Великое молчание (1968)

При явных провалах режиссуры, провисах в действии, операторской работе и прочих составляющих фильма, включая откровенно беспомощного в представленных декорациях Трентиньяна, данный вестерн недаром входит во все мыслимые топы жанра и всего кинематографа в целом. И даже упоминается самим Тарантино в списке самых значимых произведений кинематографа, от которых ведут отсчёт все чтивы и псы, джанго и восьмёрки.

Странным образом Великое безмолвие по арифметическому закону умножения, через отрицание отрицания вновь вернулся к настоящему вестерну и великому кинематографу. Отвергая едва обретённые заслуги собрата по перу и тёзки Серджио Леоне, отметая ко всем чертям едва наметившиеся каноны классического спагетти-вестерна, Корбуччи ставит всё вверх тормашками, полностью смешав в колоде шестёрок и тузов, героев и негодяев, вестерн и антивестерн.

В Великом безмолвии Корбуччи, как и в реальной, не киношной жизни, не быть торжеству справедливости и воздаянию по заслугам, ибо это противоречит самому смыслу бытия. Ведь настоящие герои не прикуривают в финальных кадрах свою извечную клиниствудскую сигару, а совершенно не по-киношному, и отнюдь не героически подыхают, корчась от боли, как герой Миронова в «Лапшине». И также не по-киношному навсегда пропадают в безымянных могилах, охраняя чужое золото (как в финале «Хороший, плохой, злой»).

А на смену им приходят настоящие, не киношные «герои жизни», которым ничего не стоит выстрелить в спину, напасть бандой и избить дубинками безоружного, изнасиловать жену на глазах мужа и детей, подбросить наркотики неугодному журналисту, проголосовать за очередной бандитский закон. (И таки докурить ту самую злополучную сигару). И именно поэтому такие «настоящие герои» и берут весь банк. Бинго!

Baddy Riggo, 02.09.2019

«Великое молчание» — один из вереницы спагетти-вестернов, снятых великим постановщиком Серджио Корбуччи, одним из самых выдающихся режиссеров в своем жанре. Самый яркий, запоминающийся, визуально красивый и реалистичный спагетти-вестерн среди всех своих собратьев.

Можно долго иронизировать над тем, что главный герой фильма, загадочный незнакомец в шляпе, которого все персонажи фильма зовут Молчуном, немой, но перейдем сразу к сути, ведь этот самый далекий от классического стиля Корбуччи фильм. Да, это все еще спагетти-вестерн, с множеством элементов, присущих только этому жанру, но в фильме заложено куда более реалистичное повествование, нежели, например, в «Джанго» того же Корбуччи. В «Великом молчании» никто в одиночку не убивает десятки или даже сотни человек, расстреливая их из несуществующего в реальной жизни пулемета, спрятавшись за стволом дерева. Касательно смертей все сделано очень даже правдоподобно. Люди умирают от одного точного выстрела. Причем это касается не только второстепенных и эпизодических персонажей, обычно гибнущих пачками, а также основных действующих лиц, в отличии все от того же «Джанго». Сюжет фильма типичен для спагетти-вестерна тех. Жанр только зарождался, в ход шли самые простые истории, а более оригинальные идеи были реализованы чуть позже. Сюжет фильма представляет из себя все того же «Телохранителя» Акиры Куросавы, перенесенного в сеттинг «Дикого Запада». Некий безликий стражник прибывает в город, захваченный бандами, терроризирующими городок, и начинает борьбу с этими самыми бандами. Еще один обязательный пункт: личность стражника обязательно должна быть засекречена, а его мотивы не раскрыты, чтобы придать фильму некий элемент таинственности. Главные герои «Великого молчания», как и главные герои других спагетти-вестернов, остры на глаз и стреляют без промаха. В чем же тогда отличие данного фильма от остальных фильмов Корбуччи, спросите вы? Этот фильм не играет на контрасте суровости и легкомыслия, а просто рассказывает увлекательнейшую историю о противостоянии добра и зла, в лице двух охотников за головами.

