Шрам (1976)

Может ли руководитель крупного предприятия быть честным человеком? Может ли он взять и потерять совесть? Можно ли не потерять себя в компромиссах?

Да, тема уже не нова и фильм в определенной сфере потерял актуальность. Большинство зрителей читая газетную заметку, появляющуюся в ленте, о Гданьске наверное не проведут исторических параллелей. Но это внешнее.

Кшиштоф оказывается в разы глубже. Он моделирует ситуацию, при которой люди не делятся на «расу господ» и тех, кто им вынужден прислуживать. Вглядитесь в утомленный взгляд Франчишека Печки. Этот уроженец Силезского воеводства, точнее его экранный герой, похоже вынужден каждый раз обдумывать свои поступки, соотносить со своей совестью, рефлексировать на тему своей связи с народом.

Получается очень неожиданно. Нам показывают набор бытовых, вроде ничего не значащих ситуаций, действо вроде топчется на месте… А при этом, эти же самые бытовые образы разворачивают историю, выводя ее совсем на иные — мировоззренческие рельсы.

Вместо соцреализма мы получаем философскую притчу, вместо протестной темы — проповедь.

Думаю в год выхода такое «свободомыслие» не понравилось никому из противоборствующих сторон. А что, Кшиштоф явно не спешит примыкать ни к одному из антагонистов, придерживаясь исключительно гуманитарных ценностей.

В знаковые моменты подобный нейтралитет очень ценен. Вдвойне ценно умение не оказаться в толпе.

9 из 10

В период с 1976 по 1981 год одним из преобладающих направлений в польском кинематографе становится так называемое «кино морального беспокойства». В течение времени между волной протестных акций 1976 года и введением военного положения в 1981 году кинематограф ПНР в значительной мере стал отражать в себе идейный, социальный и общественно-политический кризис, охвативший польское государство.

Одним из самых известных творцов нового направления в польском кино становится режиссёр Кшиштоф Кесьлёвский. В прошлом документалист, ставивший целью показать реальное, а не декларируемое положение дел в Польской Народной Республике и истинные настроения рабочего класса, Кесьлёвский именно в 1976 году — в год очередных народных протестов, охвативших ПНР, — дебютирует в «большом кино» с чрезвычайно крамольным по тем временам фильмом «Шрам».

Фильм охватывает период с середины 1960-х до зимы 1970—1971 годов, во время которой по стране прокатилась волна забастовок и массовых беспорядков. По сюжету в маленький провинциальный город Олецко, что на северо-востоке Польши, по приглашению местных партийно-хозяйственных органов прибывает главный герой Стефан Беднаш. Он приезжает затем, чтобы руководить строительством гигантского химического комбината, а впоследствии и возглавить его. Однако строительство предприятия, вопреки ожиданиям местных властей и самого Беднаша, не находит должной поддержки у населения региона, казалось бы, столь нуждающегося в новых рабочих местах и в оживлении экономики.

Прежде чем приступить к анализу фильма «Шрам», необходимо отметить, что с потрясшими Польшу выступлениями зимы 1970—71 годов также связана значимая для ранней фильмографии Кесьлёвского документальная лента, снятая им в год тех выступлений: «Рабочие 1971 — Ничего о нас без нас».

В «Шраме», также посвящённом рабочему классу Польской Народной Республики, Кшиштоф Кесьлёвский, можно сказать, выворачивает наизнанку лозунг, содержащийся в названии упомянутого выше документального фильма. «Всё о нас без нас» — так по-другому могла бы быть названа кинолента «Шрам». На протяжении большей части фильма зритель видит не рабочих, но чиновников, принимающих решения, исходя из своих представлений о нуждах страны и трудящихся. Каждый такой чиновник мыслит в рамках сложившейся идеологии, определяющей узкие рамки его кругозора; власти, действуя, как им кажется, в интересах рабочего класса, во-первых, не считаются его мнением, во-вторых, не допускают пролетариат до принятия решений, прямо влияющих на его жизнь, в-третьих, глухи к его чаяниям и требованиям.

Буквально выбивая для себя новый химический комбинат (на который претендуют территории пяти других воеводств) и создавая для населения множество новых рабочих мест, местные управленческие органы, на их взгляд, полностью удовлетворяют запросы простого люда и потому не понимают и игнорируют какие-либо проявления недовольства, видя в нём лишь капризы тех, для которых и так делается очень многое. Между тем, раздражение рабочего класса, социально-политических запросов которого в упор не видит власть, будет раздуваться как мыльный пузырь, пока терпение пролетариата не лопнет в декабре 1970 года.

