Ночь в Варенне (1982)

После триумфальной в художественном отношении «Любовной страсти», посвященной тем не менее частной истории, Скола замахивается на еще одну историческую картину, затрагивающую острые темы социальной справедливости, жестокости и ностальгии по прошлому. Ей стала «Ночь в Варенне», кино, которое трудно оценить, если вы не знаете, как автор этих строк, итальянского языка, ведь говорят в нем много, быстро и часто одновременно, а в озвучке, доступной в Рунете, за всех отдувается один, хоть и талантливый переводчик. Скола снимал свой фильм в последние годы авторского кино, когда многие мастера решались привлекать международных звезд и несколько групп финансирования из разных стран, чтобы хоть как-то противостоять маховику коммерции, власти телевидения и видео. В «Ночи в Варенне» зритель может увидеть в рамках одного кадра Мастроянни и Барро, Шигуллу (никогда еще она не была столь прекрасна с эстетической точки зрения), Кейтеля и Бриали, Лауру Бетти (располневшую после «Теоремы» и «ХХ века») и Андреа Ферреоль (наоборот похудевшую и похорошевшую).

В фильме Скола сталкиваются носители разных идей и взглядов на мир: от роялистов до социалистов, но результат получается, несмотря не на что вполне объективным. Ведь признавая правоту бунтовщиков из народа, столетиями прозябавшего в нищете, режиссер, сам бывший когда-то коммунистом, тем не менее, создает вокруг свергнутых и все потерявших аристократов ауру почти висконтиевского величия. «Ночь в Варенне» - своего рода роуд-муви восемнадцатого века, или «Дилижанс» Джона Форда эпохи Великой Французской Революции. Все актеры демонстрируют чудеса перевоплощения, будто играли этих людей всю жизнь: так Шигулла в роли придворной графини ничем не напоминает конформисток из лент Фассбиндера, она играет, почти не моргая, а ее красота здесь вполне аристократична. Кейтель в роли американца-демократа также ничем не напоминает неуравновешенных мужланов Скорсезе. Мастроянни же и Барро образуют дуэт людей прошлой эпохи: так образ Казановы почти без изменений будет заимствован спустя годы Альбертом Серра в «Истории моей смерти».

Герои ведут праздные разговоры обо всем на свете от политики до интима, подтверждая тем, что любая революция всегда раскрепощает и эмансипирует все сферы жизни человека. Оттого угадывается в изображенных событиях след мая 1968-го: на что указал Сергей Кудрявцев в рецензии на этот фильм. Скола будто предлагает нам взглянуть на прошлое через призму настоящего: беспечное путешествие героев постепенно становится все более опасным, все сильнее разделяя их. «Ночь в Варенне» - это, однако, и не «Роялистка» Эрика Ромера, где постановщик был всецело на стороне проигравших исторический бой. Режиссер понимает некую правоту любых бунтарей, сражающихся всегда за улучшение условий жизни, но что делать с прошлым, теми его представителями, что не вписываются в реалии нового мира? Их уничтожение – всегда варварство, которое не могут оправдать никакие достижения революции. Так мы видим лишь часть силуэтов короля и королевы Франции, которые вот-вот будут казнены (как тут не вспомнить судьбы последнего нашего императора и его семьи).

«Ночь в Варенне» - кино, которое мог снять лишь мудрый человек, пересмотревший многие свои заблуждения прошлых лет, его взгляд на мир и людей, чем дальше, тем больше становится все объективнее. Человека и мир не спасает ни любовная страсть, ни исторические катаклизмы, но и окончательного регресса в хаос, как это видят консерваторы, тоже нет. Да, живя в двадцать первом веке, мы видим многие достижения прогресса, гуманизацию условий труда, завоевания народа в борьбе с самим собой по сути (ведь верхи тоже произведены народом, не только низы). Но как бы хотелось порой прикоснуться к утраченному и уничтоженному историей до основания, столь же эфемерному как женская вуаль, как красота и утонченность лиц той поры или манер, беспощадно уничтоженных многочисленными революциями. Спасибо тем мастерам исторического кино, которые смогли создать галерею не ряженых, а полнокровных персонажей, переносящих нас в мир, который уже невосстановим. Это умел делать Висконти, как никто другой, и, как оказывается, умел и Этторе Скола.

Когда я начинала смотреть этот фильм, мне казалось, что там ничего не происходит... Или я просто не вникла? Вот нам показывают бордель, вот - главные герои, прекрасно изображены нравы эпохи. Чем дальше, тем больше фильм цепляет. Очень понравился Казанова - пожилой, а такой харизматичный. До жути. Ретиф классный. Некоторые фразы персонажей так и хотелось выписать. Да, фильм в основном построен на диалогах. Обсуждениях. Какого-либо экшена ожидать от него не стоит. Сидишь и думаешь, а вот этим личностям есть место в Новом мире? И думаешь о том, какая необыкновенная эта ночь в Варенне. Сколько всего она поменяла. Финал меня тронул. Пересказывать не буду, лучше посмотрите сами. Вывод: кино для эстетов и поклонников 18-го столетия. А также костюмного кино. С нарядами тут всё в порядке.