Это первый фильм Серджио Корбуччи, одной из главных особенной которого является визуальная красота. Потрясающие зимние пейзажи скалистых гор, провинциальных деревенек и городков, покрытых снегом, лесов, через которые кони, утопая в снегу, волокут на себе одиноких путников. Операторская работа действительно впечатляет, особенно если взглянуть на бюджет фильма, который у всех вестернов тех времен был невелик. За музыкальное сопровождение фильма отвечал великий композитор Эннио Морриконе, который собаку съел на саундтреке для вестернов. Он писал для Леоне и его «Долларовой трилогии», писал для Корбуччи, а в настоящее время пишет для Тарантино, продолжившего традиции своих кумиров. Часть сцен из этого фильма явно вдохновляли Тарантино и Иньяритту на создание своих нынешних вестернов. При просмотре «Омерзительной восьмерки» и «Выжившего» непроизвольно ловишь себя на этой мысли.

Итог: «Великое молчание» — настоящая классика жанра спагетти-вестерн. Фильм, который ушел от стандартных канонов, привнеся в жанр свежести больше всех других вместе взятых фильмов. Шедевр, который вдохновлял и продолжает вдохновлять многих режиссеров на создание уже новых шедевров кинематографа.

«Великое молчание» Серджио Корбуччи при всей своей кажущейся простоте кинематографического изложения и жанровой принадлежности к типическим спагетти-вестернам таковым по сути своей является лишь отчасти, если не сугубо косвенно. Форма — Корбуччи соблюдена. Мексиканские дуэли, пыльные салуны, брутальные охотники за головами, роковые девицы из борделей — весь этот привычный жанровый антураж в картине Корбуччи наличествует, однако без избыточности, без упоения кровопускательным насилием и эксплуатационной жестокостью. Все в меру и практически низведено до состояния аскезы, тривиального минимума, просто чтобы фильм втиснуть в рамки дикозападной мифологии. Линейность сюжетного повествования искусно заменена Корбуччи множественными зигзагами метафор и изобретательной символической вязью, которая, впрочем, в картине дешифруется далеко не сразу, только к финалу позволяя подступиться к Истине. Ровная режиссура почти не прерывается контрастными сценами насилия; фильм будто застыл на границе жизни и смерти. Содержание победило форму.

В «Великом молчании» грубая нить семантики творений Серджио Леоне искусно переплетается с новаторской синематикой как итальянского неореализма Висконти и Де Сики, так и французской новой волны Годара и Трюффо. Общность эта, впрочем, выражается не только на уровне кинематографического языка, в открытую полемизирующего с серджиолеоневскими спагетти быстрого приготовления, поданными под кровавым соусом, но и на уровне подспудных подтекстов и тем, которые Корбуччи затрагивает в своем фильме. Не «Чем жить?», а «Как жить». вот что в первую очередь волновало и итальянских неореалистов, и представителей новой волны, и этот же вопрос, близкий к риторическому, подхватил Корбуччи в своем «Великом молчании», сменив, впрочем, моральные акценты не в сторону витализма, пронзительного осознания жизни и ее ценности, а в сторону удушающего танатоморфоза, всепожирающей Смерти, подернув ее зыбкой дымкой тотальной меланхолии, истинной грусти и всеохватывающего сплина, экзистенциального горячечного бреда.

Безымянным главным героям, но при этом не обезличенным, лишенным черт шаблонности и шелухи субъективности, была дана лицензия на убийство, право на смерть без сожаления и покаяния, и они бесспорно прекрасны в своем искусстве кровожадных смертоубийств, однако философия жизни и смерти у каждого совсем не одинакова. Инь и Янь, Свет и Тьма — это и есть Молчун и Локо. Локо — пример героя, подвергнувшемуся процессу тотального обесчеловечивания, омертвения души. В противоположность ему Молчун, для которого смертный приговор есть лишь высшим актом справедливости, расплаты за деяния, за которые и он готов каяться в дальнейшем. Они словно Ангелы Смерти вершат свой бесчеловечный суд как над праведниками, так и над всеми неправедными, преступившими и законы человеческого существования, и божьего бытия. Однако, являясь слугами Смерти, лишь в финале, в этой метафорической мексиканской дуэли, они начинают задумываться о собственной жизни. Но не поздно ли?

