Жертва (1979)

Вышедший на экраны СССР в середине 80-х годов прошлого века венгерский фильм «Жертва», пожалуй, стал первым в советском прокате триллером, рассказывающем о сексуальном маньяке. Правда, прокат этот был весьма ограниченным: с минимумом сеансов во второразрядных кинотеатрах и без постеров в «Советском Экране» — но удивительно уже то, что он вообще состоялся. Ведь подобных преступлений в странах «народной демократии» официально вообще не существовало, а тут — социалистическая Венгрия с родной для советского уха милицией, «товарищами» и прочими сознательными гражданами… И режущий темными ночами в лесополосе молодых женщин преступник. Причем, режущий не с целью отъема скромных сбережений, а исключительно ради получения удовольствия.

Тем не менее, особого ажиотажа лента Дьёрдя Добрая в Советском Союзе не вызвала. Залы во время ее демонстрации оставались полупустыми, народная молва о ней умалчивала да и памяти по себе она практически не оставила. В отличие, кстати, от собиравших в то же самое время аншлаги фильмов о приключениях майора Кардоша с лейтенантом Капелькой. Слишком уж скучной получилась у молодого на тот момент режиссера реализация идеи, слишком много ему пришлось оставить за кадром (возможно, что и по цензурным соображениям). Да и из того, что осталось, в советской версии вырезали еще минут десять, сократив и без того не слишком длинную картину до жалких 70-ти минут. В результате интеллектуальный поединок следователя Золтана Криштая и серийного убийцы превратился в слабо связанную между собой череду эпизодов, психологическая достоверность осталась на уровне бульварной прессы, а саспенс в кадры «Жертвы» так ни разу и не заглянул.

Да, что там саспенс! Если в первой своей половине фильм твердо стоит на рельсах триллера, а режиссер ничего особо не придумывает, используя готовые типажи и стандартные для жанра приемы, то во второй собственно расследование отходит на задний план, а на авансцену выдвигаются психологические переживания Золтана, влюбившегося в предполагаемую жертву маньяка и отвергнутого ей в пользу преступника. Оскорбленное самолюбие следователя превращает его из служителя закона в сжигаемого ревностью брошенного любовника, а правосудие отступает перед желанием лично выяснить отношения. То есть, триллер о серийном убийце легким движением руки становится драмой с классическим любовным треугольником.

Только вот фокусник из Дьёрдя Добраи получился так себе. Резинки из рукава волшебника торчат во все стороны, и убедить стороннего наблюдателя в естественности трансформаций не удается. Впрочем, это хорошо видно сегодня, после просмотра десятков классических триллеров и джалло, а в 84-м году шестнадцатилетнему подростку, впервые видевшему фильм с подобным сюжетом, все было в новинку. В том числе, и образ полусумасшедшего доктора Адама, изучающего психологию жертв сексуального насилия. Благодаря ему, кстати, поначалу картина выглядит классическим триллером: профессор вычисляет потенциальный объект следующего нападения, Золтан пытается войти с этой женщиной в контакт, терпит неудачу — жертва гибнет. В-общем, «Молчание ягнят» какое-то получается. Но долго так развлекаться Добраи себе не позволил (а, может быть, ему не позволили), и триллер резко свернул в сторону психологической драмы, в которой преступление служит лишь фоном личной трагедии героя, разрывающегося между долгом и любовью.

Собственно маньяк-убийца в этой трагедии выступает пресловутым deus ex machina. Ходит такой подозрительный тип в черных очках, знакомится с девушками, сажает в свою роскошную иномарку (все «наши» люди в фильме ездят на «жигулях»), отвозит в лес и… Об остальном — догадывайтесь сами. Все-таки джалло в социалистической Венгрии не снимали, а стало быть триада «перчатки — горло — нож» остается лишь в воображении зрителя. Кто этот убийца, что он собой представляет и как дошел до жизни такой — остается за кадром. Просто имярек, двигающий сюжет там, где он начинает пробуксовывать, подобно античному богу. Понятно, что такое наглое игнорирование одного из центральных персонажей триллеру на пользу пойти никак не могло. Если уж лишать действие интриги, раскрывая личность убийцы в самом начале, то уж наполнить его образ хоть каким-нибудь содержанием не помешало бы. Но с тем же успехом в роли маньяка мог выступать манекен, набитый опилками.

Но если в соперниках у Золтана — фантом, то и все его внутренние переживания и страдания становятся фикцией, сопереживать которым едва ли у кого получится. А раз так, то превратив не самый оригинальный, но добротный и интересный поначалу триллер в кисельную псевдодраму режиссер добился только одного — избежал серьезных цензурных санкций. Сделать же при этом интересное кино явно стало для Дьёрдя Добраи непосильной задачей. Зато благодаря его «Жертве» на доселе девственные экраны Советского Союза впервые вступил сексуальный маньяк с ножом наперевес. Потоптался немного, и снова вернулся в тень. Ждать ему оставалось совсем недолго — до начала эпохи Горбачева оставалось меньше двух лет.