10 из 10

Этторе Скола берется за реконструкцию одного из самых значимых событий Нового времени. И проект маэстро оказывается весьма изысканным, утонченным и многозначительным, при всей своей видимой простоте.

Обычно французскую революцию нам показывают сквозь незатейливый лозунг «Мир-хижинам, война — дворцам». Но в этом фильме народные волнения практически незаметны. И это его большое преимущество. Львиная доля хронометража посвящена времяпровождению тех, кто по всем своим характеристикам относится к элите. Зрителю показывают вовсе не одурманенных роскошью богачей, а вполне себе состоятельных интеллектуалов. Благо, на главные роли подобраны исторические персонажи.

Это позволило каждому из персонажей сделать гениальные выходы.

Надолго запоминается монолог-благодарность даме за внимание от Казановы. «То, что здесь происходит, в действительности не существует» — говорит он, будто заигрывая со зрителем. Мастроянни мастерски показывает образ, далекий от привычного бахвальства. Это скромный и застенчивый, уставший от жизни мужчина.

Другие персонажи тоже заслуживают самого пристального внимания. Лишь упоминания биографий Томаса Пейна и Ретифа де ла Бретонна могут рассказать много интересного как о том самом времени, так и о самой революции. Кстати, Харви Кейтель и Жан-Луи Барро создали очень памятные портреты. Удачно дополняла эту композицию и Ханна Шигулла.

Успешным мне показался и финал в котором действие переносится в наши дни. Тем самым прорисовывается прямая зависимость между событиями тех дней и современностью. Тонко, глубоко, мудро.

И пускай в ленте Сколы напрочь отсутствует интрига. Перед нами фреска, заслуживающая самых высоких оценок

9 из 10

Если бы вы были королем Франции, бегущим от народа, который в скором времени отделит вас от вашей же головы, разве стали бы вы медлить, садиться в огромную неповоротливую берлину, едущую со скоростью воловьей повозки, брать с собой разряженных лакеев, один вид которых за версту выдавал высокий сан путешествующих инкогнито? Подчинились бы вы парочке простолюдинов — бывшему драгуну и продавцу свеч — которые, набравшись смелости, задержали вашу карету? Да кто вы такие, мессиры, подите прочь, перед вами король Франции, помазанник Божий! Увы, тюлень, который в истории носил имя Людовика XVI, безропотно позволил увести себя в деревушку Варенн — навстречу национальным гвардейцам и своей судьбе. Так Франция стала республикой, «новым миром».

Среди тысяч безвестных свидетелей всему этому — крестьян, солдат, горожан — оказались (по замыслу Сколы) трое весьма известных личностей: преклонных лет итальянский авантюрист Джакомо Казанова, французский прогрессивный и скандальный (а часто это одно и то же) писатель Никола Ретиф де ла Бретон и американский публицист Томас Пейн. Казанова и Пейн ехали по своим делам, Бретон, со свойственным ему журналистским любопытством, увязался за одной таинственной незнакомкой, в которой предположил фрейлину королевы. Водоворот событий короткой июньской ночи 1791 года увлек их, приведя в тот самый дом, где полуплененный король дожидался гвардейцев. Словно трое волхвов, каждый со своими дарами (большей частью литературными), стали они свидетелями рождения «нового бога Запада» — демократии. Вот только их ли это бог?

Скола построил фильм по нехитрой, но вполне оригинальной для исторического кино схеме роуд-муви. Практически весь двухсполовинойчасовой фильм герои едут в дилижансе, останавливаются на постоялых дворах и разговаривают, спорят, наблюдают. Они — кто-то больше, как Казанова, кто-то меньше, как Пейн — такие же осколки старого мира, как фрейлина и король, хотя и не желают этого признавать. Старый Казанова избегает женщин и бравирует афоризмами: «Молодость это недостаток, который, к счастью, быстро проходит»; Бретон цитирует свои сочинения и раздумывает о 1992 годе; Пейн… он мало что делает, так как его фигура незаслуженно обделена вниманием. Мне кажется, зря: автор «Здравого смысла» и «Века разума» мог бы многое рассказать о странном и удивительном XVIII столетии, когда просвещенный абсолютизм был как никогда близок к идеальному философскому государству: простолюдины безропотно работают, дворяне играючи правят, философы и литераторы задают интеллектуальную моду. Увы, восставший плебс решил иначе — к огорчению как философов, так и дворян; впрочем, не без ущерба и для самого себя.

XIX век принесет веру и проклятие позитивизма, XX века ознаменуется силой и проклятием масс — но пока на дворе век XVIII, век Вольтера и Канта, век свободолюбия и вседозволенности, лучший век человечества. Так возрадуйтесь же, Казанова, Бретон и Пейн, и даже Людовик и Мария-Антуанетта, что вам выпала удача жить и умереть в это время — лучшей судьбы вам и не придумать, будь вы хоть Этторе Скола…

9 из 10