Снег ничего не стоит, как ничего не стоит человеческая жизнь в белом морозном аду Серджо Корбуччи. Снег ничего не стоит, но имеет так много общего с деньгами. Они не терпят слабых, окутывая их ничтожные надежды ложной пеленой спокойствия, сиюминутным теплом, а после — забирая жизнь. Они легко утекают меж пальцев людей с горячими сердцами и светлыми мыслями. Только кровь очередной жертвы на белой простыне природы выглядит якобы поэтично, а на деньгах — мерзким клеймом. Но велика ли разница, когда при свете молний все становится по-бутусовски ясным? За двумя убийцами — Молчуном и Локо не остается ничего, кроме багрового снега и тишины. Тишины мертвой. Уродливого совершенства, разрывающего барабанные перепонки фасцинирующим воем банши. Вечной дряни, видевшей уже всё и злорадно скалящей зубы в своей последней судороге, в уроборосовском цикле умирания и вокрешения при каждом обрывающем жизнь выстреле. И после финальной встречи двух убийц… Она опять встанет во весь рост, тисками сжимая головы выживших и раскалывая их, как перезревшие арбузы. Вечность случается.

Брошенный жанру вызов слишком откровенен, чтобы просто его игнорировать или пытаться сравнивать молчаливое творение Корбуччи с чем-то еще. Умение прятать карты в рукава задвинуто на дальний план, бесстрашные и безупречные ковбои замерзают во льдах, а зрителя хлещут заиндевевшей походной перчаткой по лицу. Без жалости, без устали, без оглядки на нормы и традиции производства вестернов. Главные герои по-звериному бездушны, и касается это не только злодея Локо, но и Молчуна, которого тоже не назовешь Иовом, искупающим чужие грехи, как бы старательно к этому не вели. Психопат с лицом ангела, Клаус Кински смотрит в глаза молчаливому Жану-Луи Трентиньяну, и приходит осознание, что эти двое и есть война, ад и смерть. Триединство хаоса. Конфуций? Месть? Копать сразу две могилы? К дьяволу, когда натруженными руками продажных женщин можно вырыть одну — своему врагу.

Когда химии между героями больше, чем было между головой Менделеева и его подушкой, то деструкционная сила режиссерской задумки вступает в диссонанс со здравым смыслом. Голубые бездонные глаза эталонного подлеца. Перерезанное в детстве горло Молчуна. Снег. Чувственный секс с отчаявшейся красавицей-вдовой, достойный кисти художника. Меховые шубы. Смерть. Отстреленные большие пальцы. Смерть. Голодная толпа. Ты дьявол, Локо! Отчужденность и вырождение. Музыка Морриконе. Озверевшие герильерос. Цивилизация? Пшик. Смерть. А снег… Он по-прежнему ничего не стоит, а лишь печально заметает следы бойни, созидая безмолвные могильные курганы.

«Великое молчание» Серджио Корбуччи при всей своей кажущейся простоте кинематографического изложения и жанровой принадлежности к типическим спагетти-вестернам таковым по сути своей является лишь отчасти, если не сугубо косвенно. Форма — Корбуччи соблюдена. Мексиканские дуэли, пыльные салуны, брутальные охотники за головами, роковые девицы из борделей — весь этот привычный жанровый антураж в картине Корбуччи наличествует, однако без избыточности, без упоения кровопускательным насилием и эксплуатационной жестокостью. Все в меру и практически низведено до состояния аскезы, тривиального минимума, просто чтобы фильм втиснуть в рамки дикозападной мифологии. Линейность сюжетного повествования искусно заменена Корбуччи множественными зигзагами метафор и изобретательной символической вязью, которая, впрочем, в картине дешифруется далеко не сразу, только к финалу позволяя подступиться к Истине. Ровная режиссура почти не прерывается контрастными сценами насилия; фильм будто застыл на границе жизни и смерти. Содержание победило форму.

В «Великом молчании» грубая нить семантики творений Серджио Леоне искусно переплетается с новаторской синематикой как итальянского неореализма Висконти и Де Сики, так и французской новой волны Годара и Трюффо. Общность эта, впрочем, выражается не только на уровне кинематографического языка, в открытую полемизирующего с серджиолеоневскими спагетти быстрого приготовления, поданными под кровавым соусом, но и на уровне подспудных подтекстов и тем, которые Корбуччи затрагивает в своем фильме. Не «Чем жить?», а «Как жить». вот что в первую очередь волновало и итальянских неореалистов, и представителей новой волны, и этот же вопрос, близкий к риторическому, подхватил Корбуччи в своем «Великом молчании», сменив, впрочем, моральные акценты не в сторону витализма, пронзительного осознания жизни и ее ценности, а в сторону удушающего танатоморфоза, всепожирающей Смерти, подернув ее зыбкой дымкой тотальной меланхолии, истинной грусти и всеохватывающего сплина, экзистенциального горячечного бреда.

