Бег в безумии, умирая в любви (1969)

Они любили друг друга, но правила человеческого общежития мешали им быть вместе, им мешал быть вместе — представитель закона, муж, старший брат. В пылу очередной семейной ссоры, в бесчисленном множестве которых власть имущий не гнушался давать волю рукам, раздался выстрел, пролилась кровь. И они бежали.

Они бежали из тесных комнат, из душных городов, где брат встает на брата и на жестокость государственного произвола отвечают жестокостью анархического бунта, где неустанно насилуют живую плоть, унижая человеческое в человеке. В безумии — от безумных. На холодные пустынные пляжи — к вечному морю, его метущимся, как собственные души, волнам. В поля, укрытые толстыми снегами, — охладить сжигающую изнутри лаву сознания. В снятых по пути отелях, найденных стогах сена они пытались строить свою империю страсти, падая в нее как в бездну, отдавая себя без остатка адскому пламени раскаленных тел друг друга. Но куда бы они ни шли, от чего бы они ни бежали, в городах и весях окружали их стены испокон установившихся порядков и общественной морали, а вдали от поселений разверзалась пропасть собственных сомнений и чувств — страха, вины, беспутья. И кто-то грозный неумолимо выносил приговор: «Грешны, грешны, грешны!»

Чтобы сбежать, нужно вернуться, чтобы избавиться и обрести, необходимо искупить. Их грех, их любовь, их обманчивую свободу. Невозможно найти истинную свободу тому, кто по натуре своей невольник. Кто взращен в строгой парадигме государственных законов, социальных предрассудков, нравственных табу. Чья спина согнута, а душа отравлена, искалечена, поломана привычкою раба, годами всетерпения. Можно пытаться себя обмануть, сбежать из клетки, скакать по веткам, но когда кто-то сильный ударом по лицу собьет наземь и скажет: «Знай свое место», каждый ли сможет встать с колен? Нужно только бросить вызов и пройти проверку.

Этот вызов и бросает своим героям Кодзи Вакамацу, один из тех, оттуда, из 60-х, «безумных японцев», выбравший кино оружием бунта, рупором протеста, сделавший секс и насилие обязательным атрибутом своих часто манифестационных, политических и социальных, но оттого не теряющих своей художественности, киновысказываний. И «Бег в безумии» — возможно, одна из самых художественных в богатой фильмографии режиссера картин.

Да, события фильма происходят на фоне столкновений бунтовщиков-троцкистов с полицией, и столкновения эти пронизывают всю систему общественных отношений — от массовых стачек, показанных в фильме в духе документальной хроники, до внутрисемейных споров. И здесь симпатии режиссера очевидны. Да, сквозной линией проходит через фильм идея о разрушительном действии любых, от совета жителей деревни до внутренней службы безопасности, организаций на личность, унижении ими человеческого достоинства. Да, режиссер, оттачивавший свое мастерство на фильмах жанра «пинку эйга», известных обилием в них насилия и эротики, и здесь неоправданно долго растягивает сексуальные сцены, тормозя развитие и без того не богатого на события сюжета. Но в то же время регулярные вставки в сюжет фильма «кошмарных» видений, порожденных воспаленным сознанием героев, часто вступающие в противоречие с непосредственными событиями, и рефреном звучащие в кадре навязчивые мысли беглецов, не всегда ими высказываемые, а доносящиеся порой как будто извне, раздваивают мир фильма на реальный и ирреальный и позволяют Вакамацу показать зрителю ту, тайную, внутреннюю жизнь героев, движение их души. И главный вопрос режиссера обращен все-таки не к политике, обществу, государству, а туда, к истинной природе современных режиссеру цивилизованных животных. Раб, ломающий свои оковы, — будущее или только утопия?