Тайная вечеря (1976)

Конец XVIII века… На Кубе — настоящий сахарный бум. Плантации тростника растут как на дрожжах, рабочих для них требуется все больше и больше, а вместе с количеством рабов растет и страх плантаторов перед появлением нового Туссен-Лувертюра… В-общем, революционная ситуация нарастает в полном соответствии с учением классиков марксизма. И где, как не на социалистической Кубе снимать фильм об этом времени: об ужасах плантаторского рабства, о просыпающемся в чернокожих рабах революционном сознании, о восстаниях против бесчеловечного обращения и жестоком подавлении недовольства со стороны рабовладельцев. Собственно, обо всем этом и рассказывает фильм Томаса Гутьерреса Алеа со всей прямотой социалистического реализма. Но если бы дело ограничивалось только этим, то его картина заслужила бы только место на дальней архивной полке и уж точно никому в голову в США и странах Европы не пришло переиздавать «Тайную Вечерю» на DVD как киноклассику. А сравнение с Бунюэлем прозвучало бы как насмешка.

На самом деле, отдав должное бичеванию рабского гнета и борьбе негров за свои права (кстати, очень забавно видеть в английских субтитрах, как тщательно слово «negros» переводится как «slaves»), сеньор Алеа снял образную и неоднозначную притчу в истинно латиноамериканском духе. Опираясь на библейские сказания, споря с ними, порой богохульно искажая, порой благочестиво принимая «La Última Cena» рассказывает зрителю историю, которая наверняка найдет много толкований — как это всегда происходило (с библейских еще времен) с хорошими притчами. Центральное место в фильме занимает почти пятидесятиминутная сцена инсценировки Тайной Вечери, которую решил провести плантатор (в фильме его именуют просто Граф), чтобы его рабы легче смогли усвоить ценности христианства. Само собой, главным из них он считает умение повиноваться и безропотно сносить тягости. Посадив вместе с собой за богато накрытый стол двенадцать случайно выбранных рабов, для себя Граф избирает роль Христа, что выглядит, конечно, кощунственно. Тем более, что поведение чернокожих невольников за столом делает картину настоящей пародией на сакральное действо. В ответ на приводимые плантатором христианские притчи, рабы приводят свои, рожденные мудростью африканских предков, понятие «свободы» в которых в корне отличается от того, что принято в христианстве. «Еда, отсутствие работы, петушиные бои и «трах» — так видит свободу один из участников «вечери». И пусть прочие обращают это высказывание в шутку, не желая задеть «доброго хозяина», но какой еще может видеться свобода из душного барака!

Медленно, но верно Алеа подводит дело к притче, рассказанной бунтарем Себастьяном, которого Граф назначил на роль Иуды. В ней идет речь о том, как Правда, после долгой борьбы с Кривдой сначала потеряла свою голову, а потом все-таки победила, сняв голову с соперницы и приставив к своей шее. С тех пор и пошло по свету гулять тело Правды с головой Кривды — намек на истинную сущность христианского учения достаточно очевиден. Но не для вусмерть упившегося графа, и не для поверивших в его добрую волю рабов, что из всего действа вынесли только одну мысль — завтра вместо работы надо будет славить Христа.

Но наступает следующий день — и надсмотрщики вновь отправляют рабов на поля… И в сеньоре Алеа снова просыпается социалистический реалист. Познавшие вкус христианских ценностей на Тайной Вечере рабы поднимают бунт, протрезвевший хозяин его жестоко подавляет, но семена свободы уже упали в плодородную почву и т. д., и т. п. Это уже не столь интересно как наблюдать за тем, как споря с христианскими догматами, авторы фильма все-таки подводят зрителя к выводу, а может быть и приходят к нему сами, что христианство, конечно, ложь и «опиум для народа» — но одновременно и мощный катализатор для свободолюбивого духа. Надо только вернуть ему настоящую голову… На самом деле, идея для латиноамериканской творческой интеллигенции не новая, но ее интерпретация сквозь призму социалистического реализма оказалась весьма неординарной.

Впрочем, верующим людям смотреть картину Томаса Гутьерреса Алеа все-таки не стоит.