Безымянным главным героям, но при этом не обезличенным, лишенным черт шаблонности и шелухи субъективности, была дана лицензия на убийство, право на смерть без сожаления и покаяния, и они бесспорно прекрасны в своем искусстве кровожадных смертоубийств, однако философия жизни и смерти у каждого совсем не одинакова. Инь и Янь, Свет и Тьма — это и есть Молчун и Локо. Локо — пример героя, подвергнувшемуся процессу тотального обесчеловечивания, омертвения души. В противоположность ему Молчун, для которого смертный приговор есть лишь высшим актом справедливости, расплаты за деяния, за которые и он готов каяться в дальнейшем. Они словно Ангелы Смерти вершат свой бесчеловечный суд как над праведниками, так и над всеми неправедными, преступившими и законы человеческого существования, и божьего бытия. Однако, являясь слугами Смерти, лишь в финале, в этой метафорической мексиканской дуэли, они начинают задумываться о собственной жизни. Но не поздно ли?

10 из 10

Фильм Серджио Корбуччи повествует нам о нелёгкой судьбе одинокого охотника за головами, имя которого «молчание» (за весь фильм он не произносит ни слова, потому что Трентиньян согласился только на это). Он прибывает в заснеженный город Сноу Хилл, место жизни многих бандитов и жестоких охотников за головами. Одного из них, персонажа Клауса Кински Молчанию и поручено убить. Имя злодея Локо, и он готов на всё ради денег, ему не знакомо сострадание. Девушка, нанявшая героя Жана Луи Трентиньяна вскоре влюбляется в молчаливого стрелка и защитника справедливости (эту роль бесподобно исполнила Вонетта МакГи). Весь далнейший хронометраж будет отдан напряжённой битве добра и зла, битве Локо и Молчания. Главный плюс фильма это пейзажи. Все недостатки фильма скрываются ими. Потрясающие горы, на много миль засыпанные снегами просто притягивают к экрану. Музыка Морриконе тоже очень задела за душу. Актёров можно выделить очень много, Фрэнк Вулф в роли шерифа, Клаус Кински в роли Локо, Луиджи Пистилли в роли местного мэра, и даже Трентиньян сыграл хорошо, хотя у него и слов-то не было (играл глазами и лицом). В фильме много пронзительной драмы, эффектных перестрелок, интересных находок режиссёра и всяческих мелочей, дополняющих фильм. Эта история основана на реальных событиях и это вдвойне подчёркивает то, что у Корбуччи есть необычный талант, который он отлично реализовал в своих ранних картинах, когда как в поздних фильмах руководствовался идеям простого и лёгкого развлекательного кино.

10 из 10

На редкость мрачный и депрессивный для коммерческого боевика фильм с полным поражением всех условно хороших, ну и торжеством злодеев. Объективно главным достоинством фильма является использование лесных зимних пейзажей, на момент съемок в вестернах обычно не эксплуатировавшихся. Представляю, как это смотрелось на большом экране, да под музыку неизбежного Морриконе.

При однозначной некоторой стилевой вторичности по отношению к тезке режиссера Леоне, все же Корбуччи не впал уж совсем в подражательство, поставил ряд запоминающихся сцен. Хорош не часто встречаемый кроме как у Херцога Клаус Кински, а вот Трентиньян не перестарался.

При всей серьезности и убедительности авторского посыла о невозможности удержать под контролем насилия и тщетности мифов о «законе» и «благородстве» при становлении Запада, отдельные трэшевые приемы, упрощенность мотиваций, обилие неудачной краски, призванной иллюстрировать потоки крови все же несколько снижают достоинства картины. Сцены перестрелок не являлись на момент выхода фильма соответствующими лучшим техническим стандартам.

При всей условности использованных приемов и клише с немым, местью и проч. размеренный темп фильма, его внутренняя напряженность производят впечатление отличное от того, что испытал, наблюдая за суетливостью и кривлянием в последнем фильме поклонника Корбуччи, получившего Оскар за лучший сценарий.

