Кровавая роза (1970)

«Первый сексуальный фильм ужасов» — по отношению к «La Rose Écorchée» звучит чересчур многообещающе. Конечно, по меркам шестидесятых годов прошлого века эротики здесь много, но она стоит далеко не на первом месте в картине Клода Мюло. Что же до «ужасов» — то для современного зрителя они и вовсе в картине отсутствуют. Да что там для современного, и в те годы снимали фильмы куда более подходящие под определение horror, нежели «Кровавая Роза». А вот слова «готическая сказка», пожалуй, дают французской ленте наиболее точную жанровую характеристику. Именно «готическая», и именно «сказка»… Ничего общего с реальностью не имеющая, трагичная по самое некуда, всем своим сюжетом, манерой повествования, архетипическими персонажами, музыкальным сопровождением, антуражем и т. д., и т. п. с первых минут дающая понять зрителю, что ничего хорошего его впереди не ждет — только печаль, боль и тлен… «В-общем, все умерли», — финал картины ясен едва ли не с титров, и остается только наблюдать, насколько красиво это произойдет, и удастся ли авторам удержать изначально заданную атмосферу на протяжении всей ленты.

На оба вопроса я, пожалуй, отвечу утвердительно. При этом собственно действие часто остается вне сферы вашего внимания, заретушированное деталями: подчеркнуто (порой гипертрофированно) театральными жестами актеров, гиперболизированно готическими интерьерами, совсем уж сказочными атрибутами (вроде двух зловещих слуг-карликов в старинном замке). Так что сама по себе история любви художника Фредерика Ланзака и красавицы Анны, потерявшей в результате несчастного случая (и коварства соперницы) лицо, обожженное огнем, остается несколько за кадром. Нет, страсти-то там горят шекспировские, и вопросами герои задаются почти гамлетовскими: «Быть или не быть». И Анна вслед за красотой тела теряет и красоту души, и Фредерик разрывается между жалостью, любовью и отвращением — но все это так, понарошку, не всерьез. Просто как элементы «красивой и страшной сказки», которая суть вещь в себе, не экстраполируемая на внешний мир. Образы героев «La Rose Écorchée» невозможно примерить на себя, им невозможно сопереживать — но на них хочется смотреть и смотреть, погружаясь в выморочную искусственную атмосферу, созданную Клодом Мюло.

Единственный, кто выпадает из мира «Кровавой Розы» — так это образ доктора Ромэ, созданный Ховардом Верноном (звездой фильмов Хесуса Франко и трэш-хоррора). Выброшенный из привычной жизни неудачным исходом операции, отстраненный от любимого дела, он хватается за любую возможность вновь вернуть себе утраченный смысл бытия. И соглашается на безумную попытку вернуть Анне красоту за счет жизни другой женщины… Но вместо обычного «безумного ученого», привычного по прочим фильмам «готического ужаса», Вернон играет рефлексирующего, отчаявшегося интеллигента, лишнего человека, запутавшегося в тенетах жизни. Он словно занесен в этот фильм из рассказов Чехова, но никак не Эдгара По… А уж придает ли он рассказываемой истории жизни или, наоборот, разрушает ее искусственную красивость — дело вкуса. В конце концов, фильм все равно остается очень красивым, музыка замечательной, мизансцены театральными, а общее впечатление можно выразить двумя словами: Хочу еще!.