Фата-моргана (1970)

«За одно путешествие вы узнаете больше, чем за пять лет в киношколе». (с)

Второй большой документально-эксеприментальный проект гуру немецкого кинематографа Вернера Герцога. Многими данная картина оставляется совершенно без внимания, между тем, она является одним из краеугольных камней в фильмографии режиссера сразу по нескольким причинам, каждую из которых мы и должны будем рассмотреть.

Итак, начать стоит с идеологической составляющей. «Фата Моргану» можно назвать второй частью в своеобразной трилогии отчуждения, в которой Герцог настойчиво продолжает исследовать темы, вытесненные куда-то на задворки социального бессознательного европейской цивилизации. Грубо говоря, режиссер еще глубже погружается в субстанцию некоей отчужденной по тем или иным причинам субъективности. В прошлой картине «И карлики начинают с малого» в метафорической форме и ключе гиперсюрреализма, равного которому, пожалуй, сложно найти и сегодня, репрезентировался макрокосмос маленьких людей, существующих где-то на задворках общества по своим собственным законам и понятиям. В «Фата Моргана» фокус режиссера переключается на другую группу исключенных — а именно, народностей, живущих на задворках не просто социума, но цивилизации в целом. (Интересно отметить, что следующий фильм режиссера логически разовьет и закончит эту экзистенциальную линию на людях, существующих в самом сердце нашего социума, но при этом настолько одиноких, что кажется, пребывающих на другой планете, т. е. инвалидах). Чтобы понимать насколько тот «другой» мир оторван от нашего высоко-культурного общества потребления следует принять во внимание хотя бы один простой факт — ежегодно от обезвоживания в пустынях Африке гибнут не менее ста восьмидесяти тысяч детей, то есть, фактически, пока вы дочитаете до конца данный текст где-то на соседнем полушарии мучительно погибнут два ни в чем не повинных ребенка.

Проблема жителей третьего мира и ответственность, которую несет за это все цивилизованное и пресыщенное человечество — тема, которую упорно пытались пробивать такие отважные бойцы кинематографа как Пазолини, Феррери или Герцог задолго до того как это стало мейнстримом. Фактически, в то время вывести одну съемочную аппаратуру и съемочную бригаду куда-то в тропический климат являлось поступком в высшей степени героическим. Но еще куда более сложной вещью являлось донести фильм до зрителя и каким-то образом попасть в кинотеатры.

Тут стоит обратить внимание на второй сверхзначимый аспект картины, впоследствии сформировавший режиссера как творческую личность и принесший ему всемирные лавры. Дело в том, что именно на съемках «Фата Моргана» Герцог впервые столкнулся с по-настоящему серьезными трудностями и научился их преодолевать. Как уже отмечалось — выехать в самое нутро дикой природы нашего земного шара оказалось, пожалуй, самой простой задачей. Съемки велись под изнуряющим солнцем с крыши фургона. Для плавности съемочная команда самостоятельно выровняла дорогу, а за руль сел сам режиссер. Как назло компанию преследовали песчаные бури, поэтому съемки постоянно переносились и в итоге затянулись более чем на год. Но в этот раз не только природа мешала Герцогу заниматься любимым делом. Власти Камеруна, на слишком благосклонные к образованным европейцам сочли главного оператора Йорга Шмидта-Рейтвайна (который до конца жизни сохранит с режиссером партнерские и дружеские отношения) немецким наемником и посадили его и самого Вернера Герцога в местную тюрьму, где режиссера сначала жестоко избили, после чего, отбывая срок в камере, наводненной крысами, в крови у Герцога завелись паразиты.

Однако, все эти трудности не только не сломали режиссера, но закалили его для будущих испытаний и показали что же такое делать настоящее искусство. Как выяснилось, именно всевозможные трудности, лишения и борьба во всех ее проявлениях, по выражению режиссера «привносят в фильм животворящий дух, придают ему мощи». Действительно, это линия сопротивления в любых аспектах позднее эволюционирует в творчестве режиссера и станет генеральной, достигнув апогея в иконическом и гиперреальном по трудности съемочного процесса «Фицкаральдо» во многом связанного с «Фата моргана». Отныне для режиссера сопротивление чему-то станет аксиомой — будь то сложности натурных съемок, легендарная работа с бешеным Клаусом Кински, прорыв сквозь напластования цензуры и отторжения различных неудобных тем со стороны зрителей, отсутствие финансирования — все это было лишь питательной почвой для Герцога, который искал в этой борьбе с судьбой свет молнии настоящей, полноценной, сложной, но все же бесконечно разнообразной и прекрасной жизни.

Стоит также остановиться на анализе формы фильма. Своеобразная трехчастная структура повествования не должна обманывать зрителя своей логической обоснованностью. По факту, на момент окончания съемок у Герцога на руках была куча отснятого материала, включая прекрасные пейзажи и аутентичный быт при полном отсутствии хоть какой-то истории и сюжета. Поэтому выход из положения был найден только при монтаже. Герцог решил попытаться оправдать название картины и снова сделал ставку на чистейший сюрреализм и воссоздание необходимой атмосферы тотального погружения в иную реальность. Однако номинально дискурс картины в сжатом виде воспроизводит становление любого общества или народности. Первая часть повествует о мифическом зарождении мира и небес, житии Великих Богов и их чудесных делах, в результате которых и произошел человеческий род и все живое. Вторая часть уже в документом стиле демонстрирует реальность текущего положения дел — житие и быт местного населения. Наконец, третья часть вводит в этот мир чужаков со своей культурой. Этими пришельцами, конечно, являемся мы сами и сопутствующая нашему миру глобальная универсализация и стандартизация всего и вся.

Собственно, что же может объединить столь чужые и оторванные друг от друга вселенные как европейская и Африканская. Ответ Герцога символически «прозвучал» уже в «Фата моргана», хотя во всю мощь разовьется только в Фискаральдо — а именно «культура». Для немецкого режиссера выразителем и репрезентатором нашей высшей сущности, того веющего мирового духа, объединяющего все человечество является творчество в самом широком смысле. В данном фильме это выражается саундтреком, объединяющем в себе стили и поколения — от Франсуа Куперена до современных (на тот момент) групп с говорящими названиями Blind Faith (слепая вера), Third Ear Band (группа третьего уха), а также знаменитого музыкального и общественного деятеля Леонарда Коэна. Фактически само их присутствие в фильме уже крайне символично.

Формально же фильм представляет из себя практически во многом абстрактный набор различных планов, вводящих в медитативный ступор. Поэтому после выхода картины только одна категория зрителей приняла его с восторгом, а именно — наркоманы, видящие в картине идеальную основу для сумасшедшего трипа. Однако фильм, конечно, преследует цели прямо противоположные — для Герцога важно нащупать нерв на стыке цивилизаций и культур, который позволил бы взглянуть на них с точки зрения равноценности и глобального равноправия. Но вот существует ли эта точка зрения или она просто мираж, очередная фата моргана в нашей бесконечной пустыне реального?