7 из 10

В 1968 году Серджио Корбуччи снял наверное свой самый значительный фильм, и один из самых заметных итальянских вестернов. Очевидно, что режиссер заочно соревновался с автором спагетти-вестернов — Серджио Леоне. В равной степени допустимо и предположить, что соревнование было и с самим собой — режиссер сделал все совсем по другому, нежели, в своем хите двухлетней давности — «Джанго».

Прежде всего, режиссер поразил выбором натуры. Вместо испанских пейзажей, которые выдавались за Эль Пасо, нам было предложено «Белое безмолвие». Городок Сноу-Хилл — находится где-то на Севере США и окружен лесами и горами.

Нужно сказать, что пейзажи меня завораживали — сам по себе вид всадников на фоне Севера, производил весьма солидный эффект. Что-то подобное мне встретилось несколько позднее, в «Иеремии Джонсоне» — там тоже, весьма точно была передана связь Человека и Природы.

В главной роли мы не увидели ожидаемых Франко Неро, Томаса Миллиана или Ли ван Клифа. Исполнитель главной роли — Жан-Луи Тринтинян, на певый взгляд, совсем не подходит на главную роль. Известный интеллектуальный актер, который не отличался особой брутальностью, оказался очень кстати в предложенной им Корбуччи роли. Он не играл уверенного в себе ганфайтера. Предложенный им характер — это душевно раненный человек.

Ну а, исполнитель роли Локо — Клаус Кински, в данном фильме получил возможность в полной мере продемонстрировать свою инфернальность. Актер прекрасно передал образ опасного человека, который вроде бы и стремится решать вопросы на дуэлях, но при этом не брезгует стрелять в женщин или отказываться от поединков, в которых он может проиграть.

Это очень реалистично. Не менее реалистично и описание охотников за головами, предложенное Серджио Корбуччи. Это вовсе не герои, а трусливые убийцы, которые мало отличаются от обычных преступников. Те, кого так романтизировал в своих фильмах Леоне, оказались объектом осуждения у Корбуччи.

Важно отметить и то, что Леоне не вводил в сюжетные линии своих вестернов женщин. Исключение составляет «Однажды на Диком Западе». Корбуччи очень сильно усилил фильм не просто выделив значительную роль женщине, но и пригласив мало известную на тот период Вонетту МакГи (она потом блеснет в «Блакуле»). Вонетта оказалась очень кстати. Фактура, актерская игра, природная красота — все было в ее пользу. Кстати, в фильме есть очень корректная и красиво снятая любовная сцена, что совсем не свойственно для спагетти-вестернов.

Неправильно конечно рассказывать читателям рецензии о концовке фильма, но и не сказать о ней было бы неправильно. Концовка будет очень похожа на «Джанго», только вот Корбуччи очень удивит зрителя. Все будет настолько сильно, что картину вполне можно ставить наравне с «долларовой» трилогией Леоне.

Ну и еще нельзя не добавить, что «Великое молчание» стало одним из базовых фильмов, для вдохновения Квентину Тарантино при создании «Освобожденного Джанго». Цитат и отсылок предостаточно.

По устоявшейся традиции — картина один из лучших фильмов 68 года, а в число номинаций за лучшие второстепенные роли по моей версии должны оказаться Вонетта МакГи и Клаус Кински. Ну и номинация за лучшую режиссуру — Корбуччи.

В итоге: шедевр, или что-то близкое к нему.

10 из 10

Некоторые знатоки кинематографа утверждают, что фильмы Серджио Леоне о Диком Западе следует считать не вестернами, а своего рода «антивестернами». Не знаю, не знаю. По сравнению с фильмом Корбуччи творения Леоне — самые что ни на есть «старые, добрые фильмы о благородных ковбоях» ничем не противоречащие основным канонам этого почтенного жанра. А вот «Великое молчание» (в режиссёрской версии) — это и есть самый настоящий «антивестерн». Суровый и жестокий фильм о том каким на самом деле был Дикий Запад, и о тех, кто в реальности выживал в нём. Ну и какие методы при этом использовал.

А с точки зрения искусства противостояние героев Клауса Кински и Жана Луи Трентеньяна — это поединок реализма с идеализмом и романтизмом. Последний благородный герой против жизненного мерзавца не останавливающегося ни перед чем, чтобы скопить деньжат на безбедную старость. Никаких иллюзий, никакой высшей справедливости, никакой морали и кодекса чести. Там где ставка жизнь — дозволено всё. Потому что это — жизнь.

