Гашиш (1968)

Жажда. Голод. Невозможность сосредоточиться, отсутствие контакта с окружающими. Ощущение невесомости и желание двигаться. Импульсивность, эмоциональность — а затем усталость. Так действует гашиш; и поведение главного героя показательно укладывается в эту симптомную последовательность. Он жаждет уехать из своей страны, что сковывает его по рукам и ногам. Он голоден до чужих разговоров и внимательно вслушивается в потоки мыслей других людей. Он не может понять смысла собственной жизни, читает монологи в пустоту и планомерно разрывает связи, собираясь в неосуществимую и оттого особенно желанную поездку… А потом встречает Её, и время замирает — в обрывках бессодержательных бесед, в совместном молчании, в пристальных взглядах и неторопливых объятиях. Это могла бы быть история любви, но фильм, скорее, об одиночестве; внутреннем и внешнем, вынужденном и необходимом, о страхе остаться одному и бесконечном одиночестве вдвоём.

«Гашиш» — вторая полнометражная лента Мишеля Суттера, одного из главных представителей швейцарской «новой волны», возникшей в конце 60-х. В период социальных преобразований, ярких красок и творческих манифестов маленький самобытный кинематограф этой страны пошёл «своим путём», создавая достаточно камерные «интровертные» картины, с характерным настроением безысходности и мотивом бессмысленности человеческого существования. Режиссёр рисует очень субъективную Швейцарию: нейтральное государство, где всё нейтрально, даже чувства. Герой читает австралийского писателя, репетирует английскую пьесу на французском языке и мечтает пересечь итальянскую границу. Швейцарская же реальность существует в определённой автономии от остального мира, о котором вспоминают разве что в подслушанных радиозаписях или пересудах о революционной ситуации. Основные события происходят в неуютных помещениях, на фоне унылых пейзажей поздней осени, при сером дневном освещении или в тоскливом полумраке. Лица стёрты, краски тусклы, эмоции скупы. Словно позабыты печали и радости, будто вся жизнь — лишь череда малоосмысленных ритуалов, которые необходимо выполнять, чтобы создать хотя бы видимость — отношений, желаний, целей. Даже когда в кадре появляются запруженная транспортом улица, кафе или вокзал, ощущение пустоты не проходит: фоновая суета только подчёркивает взаимную отчуждённость персонажей.

Марионеточная холодность актёров усугубляется коллажностью сюжета и контрастностью чёрно-белой плёнки. Это похоже одновременно и на бессвязное наркотическое видение, алогичный сон — и на грустную притчу, снятую в отчётливой абсурдистской манере. Кажется, ещё немного — и часы пробьют семнадцать швейцарских ударов, а пожарник постучит в дверь, чтобы рассказать анекдот. Подобно Владимиру и Эстрагону, врастающим в землю «в ожидании Годо», Бруно и Матьё, кажется, бесповоротно завязли в повседневном маленьком мирке. Прекрасная мечта со временем становится такой же бесцветной и обыденной, как всё вокруг. Туманная действительность засасывает подобно гашишному дыму, и уже не выбраться из трясины однообразных дней, не найти ниточку, связующую разрозненные события, фрагменты впечатлений и случайных встреч. Их окружают дома без света, деревья без листьев, люди без огня. Действия демонстративны, чувства фальшивы, и все говорят на разных языках, не находя ни понимания, ни ответа. Супруга, не сказавшая мужу ни единого доброго слова, удивлена, что он её покидает: «Разве ты был несчастлив?» Женщинам нужен секс, чтобы не остаться в одиночестве; а мужчины бросают их, потому что всё должно заканчиваться, даже если, по сути, и не начиналось. Так и Бруно, который весь фильм неосознанно ищет близости и тепла, отталкивает от себя людей, не верит ни в собственную профессию, ни в самого себя. Одному ему плохо, безразличие оскорбительно, но когда к нему проявляют участие, он бежит: боязнь обнажить душу, снять защитный панцирь оказывается сильнее потребности в искренности и человечности.

Пустота гасит краски, душит звуки, выпивает силы. Любовь проходит, дружба забывается, ожидающие остаются недвижимы. Беспросветная серость хуже тьмы, однако мир неизменен ровно настолько, насколько неизменны люди. Иногда самое полезное действие — пробить лбом каменную стену. Скорее всего, там просто другая камера, но, возможно, и свет в конце тоннеля.