Зритель уже знает, к каким последствиям приведёт воздвигнутая руками номенклатуры стена непонимания между властью и рабочим классом, однако уникальность рассматриваемого здесь фильма Кеслёвского заключается в том, что он, в отличие от картин схожей тематики, показывает ситуацию не со стороны пролетариата и не с высоты птичьего полёта, но, главным образом, именно близорукими глазами польской номенклатуры, которая не может разглядеть нарастающего кризиса и абсолютно уверена в абсолютной правильности и полезности своих действий. Находясь по одну сторону стены вместе с чиновниками, зритель в данной картине, как и они, не увидит этапов развития социально-политических противоречий вплоть до того момента, пока рабочие не поднимут бунт. Однако режиссёру, используя художественные средства кинематографа, удастся уже в начале создать чувство напряжения, которое будет уверенно нарастать, пока в конце фильма бунт не разразится. Поэтому, в отличие от чиновников, для зрителя подобный исход не будет неожиданностью, станет скорее ожидаемой кульминацией (даже если предположить, что зритель не осведомлён о событиях новейшей истории Польши). И во время такой кульминации станет окончательно ясной позиция режиссёра: при всей амбициозности представителей управленческого аппарата (в этом фильме — отнюдь не отрицательных персонажей, некоторые из которых и вовсе работают денно и нощно), утеря ими чувства реальности, их ограниченность имеющимися идеологическими установками и, главное, отсутствие обратной связи, изолированность народа (в частности его активнейшей части — пролетариата) от возможности влиять на принимаемые в его отношении решения не могли не привести к таким результатам. Кшиштоф Кесьлёвский таким образом даёт свой ответ на вопрос: «как мог произойти декабрь 1970-го?». Помимо этой рефлексии в режиссёрском замысле чувствуется также и предчувствие нового кризиса, растущего из так и не решённых проблем. Ирония судьбы в том, что фильм «Шрам» вышел на экраны только в декабре 1976 года, а уже июне того же года Польшу сотрясла новая серия протестов и беспорядков.

8 из 10

От Кшиштофа Кеслевского в первом же его игровом фильме (не считая телевизионного проекта «Персонал») трудно было ожидать чего-то неполитического. Шрам — чисто политическое высказывание. По нему еще сильно заметно, что совсем недавно режиссер вышел из документалок и неигрового кино (как, кстати это видно и по «Кинолюбителю»).

Фильм о том, как порой бывает трудно жить в определенном обществе человеку со своими принципами, порой в корне отличающимися от установленных. Человеку честному, привыкшему все делать самому без каких-либо особых указаний и пожеланий сверху. Но живущему в социалистическом обществе, по сути же обществе насквозь бюрократическом и преследующим только собственные корыстные интересы.

Кеслевский нисколько не приукрашивает главного персонажа, показывая, что у него тоже полно проблем и плохих черт. Из-за работы он не может толком наладить семейную жизнь, почти не видясь с женой и имея очень натянутые отношения с дочерью. Дочь не понимает смысл жизни отца, он не понимает ее. Но не бывает же идеальных людей.

Но даже те положительные изменения, которые главный герой, в исполнении Франтишека Печки, пытается ввести на вверенном ему предприятии, моментально трактуются по другому его подчиненными. Они уже настолько вросли в эту систему, что малейшие изменения их уже пугают. Они предпочитают все делать по накатанной. Предпочитают обманывать начальство, дабы оставить все как есть.

Даже пресса, четвертая власть, показана у поляка не в совсем выгодном свете. Молодежь, пытающаяся что-то изменить, сама в итоге становится заложником той системы, в которой она живет. Перемены эти ни к чему не приводят — одного начальника заменяет другой. И все. И не факт, что будет лучше.

Очень хорошо показана оторванность власти от народа — это видно по двум сценам, когда народ собирается под окнами администрации. Один раз властью запланированный, в другой уже стихийно, чего власть конечно же никак не ожидала.

Что же касается названия, то здесь можно истолковать по двум значениям. С одной стороны — Шрам — это, тот завод, выросший на благодатной земле и ее же благополучно испортивший вместе с чаяниями народа. С другой, что представляется мне более вероятным — Шрам — это главный герой, т. к. он шрам на той гладкой, как кажется чиновникам, системе. Он отличается от них. Они в свою очередь пытаются его перевоспитать по своему, говоря, что он немного сбился с пути, но это поправимо. Но он предпочитает уйти, считая, чтобы окончательно не навредить делу, не без помощи сочувствующих и самое главное научиться по настоящему жить.

Последний кадр хорошо это показывает. Когда он учит внука ходить. Ребенок спотыкается, падает, но подбадриваемый дедом снова встает. Так и главный герой начинает идти по новому для себя пути, спотыкаясь, падая и снова вставая. И приобретая в жизни новые ценности, которые в данный момент для него намного важнее, нежели карьера. Или что-то другое.