9 из 10

«Великое молчание» — кино после которого хочется признать человеческий язык неконвенциональным и лучшей рецензией на этот фильм мог бы стать чистый белый лист бумаги. Но Серджио Корбуччи выводит тушью на нем героев, пунктиром брызг проводит им маршруты, заставляет двигаться, стрелять, говорить, заливаться алой краской крови. И все для того, чтобы по точкам приведя в одну, заставить забиться в агонии на морозном воздухе.

Уверенной рукой каллиграфа, он сменяет обычные для вестернов локации теплых, песочных цветов, на мерзлую, покрытую снегом пустыню. Таким образом, сразу давая понять, что если примерно в это же время, другой Серджио [Леоне] переосмысливал мифологию американских вестернов или фильмы Куросавы, чеканя из этого сплава героев и сюжеты новой, почти метафизической, сущности. То Корбуччи деконструирует уже сами спаггети-вестерны и в том числе кино самого Леоне, доведя «ковбойский жанр» практически до масштабов греческой трагедии. И в этом отношении здешняя мифология более чем интересна.

«Скорее ад замерзнет», как говорят о самой маловероятной из возможностей, хотя повседневная действительность вроде бы должна убеждать в обратном. Если и есть где-то ад, то это скорее всем знакомый холод равнодушия, нежели котлы со сковородками. Корбуччи в этом отношении описывает идеальную преисподнюю — безжалостный и циничный мир охотников за головами. «Взять живым или мертвым», вгрызться голодной собакой в награду, причем, как понимаете, убивать гораздо рациональней, нежели возиться с живым. Сезон открыт, каждый за себя, а кто-то против всех. Чтобы жить в этом заброшенном, самодостаточном, заселенном такими же самодостаточными и самоставленными людьми, мире нужно быть хладнокровным, быстрым, по возможности — не мертвым и никогда не просить о милосердии. Люди тут так же холодны, как земля их породившая, жизнь продается за умеренную цену и даже любовь никого не спасет в таком мире. Не спасает потому, что там нет места Богу, а обычно немногословный главный герой, предпочитающий речи выстрелы, тут вовсе — немой, и носит отдающую проблематикой фильмов Бергмана, кличку — Молчание. Его антагонист, напротив, словоохотлив, только говорит сугубо в своих интересах и часто неправду. Но, несмотря на это, и то, что его играет самый известный из «одержимых» мирового кино — Клаус Кински, из-за отсутствия на бывших индейских территориях фигуры христианского Бога, не видится в этом герое «отец-лжи» и местного Люцифера. Имя, намекающее на известного трикстера из языческого скандинавского пантеона, позволяет предположить в нем скорее часть какой-то более древней, витальной силы правящей в этих краях.

Подкидывайте жизнь как монету. Аверс и реверс — миром правит случай, но в итоге исход один. «Все согласно закону». За границами этого мира либо игрок с колодой крапленых карт, либо тот, кто вечно молчит. Все герои обведены по страницам сценария, круговорот снежинок покроет следы и невинных, и виноватых. Побеждают падальщики. Ставки сделаны — ставок больше нет. И только молчание, как ответ на какой-то не вербализируемый вопрос.

«Зимний» спагетти-вестерн Серджио Корбуччи «Великое безмолвие» словно сошел со страниц «аляскинских» рассказов Джека Лондона. Заснеженные холмы, погруженные в спячку деревья, пронизывающий до самых костей ветер, мягкая поступь проваливающихся в сугробы лошадиных копыт, равнодушное эхо выстрелов в горах, безысходность, присыпанная снегом тишина и смерть. Ни в одном другом вестерне смерть не была настолько красива, жестока и … естественна. Оттеняя промерзающую насквозь атмосферу фильма. Растапливаясь лишь на короткий миг вспышкой ненависти, глотком виски, отчаянием страсти, яростной перестрелкой. Кристаллизуясь алыми снежинками крови на морозном насте. Становясь символом тепла самой жизни, закапсулированной в вечности.

«Великое безмолвие» — это кинодуэль. Двух лучших наемных убийц, двух вдохновенно сыгранных персонажей, двух талантливых актеров, двух мужчин.

