Стойка на голове (1981)

В медитативном (полубессознательном) блуждании Маркуса по городу – вся растерянность юности. Зрелость у Лаушера атакует категоричными и несправедливыми обвинениями. От них не отбиться и не спрятаться в комнате - подростковой крепости из песка. Не спрятаться в ней и от полиции, порой занимающей одну из сторон в пресловутом конфликте поколений. Беспомощность и покинутость героя вкупе с озлобленной черствостью окружающих – так, наверное, чувствует себя одинокое яблоко на ветке. Когда почему-то все никак не созреешь и срываться еще рано, но кругом только засушливое солнце, птицы и черви. Так и живет в ожидании: дадут ли ветви дозреть или скинут на землю, где ведь затопчут непременно?

О бесчеловечности карательной и принудительной психиатрии заговорил с читателем текст Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки». Именно на момент выхода романа антипсихиатрия развивалась и оформлялась как движение. «Стойка на голове» - тоже пример отражения этих идей в искусстве. Психиатрическая лечебница у Лаушера – антигуманное место с ослепительно белыми коридорами, несоразмерными шприцами, вышагивающими наподобие вангоговских заключенных пациентами. Философ Мишель Фуко, в рамках цикла лекций «Психиатрическая власть» исследовавший механизмы власти именно на примере больниц, писал, что власть-дисциплина в них бесцеремонно контролирует тела, движения, речь. Закормленные таблетками, униженные электрошоком больные на экране как живые, убедительные образы свидетельствуют против этой системы. И неслучайно Маркуса неоднократно называют «упрямым»: он здоров и не опасен, но вернуть свободу сможет ценой отказа от своей правды.

Архетипически Маркус – бунтарь. Хотя бунт его изначально тише воды, ведь бег по коридору и шум на кухне не чета подлинному мятежу. Страдающий от паранойи Штунк заменяет отцовскую фигуру. Ремесленник, мечтающий о встрече с возлюбленной и увлеченный кубиком Рубика, - образ этот не про авторитет, а про заботу. Его сменяет чуткая доктор Рене, наделенная материнскими чертами. В обретении этой «семьи», против которой бунтовать-то уже и не хочется, кроется шанс на новую жизнь. Потому что люди, наделенные властью, как раз отцовские функции не выполняют, а родная мать порой может быть хуже врага (пусть и из лучших побуждений).

Заключительным аккордом «Стойки на голове» становится небольшой рассказ о духовной близости. Рассказ о дружбе Маркуса с пожилой поэтессой Лидией, живущей в роскошном и несколько запущенном особняке. Чуткость Маркуса (в больнице он видел и чувствовал, к чему приводит безразличие) не позволяет юноше пройти мимо того, кто в нем нуждается. Лидия играет Шопена, гадает на картах и предается воспоминаниям о далеком прошлом – она словно живет вне времени и уж точно вне системы, столь противной главному герою. «Человеку нужен человек», - прозвучало у Тарковского. Убеждает нас в этом и Эрнст Йозеф Лаушер.