм Блие можно отправлять в психиатрическую лечебницу на консилиум, но в этом промежутке, склеенном между «чуть-чуть» и «еще немного» — родился до непонятного приятный… шедевр.

10 из 10