Жан Луи Трентиньян (Молчун) - один из трепетно любимых актеров европейского кино, впервые поразил меня мучительным нервом скрытого страдания в великолепном «Конформисте» Бертолуччи, по-французски легко очаровал в «Мужчине и женщине» Лелуша, перехватил дыхание проникновенным монологом своего персонажа в картине «Три цвета: красное» Кеслевского. В фильме Корбуччи Трентиньян осознанно шел на риск радикального актерского перевоплощения. Брутальный типаж его героя напоминает привычный интеллигентный образ актера лишь тем, как гениально он умеет молчать в кадре. Колючий взгляд, небритая щетина, надвинутая на брови шляпа, застывшая в напряженном ожидании поза, аккуратная манера выхватывать кольт и хладнокровно забирать жизни врагов — в какой-то момент просмотра картины я полностью забыла о Трентиньяне, видя в нем исключительно его безмолвный персонаж. И вдруг эпизод в заснеженной хижине выдал актера с головой: заставить своих партнерш по съемочной площадке так восхитительно излучать чувственность в кадре умеет только Жан-Луи Трентиньян. Взглядом, кончиками пальцев, бережным прикосновением к коже, аурой властно сдерживаемого мужского желания… Женское тело в его музыкальных руках превращается в изящную кремонскую скрипку мастеров дома Амати. Актер на несколько минут подарил контрастную всему фильму сцену — нежнейший сенсорный аккорд, сравниться с которым по красоте может лишь звучащая здесь же композиция великого Морриконе «Invito All Amore».

Клаус Кински (Локо) в одном из интервью признавался: «Я уничтожаю себя в каждой роли». Настолько непозволительно часто Кински эксплуатировал свой талант воплощения на экране патологического образа маниакального убийцы, что на подсознательном уровне зрительского восприятия он практически неразрывно сросся со своими персонажами. В «Великом безмолвии» актер не изменил себе — смотреть в глаза-льдинки его героя было так же жутко, как без риска для жизни заглядывать в пропасть горного каньона. Коварный, двуличный и язвительный, не только транскрипционно, но и архетипично напоминающий древнескандинавского бога обмана Локи. Смерть как забавная игра: держать на мушке чью то жизнь, сначала сделать вид, что даришь ее, а затем с циничной улыбкой отнять — от его персонажа бросало в дрожь. Очень редко можно увидеть на экране настолько «чистокровного» мерзавца без малейшей примеси обаяния, без какого бы то ни было намека на рефлексию собственных поступков. Почти мистическая роль злого гения затерянного в горах городка Сноухилл прочно закрепила за актером амплуа одного из ярчайших синема-негодяев своей эпохи.

Природа неотразимого очарования феномена под названием «вестерн» — в подкупающей элементарности и отсутствии полутонов. Все просто и очень честно: поступки красноречивее слов, дружба проверяется тестом на предательство, месть благородна, любовь взаимна и коротка, а смерть ревниво держит на чутком прицеле твою жизнь. Цивилизация с ее запутанными законами, привычным обманом чувств и лицемерными условностями презрительно вышвыривается наружу — за рамки просмотра кинокартин этой категории. «Быть или казаться?» — почти гамлетовский вопрос подлинности или фальши изнанки зрительского «я» вестерн решает огнестрельно быстро: либо ты любишь вестерны — либо нет.

Своей картиной 1968 года «Il Grande Silenzio» итальянский режиссер бросил вызов не только иконе стиля — Леоне, но и целой плеяде других мэтров, творчески трансформируя целый ряд стереотипов этого жанра. Не часто бывает, чтобы действие от противоположного, режиссерское упрямство вразрез общепринятым канонам выливалось в нечто оригинальное и самобытное, умудрившись сохранить при этом уникальную суть самого явления «вестерн». Серджио Корбуччи в этой бескомпромиссной кинематографической дуэли за зрительские сердца честно и по праву отвоевал почетное место под солнцем в платиновой коллекции вестернов с NNN-пометкой на обложке: «нетленно, незабываемо и — нестираемо с жесткого диска».

For GANT1949

Фильм — настоящий шедевр. Не только один из лучших вестернов за их сотню с лишним лет существования, но один из лучших кин вообще. Я просто не уверен, что могу передать хоть каплю крутости. В топ-10, это точно.

Начать с отличной съёмочной группы — здесь в режиссёрах Серджо Корбуччи, талантливый и бесконечно многосторонний человек. Он вполне мог бы стоять на одной ступени с Леоне, но его проекты совершенно разношёрстны. Достаточно сказать, что у этого человека в активе сам Джанго. Ну, и множество удивительных детских комедий с неразлучной парочкой Хилл-Спенсер. Удивительно, как этот режиссёр снимает полностью противоположные жанры и выходит победителем.

Актёрский ансамбль тоже не сдаёт — достаточно увидеть в титрах или на постере имя Кински, чтобы понять — смотреть надо обязательно. Этот безумный взгляд и взъерошенный вид актёра играет за него, достаточно просто появиться на экране, чтобы сложить определённый образ. Но Кински ещё и даровит, так что то, что он творит в роли, не поддаётся описанию. Ему действительно веришь. Его Локо — живой человек. Не образ, как это зачастую бывает в вестернах. Хорош так же и Вульф. Особенно если учесть, что одновременно с этим фильмом он снимался в «Бог простит — я нет». И там, и там он играл одну и ту же по сути роль. Но он в ней чертовски хорош. Чёрные сальные шуточки, уверенность в своих поступках, нелогичные для киноэкрана, но логичные для реальности действия… Вы вообще давно видели в фильмах действительно неподкупного персонажа-законника? При этом не главного героя? Который этим не кичиться, эта неподкупность вовсе не главая его черта. Не думаю, что вообще таких видели.

Жан-Луи Трентьян тоже не разочаровывает. Хоть его лишили текста и голоса, он всё равно неплохо уживается в образе и даже почти не копирует Иствуда. Впрочем, если и копирует, то режиссёр разрушает опять-таки стереотипы неожиданными эпизодами.

Собственно, в неожиданности весь цимес. Посмотрев этот фильм, вы будете ещё долго слушать волшебную музыку Морриконне и смотреть на титры. И воцарится великое Молчание. Вы никогда не предугадаете, чем закончится картина. Это невозможно. Потому что это — вразрез со всем опытом кино. По крайней мере, мне так показалось. Ну не видел я ничего подобного раньше, я безграмотен.

Фильм производит сильное впечатление и актёрами, и сюжетными поворотами. Но самый главный его калибр — это, несомненно, атмосфера. Это волшебный мир Зимы. Городок СноуХилл, его окрестности, засыпанные снегом, замерший мир… Обожаю зимние боевики. Так красиво на снеге пестрит кровь… А тут ещё и гениальный, как обычно, саундтрек Морриконе — какая там к чертям Нарния?! Вот Зимняя Сказочная страна! Мир, в котором холодно на улице, в горах, в домах, не горячит даже виски… И все герои — хладнокровны. Один из них даже прочитает монолог о холоднйо крови, это необыкновенно красиво звучит.

А один из любимейших эпизодов — это когда Локо возвращается в город. В течении минуты он пересекает снежную равнину на коне. Это так волшебно, что не хочется, чтобы оно кончалось. Здесь Корбуччи угадал на сто процентов — ведь главная фишка вестерна именно медитативность, сюрреализм. Вспомните Крота — вот оно, вот суть вестерна! Здесь знойные прерии с дрожащим воздухом заменены на искрящиеся снежные равнины. И тоже царит Великое Молчание. Медитативность… Картина полностью покоряет разум. Такое же ощущение я испытывал при просмотре Людоеда. Однако там я этого ждал — всё-таки фильм был так задуман. А здесь это было неожиданно.

И в этой волшебной сказке перед нами развёртываются страшные картины из жизни СноуХилла. Отстреленные пальцы, мать, с брызгами крови родного сына на её щеках, обожённые лицо и рука… любая смерть — кровь, это нетипично для вестерна. Обычно они не такие жестокие (я не считаю Пекинпу и Олтмана, я говорю о старой школе). Кровь, чёрт возьми, на белом снегу.

Симфония, а не фильм. Атмосфера, актёры, удивительный сюжет — как по мне, так картина просто выламывается из перечня всех фильмов. И не в последнюю очередь тем, что от неё такого просто не ждёшь.

И не надо ждать. Надо просто смотреть и слушать Великое молчание…

10 из 10